Принцесса поджала губы. «Тогда, скорее всего, люди, которых она заставит таскать наверх воду и дрова, свергнут ее и посадят на трон другую королеву.»

– Мы пойдем!

Принцесса открыла один глаз, проследила, как княжна Борлонская два раза вышла из воды, и оценила возможность различить их без одежды – без шансов!

– Тра-тта-та, – принцесса подумала, как бы под этот звук не уснуть и не захлебнуться.

Вдоволь накупавшись, принцесса вернулась в замок и уже почти зашла в свою комнату, когда дверь напротив приоткрылась.

– Лина, – сказала Хемнель, опираясь плечом на косяк. – Можно с тобой поговорить?

Принцесса была размякшая, приятные впечатления еще не высохли, выяснять отношения – что свои, что чужие – не хотелось совершенно.

– У меня от купания, – сказала принцесса, чувствуя себя немного фритонкой, – что-то голова разболелась. Может, завтра?

Хемнель кивнула, не поднимая полуприкрытых век. Принцесса закрыла за собой дверь.

Подводить итоги дня перед сном принцесса не стала. Казалось, что гигантский минус с вырезанной надписью «деревенщина» висит над ней, как стропильная балка. Маленькие принцессы внутри горестно вздохнули. Однако их хозяйка не любила дважды решать один и тот же вопрос. Она мысленно подпалила минус, раздула огонь, вышвырнула пригоршню оставшихся от него углей в окно и спокойно уснула.

Утро прошло в некоторой суматохе, публика собиралась на пикник – стрельба по мишеням, игра в кольца, дичь на вертеле и все прочее в таком духе. Несмотря на то, что начинался всего лишь ее четвертый день в Фореброле, принцесса уже немного утомилась увеселяться. Отдыха же от череды праздников не предвиделось. Хотят везти на пикник? Пусть везут. В коляске? Пусть в коляске.

Гости потихоньку стягивались на главный двор в последних приготовлениях к отъезду. Принцесса, которая уже влезла в коляску, сражалась с прической – Бриса так неудачно стянула волосы заколками, что лицо немного съезжало набок. В результате борьбы принцесса получила распущенные волосы и целую пригоршню заколок с эмалевыми цветами. Не ездить же с ними целый день! Принцесса оглянулась, но служанок во дворе не было, только кучера и конюхи. Принцесса решила отнести заколки в комнату сама – вряд ли это теперь повредит ее репутации. На крыльце она разминулась с Бурбосом.

– Ты Хемнель не видела? – спросил он, топорща ладонью белобрысый ершик на макушке и алея румянцем.

– Вроде бы нет, – принцесса задержалась, припоминая.

– Ладно, – сказал принц без королевства. – Если в лагерь пошла – подхватим по дороге. Все равно мимо поедем.

Принцесса дошла до комнаты, положила заколки на прикроватную тумбу и заторопилась обратно. Когда она поворачивала в центральный коридор, со стороны обходной лестницы донесся шорох. Или ей показалось? Может, Хемнель возвращается из лагеря? Если так, то можно сказать ей вредным голосом: «Поторопись, только тебя и ждут!» Принцесса подошла к лестнице и глянула вниз.

Сначала она увидела бледную босую ногу. В груди екнуло. Кто-то упал?! Губы похолодели. Чтобы поспешить вниз, балансируя на высоких ступенях, принцессе пришлось хвататься руками за стены. Постепенно выступая из-за поворота лестницы, нога перешла в лежащее вниз головой тело. Сердце стукнуло, и принцесса спешить перестала. Лежащая перед ней Хемнель была мертва. Живой человек не мог бы так заломить руки. Принцесса спустилась еще на пару ступенек, огибая тело. Светлые волосы Хемнель спутались, закрывая повернутое к стене лицо.

Это не укладывалось в голове. Буквально. Растерянность сталкивалась с испугом, в них упирался гнев, но больше всего хотелось убежать и притвориться, что принцесса ничего этого не видела. Стиснув губы, она подавила порыв, не дала себе струсить, а распрямилась и привалилась к стене.

Мысли дергались, ни одну не удавалось ухватить за хвост. Это было нелепо! Даже глупо! Умереть, разбившись на лестнице? И в то же время неудивительно – высокие, местами стертые ступени были весьма коварны. Гладкой кожаной подошве ничего не стоило соскользнуть, а ухватиться на этом спуске было не за что. Может, если бы принцесса не нашла эту лестницу, может, если бы Хемнель не пошла тогда за ней, может…

– Подожди! – сказала принцесса самой себе тихо, но твердо. – Уже никакого «если бы». На что ты смотришь?

Принцесса смотрела на гладкую кожаную подошву башмачка на согнутой ноге Хемнель, затем перевела взгляд вверх, на вторую ногу – выпрямленную и босую. Принцесса огляделась, оторвалась от стены и сделала пару шагов вниз – лестница была пуста до самой двери во двор, которая была закрыта.

Принцесса поднялась обратно, осмотрела тело, приподняла подол голубого платья, скомканного между животом и стеной. Синие глаза принцессы Хеменель были полуоткрыты – или полузакрыты? – совсем как в жизни, только уже без нее. Над ухом волосы были перемазаны чем-то темным, подбородок упирался в руку с зажатыми пальцами. Принцесса дотянулась до них, отогнула холодный указательный палец Хемнель и вытащила из ее кулачка перстень – золотой с двухцветным прямоугольным камнем. Он не был надет, она его сжимала. Она его несла. Принцесса не знала, зачем отметила это. Обычный порядок вещей смешался, было трудно понять, что сейчас важно, а что нет. Может быть, теперь уже ничего не важно.

Хуже всего то, что принцесса ничего больше не могла Хемнель сказать. Объяснить. Оправдаться. Бессилие надувалось бешенством. Принцесса все же заставила себя разомкнуть губы.

– Прости меня, – попросила она, протянула руку и закрыла синие глаза совсем.

Поднявшись по лестнице, принцесса еще разок осмотрела пол в коридоре. Второго башмачка Хемнель – что она так за него зацепилась?! – не было и тут. Нужно было что-то делать, снова начать двигаться. Принцесса, ускоряя шаг, прошла по центральному коридору и выбежала на крыльцо.

– Подождите! – крикнула она. – Вернитесь!

Все, кто был во дворе, обернулись, и уже в тишине принцесса добавила обычным голосом:

– У нас несчастье.

Разумеется, началась всеобщая суматоха. Принцесса отвела всех к обходной лестнице. Кто-то прошел вниз, кто-то опасливо заглядывал сверху. В состоянии потрясения каждый перешел на родной язык, но говорилось одно и то же:

– Синева небесная! Какой ужас! Как же так! Что же делать? – даже Катверию было понятно.

– Вайонна, позови кого-нибудь, – бормотал герцог. – Вайонна, позови кого-нибудь.

Вайонна пошла в обеденную залу позвонить в колокольчик. Бурбос, побледневший так, что пропал даже румянец, сидел на ступеньке рядом с Хемнель. Он оборачивался наверх, смотрел влажными глазами и спрашивал: «Что же это?» Близняшки утирали носы.

– Что, что! – почему-то разозлился принц Фот. – Упала она!

– Она не… – начала принцесса, но вдруг остановилась.

В голове соединились две неотчетливые мысли в одну неотчетливую, но пугающую конструкцию. Принцесса закрыла рот, губы онемели, прижатые к животу руки стали почему-то мерзнуть. Принцесса неловко посторонилась, пропуская большого человека в зеленом камзоле и коричневой рубашке. За ним следовало еще двое слуг.

– Вы ее… Ее надо… – нервно заговорил герцог. – Как там тебя?

– Биньоль, Ваша Милость, – ответил большой человек.

– Биньоль! Поднимите ее в комнату!

– Зачем в комнату? – раздраженно спросила сверху Вайонна.

– А куда же?

– На ледник!

Все замолчали. Вайонна была права. Мертвое тело надо держать на холоде. Комнаты для живых. Слуги подхватили Хемнель и, стараясь бережно, но оттого неловко, понесли ее вниз. Принцесса попятилась по коридору за угол, стараясь не начинать думать, пока не достигнет укромного места.

Оказавшись в своей комнате и заперев дверь, принцесса села на кровать, сосредоточенно составив ножки коленками вместе. Теперь можно. И что же это получается? Если принцесса права – а она несомненно права, потому что никто не ходит в одном башмачке – и Хемнель упала с лестницы не сама, значит, ее кто-то убил, так? Принцесса положила левую руку на коленку раскрытой ладонью вверх и посмотрела на двухцветный перстень. Этот кто-то, очевидно, хочет остаться неизвестным, раз никто до сих пор не сознался, так? Принцесса положила на коленку правую руку и уставилась на пустую ладонь. И если она начнет его разыскивать, а он об этом догадается, то тогда…

Принцесса сложила обе ладошки в кулачки и прижала их к груди. Губы сами собой сложились в большое «О», которое принцесса произносить не стала. Она посмотрела влево, потом вправо, перевела взгляд внутрь себя и медленно повалилась набок.

– Мне кажется, это не мое дело, – сказала принцесса, тщательно изучив резьбу на кроватном столбике.

Она закинула ноги на кровать и перевернулась на спину, все еще прижимая руки к груди.

– Я соберусь и поеду домой, – сказала принцесса, детально осмотрев всю внутреннюю поверхность балдахина.

Решено! Она не будет ни во что вмешиваться. Кто бы и что бы не имел против Хемнель – а принцесса искренне желает ему медленно утонуть в болоте! – это не ее дело. Она повернулась и улеглась на бок.

– Я еду домой! – сказала она чуть громче, пытаясь добавить в голос убежденности.

Через некоторое время принцесса обнаружила, что стоит на коленях и, оперевшись локтями на покрывало, мерно бьет головой в подушку, повторяя все ту же фразу по одному удару на слово:

– Я! Еду! Домой!

Подушка тягостно вздохнула – судя по вмятине в середине, принцесса повторила это упражнение раз восемь. Лоб гудел. Принцесса повернула голову, подогнула руки и улеглась щекой в выемку так, что над поверхностью подушки остался только один глаз. Этим единственным глазом она посмотрела в единственный же дырявый глаз лебедя на ковре. Лебедь сочувственно покивал, но слова его не убедили, как, надо было честно признать, и саму принцессу.

– И почему же? – спросил он, прищуриваясь. – Что именно мешает тебе поехать домой?

– Я никогда не узнаю, кто это сделал! – чуть слышно прошептала принцесса сплющенными губами.

– Не хитри! – протянул лебедь и укоризненно покачал пером.

– Так поступать с принцессами нехорошо, – шепнула принцесса, хлопнув глазом, отчего ресницы мазнули по наволочке.

– Не хитри! – посуровел лебедь и скрестил крылья на груди.

Принцесса не стала отвечать. Более того, проведя носом по шершавой наволочке, она перевернула голову на другую щеку. Теперь она смотрела на мир другим глазом сквозь упавшие на него волосы. Мир состоял из переплетенных тюльпанов. Тюльпаны, к счастью, ничего не говорили и вообще на принцессу не реагировали. Они просто цвели на гобелене рядом с кроватью.

Принцесса не собиралась с лебедем откровенничать, потому что причина, по которой принцесса не поедет домой, была довольно эгоистичной. Она не поговорила вчера с Хемнель и из-за этого чувствовала себя перед ней виноватой.

За чувство вины у принцессы отвечала поясница. Она непрестанно ныла, тянула, заставляла морщиться и не давала найти удобное положение. Поясница поступала так каждый раз, когда принцесса, например, врала наставнице, что не успела собрать гербарий, потому что была занята, а сама про него просто забыла. Принцесса ненавидела это ощущение и везти его домой не хотела. Нужно было оставить его здесь, а значит, нужно собраться с мыслями.

При первой же попытке стало ясно, что собираться с мыслями в позе холмика, высшей точкой которого является собственный зад принцессы, не очень удобно. Все же голова должна быть наверху, иначе к ней приливает столько крови, что мысли уже не влезают. Принцесса упала набок, а затем села, вытянув ноги.

– С чего начнем? – принцесса мысленно окинула взглядом цветник подозреваемых.

На вопрос: «мог ли такой-то столкнуть Хемнель с лестницы?», ответ был: «да», вне зависимости от того, кто имелся в виду. Принцесса вспомнила, как сама однажды завалила капрала городской стражи березовым поленом, просто потому что он до последнего не подозревал о нападении.

На вопрос: «хотел ли такой-то избавиться от Хемнель» – тоже, как ни удивительно, «да»! Во всяком случае, для каждого можно было бы придумать правдоподобную версию.

– Что мы имеем? – принцесса встала и принялась ходить по комнате, рассуждая вслух. – Часлер – за то, что отказалась изучить с ним кровать. Сестрица герцога Вайонна – чтобы освободить место в бассейне. Белобрысый Бурбос – за какие-нибудь привезенные с собой мельхийские обиды. Маиза и Альдана вместе – за то, что натуральная блондинка. Родственничек Фот – от общей нервности. Фритонское сокровище Иселла – ради забавы. Я – за «деревенщину»! Пуф!

Даже Катверия почему-то сердилась на Хемнель и тыкала ей пальцами в грудь. Принцесса остановилась. Может, с этого и начать? Это, по крайней мере, не догадки, а вполне конкретное происшествие. Тыкала ведь? Нужно просто пойти и спросить ее – почему… В дверь постучали, и служанка сообщила, что леди Вайонна нижайше просит гостей собраться в обеденной зале. Принцесса сказала, что сейчас подойдет, а сама разжала левый кулак и посмотрела на перстень Хемнель. Где же она его видела? То есть, где его теперь хранить?

Принцесса сняла с подсвечника цепочку с дешевым кулоном Часлера, пропустила ее через перстень Хемнель и застегнула на шее. Перстень она опустила под платье и нижнюю рубашку. Грудь у принцессы особой пышностью не отличалась, но она ведь и не рыцарский шлем собралась там прятать! Уж один перстень-то как-нибудь… Принцесса осмотрела себя сверху вниз, разгладила ладонями платье. Ну… Да. Как-нибудь…

В обеденной зале было невесело. Вайонна произнесла целую речь о том, какая ужасная и несчастная случайность произошла с «любезной» принцессой Хемнель, и о том, как важно, чтобы, несмотря на это, завтрашняя церемония прошла «достойно». Гости согласились с доводами. Бурбоса в зале не было, он ушел в мельхийский лагерь сообщить им о… Бедняга!

Принцесса постаралась не упустить из виду аппалийцев и после собрания проследовала за ними по коридорам. Они, очевидно, направлялись в купальню. По пути принцесса прикидывала, что получится, если Катверия и есть убийца? Даже если так – вряд ли она бросится на принцессу посреди бела дня с кинжалом, а по разговору можно будет что-нибудь понять. Посередине перехода над ручьем принцесса окликнула пару по-аппалийски:

– Леди Катверия, – они оглянулись. – Простите, могу я говорить с вами один к один?

Катверия что-то протатакала и Орджонно, улыбнувшись принцессе, пошел дальше.

– Я хочу спросить, – начала принцесса, опираясь на парапет и собирая все свои знания аппалийского в одну, увы, довольно скромную кучу. – Я случайно видела… Слушала, как вы говорили с Хемнель вчера утром.

– А! – протянула Катверия, припоминая.

Принцесса немного расслабилась. Это прозвучало так по-человечески, что показалось, будто Катверия сейчас и заговорит на каком-нибудь понятном языке. Но – нет!

– Тра-та-та… – принцесса прервала это, выставив вперед две прямые ладони.

– Пожалуйста, очень медленно! – очень медленно сказала принцесса.

Катверия кивнула.

– Она, служебный глагол прошедшего времени, неизвестный глагол, ее маленькие цветочки, впереди от, неизвестное слово, мой муж! – медленно сказала Катверия, точнее, это было то, что медленно разобрала принцесса.

Принцесса благодарно ей улыбнулась. Слова «она» и «мой муж» в одном предложении, в принципе, уже указывали на суть дела, но хотелось подробностей – при чем тут цветочки?

– Можно еще один раз? – попросила она, сложив ладони вместе.

Катверия не возражала, ей даже было приятно, что кто-то говорит с ней на ее языке. На этот раз она сопровождала каждое слово поясняющим жестом, и до принцессы наконец дошло: фразу «она распускала свои бутончики под носом моего мужа» нужно было переводить как «строила глазки»! Принцесса хотела попросить Катверию не употреблять больше идиоматических выражений, но – расколи ей черепок! – как сказать «идиоматический» по-аппалийски?

– Мне не нужна здесь любовница мужа! – объясняла Катверия, жестикулируя, и дело потихоньку налаживалось. – У него уже есть две любовницы дома, в Аппалии. Я сама их выбирала.

Принцесса предположила, что в переводе путаются какие-то детали, но общая картина была ясна. Кое-что, впрочем, ее зацепило.

– Вы не боитесь, что ваш муж вас… – подбирала слова принцесса. – Что Орджонно уйдет от вас?

– Уйдет? – удивилась Катверия. – Нет! Конечно нет!

Посмотрев на недоумевающую принцессу, Катверия сообразила, в чем путаница:

– Мой отец есть брат короля Аппалии, – сказала она, прикладывая пухлую руку к такой же груди. – Не его!

– А! – все встало на свои места. – Спасибо!

Внизу, по дороге от лагеря к малым воротам, двигалась маленькая фигурка Бурбоса. Они обе его заметили.

– Очень жалко бедную девочку, – сказала Катверия, глядя вниз между зубцами парапета.

– А откуда вы знаете, что Хемнель… – принцесса изобразила собой распускающийся бутончик. – Вы видели вашими глазами?

Катверия покачала головой, нахмурилась, пошарила взглядом по плитам перехода, приложила пальцы в перстнях к губам.

– А! – сказала она наконец. – Это мне рассказала Миосса! Нет… Альомна!

Принцесса была неприятно удивлена. Она поблагодарила Катверию и пошла в замок, размышляя на ходу. Еще раз – Катверия сердилась на Хемнель, потому что эта двойная Мальмоса что-то ей сообщила. Принцесса посмотрела на саму себя и почувствовала, как натягивается кожа на затылке. А она сама-то откуда знает про «деревенщину»? От принца Фота! А он? Хемнель могла обозвать ее, например, по-свойски обсуждая окружающих с Бурбосом. Но не с Фотом же!

Саму принцессу с детства учили, что ее мнение об окружающих людях вообще никому неинтересно. Симпатичен ей кто-то или, наоборот, вызывает отторжение, не имеет значения – ее дело дружелюбно-сдержанно улыбаться и всем одинаково утешать взор. И уж точно не позволять себе никаких комментариев в присутствии чужих ушей. Почему же Хемнель сочла это возможным?

Принцессу наполняло предчувствие такого горьковато-волокнистого вкуса, как если бы она целиком съела одуванчик. Что ж! Выяснить, почему Хемнель откровенничала с Фотом, можно только у самого Фота!

Принцесса нашла его на главном дворе, в прогулочной коляске, как будто он собирался на пикник, только в коляску не были запряжены лошади. Принцесса спустилась по ступеням крыльца и подошла поближе.

– Привет, – сказала она, встав у облучка. – Ты как?

– А-а! – протянул Фот один звук, похожий сразу и на «не спрашивай!», и на «сама не видишь?»

Он вытащил из корзины у ног какой-то стебель и принялся жевать. Корзина, видимо, осталась от несостоявшегося пикника.

– Я хотела спросить. Про Хемнель. Ты сказал, что…

– А что? Тебе все неймется? – перебил ее Фот.

– В каком смысле? – принцесса решила игнорировать его грубость.

– Хемнель умерла! Ты не заметила? К чему вопросы? – Фот отбросил огрызок стебля и выдернул из корзины следующий. – Хватит уже спрашивать. Поняла? От твоих вопросов никому уже легче не будет.

По-хорошему поговорить не вышло. Отчего он так бесится?

– Не стыдно тебе на Хемнель поклеп возводить? Не очень-то это по-мужски, – поворошила угли принцесса.

– Чего?!

– Она же не называла меня «деревенщиной». Тебя кто-то надоумил мне это сказать?

Угли дали жару, Фот внутри себя ринулся искать подходящий ответ.

– Ты думаешь, я дурак? – принцесса чуть не сказала «да», но сдержалась. – А я не дурак! Это ты дура. И деревенщина! И это всем понятно. И мне тоже. Самому. Никто меня не надоумыли… Надумли… Ясно тебе?

– А зачем тогда, – терпеливо вздохнула принцесса, – ты свои мудрые мысли на Хемнель свалил?

Что за манера у людей – когда не знают, что сказать, начинают двигать глазами по сторонам? Принцесса наблюдала за Фотом. Ищешь слова – опусти глазки в пол, что сложного-то?