Одним из вариантов привады на охотничьих зимовьях всегда была выложенная неподалёку от домика помойка. Более того, на многих известных мне базах эта помойка специально устраивалась так, чтобы мусорная куча была видна из окна или открытой двери и простреливалась с этой точки из винтовки. Более того, иногда в таких избах охотники указывали требуемое положение прицела прямо на косяке двери или оконной раме. В основном на такие привады приходили лисицы, но и медведи тоже не являлись редкостью.

На юге же Дальнего Востока лабазы используются повсеместно. Это обусловлено сомкнутым и густым лесом, в котором обычно происходит охота. Лабазы, как правило, располагаются на опушках леса, неподалёку от искусственных или естественных солонцов, и медведь чаще всего является попутной добычей при пантовке. В качестве привады в основном применяются потроха ранее добытых на солонцах животных. Естественно, срок существования такой привады очень невелик (тем более что нахлебников, желающих подкормиться пропастиной, в уссурийской тайге и без мишек достаточно). Поэтому охотник, желающий добыть медведя, высаживается на лабаз сразу же после отстрела на этом месте изюбря или пятнистого оленя. И ждёт уже «до победного».

Особенности привалы на медведя

Классическая привада на медведя обычно состоит из двух частей: приманки – мелких кусков пищи, которые медведь съедает сразу или уносит на лёжку, – и собственно привады – той, до которой ему трудно добраться и которую невозможно утащить. Иногда, если есть возможность, охотник может значительно упростить медведю задачу по обнаружению привады, сделав в большом радиусе от неё специальный запаховый след – потаск. Лучше всего в качестве потаска использовать кусок сала, опалённый предварительно на огне. Но, вообще, вариантов потаска может быть много. Помнится, один знакомый егерь просто таскал за собой на снегоходе вывезенную со скотомогильника тушу свиньи.

Но основными – важными для медведя – параметрами привады являются её размеры и запах.

Разумеется, крупный медведь в состоянии утащить на значительное расстояние приваду даже очень больших размеров: я был свидетелем, как один топтыгин отволок за триста метров тушу сохатого весом более четырёхсот килограммов. Потому лично я твёрдо уяснил две основополагающие вещи: привада для медведя обязана быть не легче ста пятидесяти – двухсот килограммов (вообще – чем больше, тем лучше) и должна быть очень хорошо закреплена.

Конечно, здесь возможно множество вариантов. Например, основная привада закладывается между многосоткилограммовыми валунами каменной россыпи: они обеспечивают устойчивость запаха, а рядом разбрасываются куски приманки. Ещё один вариант «замедленного действия» – когда в качестве привады выкладывается много бросовой рыбы, причём для её извлечения зверю необходимо проявить некоторое трудолюбие (например, вытаскивать щук из песка). Ну и сам характер привады не позволяет быстро утащить её в кусты, а возобновляемость ресурса даёт возможность поддерживать эту приваду в «дееспособном» состоянии.

Особо следует оговорить использование для привады туш других медведей, убитых в этом районе. Надо сказать, что лучше всего мишки поедают мясо своих сородичей в весеннее время, хотя медвежьи трупы и не пользуются у них такой популярностью, как битая нерпа или крупный рогатый скот. Тем не менее – если поблизости от вас другой счастливый охотник добыл медведя и бросил тушу на месте, вам стоит регулярно к ней наведываться: вполне вероятно, что к ней пожалуют другие медведи.

Бочки-«вонючки»

Существует очень широко распространённый (и, добавлю, самый простой) вариант привады в виде вырубленной железной бочки, в которую «зашиваются» куски приманки и килограммов сто – сто двадцать крупных камней. В стенках бочки прорубаются отверстия, сквозь которые источаются столь сладостные для медведя миазмы гниющего мяса. Бочка привязывается к корням дерева или камням стальным или капроновым тросом. В таком виде она становится в прямом смысле слова недвижимостью и приманивает всех трупоедов из ближайших окрестностей.

Недостатком же такой привады является то, что пищу «видит око, да зуб неймёт». Поиграв с бочкой-«вонючкой» и не добравшись до её содержимого, медведь эту бесплодную затею бросает. Поэтому по-настоящему бочка-«вонючка» эффективна лишь в сочетании с постоянной подкормкой в её окрестностях порционными кусками приманки, которые разбрасываются в течение нескольких дней, а то и недель.

Сколько ждать в засидке?

Ну… Пока на приваду не выйдет по-настоящему крупный зверь. Иногда всю ночь, от заката до рассвета, иногда – и несколько ночей подряд. Поэтому я, например, иногда практикую обустройство рядом с привадой примитивного бивака: коврик, термос, одеяло или лёгкий спальный мешок. Дело в том, что в хорошую погоду весной самое светлое время суток можно просто «переспать» неподалёку, желательно – на расстоянии прямого выстрела из винтовки от той самой привады.

Несколько правил организации привады

Выкладке привады должна сопутствовать всесторонняя разведка на местности. Необходимо убедиться в том, что здесь действительно водятся медведи искомых размеров и они регулярно проходят в непосредственной близости от места, где планируется выкладка привады.

После того как место предполагаемой привады определено, я рекомендую в течение длительного времени выкладывать прикормку, желательно ту же, из которой впоследствии будет устроена основная привада.

Когда убедитесь, что звери регулярно посещают прикормочную площадку, вам необходимо заготовить основную приваду. Она должна удовлетворять следующим требованиям: испускать запах, свойственный той прикормке, которую вы использовали ранее; быть трудноразрушаемой; её надо очень хорошо закрепить на месте, чтобы зверь, придя на неё, оставался рядом столько времени, сколько вам необходимо для выстрела.

Привада и конфликтные медведи

Долгая охотничья практика научила меня тому, что самая сложная охота та, целью которой является убить какого-то одного конкретного зверя на достаточно большой территории. Ещё в детстве я зачитывался историями про подвиги Джима Корбетта и Джона Паттерсона, которые с каким-то ювелирным мастерством ухитрялись в джунглях, изобилующих самыми разными хищниками, убивать «именно тех» «людоедов Цаво» и «чампаватских тигриц».

На моей практике поиск медведей, заподозренных в человекоубийстве, сводился к тому, что охотуправление заказывало вертолёт, охотоведы облетали район предполагаемого нахождения зверя, отстреливали первого попавшегося медведя (а иногда и двух) и показывали его главе местного поселения, утверждая, что разделались с тем самым медведем-людоедом, после чего дело закрывали.

Лично я всего один раз сидел в засаде на такого медведя – возле тела убитого им человека. Мне пришлось преодолеть довольно сильное сопротивление милиционера, который горел желанием оттранспортировать тело в морг. Я же предложил наудачу посидеть ночь в пятидесяти метрах от трупа, благо расположен он был очень хорошо (если так можно выразиться по отношению к столь печальному случаю). Убитый рабочий лежал, укрытый наломанными ветками, в русле ручья, над ним нависал козырёк обрывистого берега, на котором рос разлапистый куст кедрового стланика. Именно этот куст и навёл меня на мысль устроить здесь засаду.

Испуганный медведь – опасный медведь…

Я проявил чудеса убеждения, доказывая, что если мы пожертвуем одной ночью, то, возможно, получим шанс убить именно того медведя, который и задавил беднягу. Капитан нехотя со мной согласился, однако поставил непременное условие – что на дежурство он встанет вместе со мной. Это условие, разумеется, встретило ряд встречных – не курить, не храпеть, не разговаривать.

– Как будто бы я сам не знаю, как в засадах сидят, – хмуро сказал капитан.

Я пожал плечами. У меня создалось впечатление, что главной причиной капитанской настойчивости было скрытое подозрение, будто ночью я умыкну тело несчастного с какими-то некрофильскими целями.

Мы провели в кусте стланика довольно-таки неуютную ночь. Я постарался всячески обезопасить подход к нам со стороны тыла, забросав куст сзади сухими молодыми лиственницами, в изобилии торчавшими неподалёку, однако стопроцентной уверенности в неуязвимости наших тылов не испытывал.

Капитан вёл себя практически безупречно всю ночь: он грел мне ноги, навалившись на них мощной спиной, умеренно сопел и храпел. Всё мероприятие погубила моя собственная недотёпистость.

Когда начало светать, я обнаружил метрах в семидесяти от нас какое-то движение. Приглядевшись, я увидал средней величины медведя, практически бесшумно, словно огромная капля ртути, спускавшегося к месту временного упокоения убитого. Медленно начал наводить на него карабин – и при этом ненароком задел плечо милиционера. Капитан мгновенно проснулся и… потащил из кобуры пистолет, который, как мне казалось, брал с собой исключительно для блезира. Что-то щёлкнуло, звякнуло… и, когда я снова посмотрел в сторону трупа, медведя уже не было.

Больше его никто никогда не видел.