Пролог

Лешим его прозвали охотники, наткнувшиеся случайно на затерянную в таёжной глухомани избушку. Когда этот человек появился в тайге и откуда пришёл – никто толком не знал. И почему этот сухопарый отшельник двухметрового роста решил остановиться именно здесь – можно было лишь предполагать.

Возможно, когда он выбирал место для проживания, ему понравилась отвесная скала на берегу реки, в которой имелся грот. Прельстил вид этой небольшой пещеры, под сводчатым потолком которой можно было укрыться от раскалённого солнца, либо переждать ненастье.

Впрочем, сценарий поселения мог быть иным.

Опостылела вдруг человеку прежняя жизнь и отправился он куда глаза глядят, лишь бы навсегда избавиться от городского шума и людского коварства. Шёл он и шёл бездумно вдоль реки, оставляя позади многие километры, и, притомившись, присел отдохнуть. Огляделся вокруг, и открывшееся перед глазами великолепие природы несказанно очаровало его.

И не пошёл человек дальше в неизвестность, а взял в руки топор и принялся валить деревья, чтобы построить для себя жилище.

Так ли это было на самом деле или нет – одному Богу известно.

Дом у Лешего был небольших размеров, но, судя по внешнему виду, крепким и основательным, срубленным из толстых брёвен с двумя смотровыми оконцами в стенах.

Большая изба Лешему была не нужна, поскольку жил он в одиночестве и, по всей вероятности, не собирался кого-либо приютить у себя. Неподалёку от избы располагалась банька, рядом с ней четырьмя столбами врос в землю навес. Под крышей висели веники разных мастей, сушилась пушнина, вялились рыба и мясо, хранился хозяйственный инвентарь.

Леший был угрюм и немногословен. Ни одному из редких путников, волею случая заброшенным в эту глухомань, ни разу не удалось разговорить его. На все вопросы отшельник отвечал коротко и односложно. Даже имени своего никому из них он не назвал.

Так и прослыл этот странный таёжный житель Лешим на многие годы.

Глава 1

О существовании Лешего узнала однажды местная журналистка Фелиция Сойкина. О нём ей рассказал знакомый охотник.

Судьба загадочного отшельника очень заинтересовала неугомонную акулу пера.

Сойкина имела непоседливый нрав. В погоне за громкой сенсацией она была готова, пойти на любые ухищрения и жертвы. Из-за своей опрометчивости частенько попадала в такие передряги, где её жизнь висела на волоске.

О творческих похождениях вездесущей журналистки ходили целые легенды.

Эта неутомимая женщина могла перевоплотиться в любой образ ради достижения поставленной цели. Она была способна изнурять себя голодом, могла не спать по нескольку дней, позволяла себе пить водку наравне с мужиками, если этого требовали сложившиеся обстоятельства. При необходимости становилась невыносимой стервой или же, наоборот, превращалась в ласковую и послушную женщину-душечку.

Дар перевоплощения был заложен ей природой. Взбалмошная Фелиция была замечательной актрисой и, возможно, достигла бы определённых высот и признания зрителей, если бы выбрала для себя театральные подмостки, а не перо журналиста.

Прослышав о Лешем, отчаянная журналистка загорелась желанием повстречаться с ним и раскрыть тайну его отшельничества. У неё давно уже не было сногсшибательного репортажа, и это очень настораживало. В голове периодически стали появляться назойливые мысли о притуплении профессионального чутья. Ко всему прочему, Фелиция была очень самолюбивой женщиной и ослабление внимания к собственной персоне переносила болезненно. Ей хотелось постоянно быть в центре внимания общества и пишущей братии, в частности.

«Интересная тема, – отметила про себя журналистка. – Без веской причины человек не способен отречься от мирских благ. Это непреложный закон бытия. Значит, у Лешего была определённая мотивация. Значит, существует некая тайна, и я должна быть первой, кому удастся эту тайну раскрыть».

Она встала перед зеркалом и, театрально вскинув руку с жестом торжества, громко воскликнула:

– Долой стереотипность в работе! Хватит заниматься мелкими и никчёмными интрижками! Пора пробовать себя в роли психоаналитика!

Цель была поставлена. Дело оставалось за малым – срочно подобрать надёжного проводника.

Фелиция хотя и слыла лихой женщиной, но махануть в одиночку в тайгу без необходимых навыков не рискнула.

Перебрав в памяти все возможные кандидатуры на роль проводника, она остановилась на одной из них. Этой кандидатурой стал местный егерь Виктор Громов – бывший одноклассник. С ним Фелиция какое-то время даже сидела за одной партой. Для исполнения её задумки требовался именно такой человек. Виктор отличался житейской мудростью, порядочностью, а главное, умел держать язык за зубами.

Никто не должен знать раньше времени, куда и зачем она отправилась. Это было главное правило его журналисткой деятельности.

К удивлению самой Сойкиной, Виктор Громов согласился сразу.

– Когда выступаем? – спросил он, выслушав краткую информацию о цели и продолжительности похода.

– Хоть сейчас, – радостно улыбнулась Фелиция. – Я птица вольная. В любой момент могу взмахнуть крылом и взмыть в небеса.

– Тогда завтра с восходом солнца жду тебя на причале, – будничным голосом отозвался егерь. – Сегодня нужно затовариться продуктами. Не лишним был бы ваш аванс, госпожа Сойкина.

– О, да, конечно! – воскликнула Фелиция и, достав из кошелька несколько крупных купюр, протянула их егерю. – Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы закупить не только хлеб и колбасу?

– Вполне, – согласился Виктор, поняв с полуслова о том, что следовало закупить. Сложенные пополам денежные знаки без промедления перекочевали в карман его старых выцветших джинсов.

– Смотри не опаздывай, птица вольная, – назидательно сказал он. – Не люблю ждать.

– Не беспокойся, Витя, я – дисциплинированный человек.

Утром, едва солнце сорвалось с острых вершин елей и выпучилось на краю неба, Фелиция появилась на берегу реки.

Егерь сидел уже в лодке и был готов к отплытию.

– Привет, Витюша, – бодро поприветствовала она. – Вовремя явилась? Не подвела?

– Доброго здравия, Фиса, – отозвался Громов почему-то мрачным голосом. – Пока претензий к тебе не имею. Но ничуть не сомневаюсь, что они появятся уже совсем скоро.

– Это почему же?

– У тебя на роду написано влипать в неприятные истории.

– Глупости говоришь, Громов. У каждого человека бывают стечения обстоятельств, которых миновать нельзя. И с тобой всякое может случиться. Ты тоже, как все грешные, не застрахован от случайных неприятностей.

– Не будем спорить – время покажет, – пробурчал егерь, взял у Сойкиной увесистый рюкзак, уложил его рядом со своим под скамейкой на корме.

– Усаживайся, непутёвая, поехали, – почему-то совсем неласково произнёс он и отвернулся к мотору, готовясь к запуску.

Фелиция хотела огрызнуться, поскольку не считала себя легкомысленной и беспутной, но в последний момент сдержалась, успев разглядеть хмурое лицо Громова.

«Не хватало ещё разозлить мужика на старте, – рассудила она и решила оставить егеря на некоторое время в покое. – Ссора нам сейчас совсем не нужна. Путь долог, успею ещё вонзить в него своё ядовитое жало».

Сойкина устроилась на сиденье посередине лодки спиной к Виктору и устремила свой взор вперёд.

Взревел мотор, нарушив утреннюю тишину, лодка медленно описала дугу и, набирая скорость, бойко устремилась вверх по течению.

Первые километры шли по реке в полном молчании.

Фелиция с любопытством смотрела по сторонам и восхищалась открывающимися перед ней пейзажами. Она неожиданно поймала себя

на мысли, что все её вылазки на природу, оказывается, можно посчитать на пальцах одной руки.

Её друзья предпочитали отмечать значимые события, как правило, в уютном ресторанчике, либо с шашлыками на чьей-нибудь даче. А вот пройти с десяток километров по дикой природе с рюкзаком за плечами, как ни странно, ни ей, ни её друзьям в голову не приходило.

Впрочем, и тематика её острых репортажей обычно была связана с городскими интригами. Жизнь охотников и лесорубов её никогда не интересовала, поскольку представлялась однообразной и скучной, лишённой духа романтики.

«Может быть, мой герой, вот также, как я сейчас, вдруг открыл для себя то, чего ранее не замечал? Открыл и, восхищённый первозданной природой, решил немного побыть у неё в гостях? – размышляла Фелиция. – А, побыв в неизведанном для себя мире, был настолько пленён его чарующей силой, что не смог противостоять? Возможно такое?»

Она задумалась ненадолго, потом переключила мысли на егеря.

«Взять хотя бы того же Громова, – продолжила свои рассуждения журналистка. – Что заставляет этого человека каждый день проводить в тайге? Каким пряником этот урман заманивает его в непроходимые чащи? Надо бы спросить об этом из любопытства».

Заводить разговор при завывающем моторе, надрывая голосовые связки, вовсе не хотелось, однако, сказалась профессиональная привычка. Желание получить ответ сиюминутно, чтобы продолжить размышления уже в более узком направлении, перетянуло чашу весов. Инстинкт журналиста получать информацию, не откладывая на потом, сработал автоматически.

Она повернулась к егерю, внимательно посмотрела на его обветренное загорелое лицо, пытаясь по лицу определить внутреннее состояние кормчего.

Лодка только что преодолела стремительный перекат и пошла по тихой водной глади. Громов, уловив желание женщины спросить его о чём-то, сбросил обороты. Двигатель перешёл на тихое урчание.

– Скажи мне, Витя, только без лукавства: почему ты стал егерем? – поинтересовалась Фелиция. – Насколько мне помнится, у тебя были хорошие способности по математике. Ты даже в городских олимпиадах участвовал, кучу грамот имел. Да и по физике у тебя были одни пятёрки.

Громов ответил не сразу. Вопрос бывшей одноклассницы, вероятно, застал его врасплох. Он некоторое время смотрел неподвижным взглядом поверх её головы. Вглядывался вдаль, будто и не было никого перед ним, будто перед его глазами открылась некая панорама, видеть которую мог только он один.

Наконец, его глаза ожили, взгляд заметно потеплел, он некоторое время смотрел на Сойкину с нескрываемым интересом.

– Видишь ли, Фиса, ещё в молодости, когда я увлёкся математикой, мне в голову пришла одна интересная мысль, – брови егеря на пару секунд сошлись к переносице и быстро выправились.

– О чём? – спросила Фелиция.

– Мысль о том, что в этом мире все события запрограммированы. Причём, задолго до того, когда им суждено состояться. И глуп тот человек, который мнит себя властелином природы. Нарушить взаимосвязь всего живого невозможно, – убеждённо проговорил Виктор. – Людям пора бы понять, что распорядителем процессов на Земле является сама природа, а вовсе не человек с его амбициями.

Громов внезапно умолк и, повернувшись ухом к мотору, стал вслушиваться в шум мотора. Его явно что-то насторожило. Запустив ладонь под корпус, принялся что-то подкручивать на ходу.

Фелиция успела выслушать лишь философское предисловие о роли человека в природе, и терпеливо ждала вразумительного ответа на свой вопрос.

– В бескрайных просторах вселенной самый маститый учёный – несмышлёная букашка, – как ни в чём не бывало, продолжил философствовать егерь. – Это по воле матушки-природы происходят все события вокруг, и человек не способен влиять на их ход. Уже тогда я понял, что каждому из нас уготована участь заблаговременно.

– Вот как? – удивилась Фелиция, не ожидая услышать от Громова столь замысловатое, длинное и спорное предисловие. – Ты хочешь сказать, что предназначение человека на Земле программируется уже в утробе матери?

– В том, что программируется – не сомневаюсь. Но на какой стадии это происходит – пока не ведомо никому.

– Очень любопытное утверждение! Может, поделишься секретом, как можно узнать о своём предназначении в мире матушки-природы? – спросила Фелиция с нескрываемой насмешкой.

– Элементарно, Фиса, – ответил Виктор, подражая знаменитому сыщику и не обращая внимания на язвительный тон женщины. – В какой-то момент каждый из нас должен внимательно прислушаться к себе и понять, какое занятие ему больше по душе. Нутром почувствовать, где он будет трудиться с полной отдачей сил и максимумом комфорта.

– Как ты понял, что твоё место в лесу, а не на научном поприще?

– Осознание пришло само самой. В тайге я почувствовал себя по-настоящему свободным и независимым, мне в лесу всегда комфортно.

– Хм-м, не думаю, что великий математик или физик чувствует себя менее свободным и независимым, чем ты, – усомнилась Фелиция.

– Не знаю, какие чувства испытывают эти люди. Стать гениальным учёным мне не дано – нет той целеустремлённости, без которой достичь больших высот в науке невозможно. А быть рядовым математиком и прозябать в каком-нибудь зачуханном институте до старости – меня не прельщало. Я стал рядовым егерем и ни разу не пожалел о своём выборе.

– И я не сожалею, что выбрала для себя журналистику, – подумав, сказала Фелиция. – Правда, периодически злюсь на себя, когда у меня получается что-то не так, как хотелось бы. Обзываю себя в такие моменты ничтожеством и задумываюсь: а не ошиблась ли я с выбором профессии? К счастью, очень скоро всё становится на свои места, =_aи я опять чувствую прилив сил.

– Значит ты тоже на своём месте, – сделал заключение Виктор и, посчитав разговор оконченным, включил полный газ.

Лодка сорвалась с места и, задрав нос, понеслась вновь, разрезая водную гладь и разбрасывая по сторонам многочисленные брызги.

Глава 2

В намеченную точку маршрута путешественники прибыли за час до полудня. Завидев знакомый грот в скале, Виктор сбавил обороты, направил лодку к берегу и затем заглушил мотор. Вскоре её дюралевое дно зашуршало по прибрежной гальке.

День выдался погожим и ясным. Под ярким солнцем река блестела так, будто на водной глади было разлито расплавленное золото.       Глядя на сверкающую реку, Фелиция зажмурилась и блаженно улыбнулась.

Громов, щурясь от яркого солнца, посмотрел на счастливую журналистку, спросил:

– Ну, как тебе дикая таёжная сторона? Нравится?

– Сказать «нравится» – значит ничего не сказать, – ответила Сойкина. – Картина потрясающая! Просто волшебная явь какая-то!

Глаза Фелиции были полны восхищения и восторга.

– Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему ты стал егерем, – сказала она, ступив на берег.

– Да, в этих самых местах я впервые задумался о своём будущем, – сообщил Виктор. – Вон на той скале торчал юный Громов, глазел на таёжные просторы, – показал он кивком головы в сторону гранитного утёса метрах в ста от места, где они стояли.

– О чём ты думал, когда смотрел? – полюбопытствовала Сойкина.

– В тот момент мои думы были сумбурными и по-юношески максималистскими, – усмехнулся Громов, вытаскивая из лодки походный скарб. – Размышлял, помнится, сразу о многом, а мысли, как ни странно, сводились к одному: как дальше шагать по жизни, куда податься после школы, какому делу посвятить себя?

Егерь умолк, ухватил последний тюк с палаткой, вынес его на галечник подальше от кромки воды. Затем вытянул из носа лодки длинную металлическую цепь, обмотал ею несколько раз ствол ближайшего дерева, замкнул узлом, чтобы не размоталась.

– Тогда и созрело решение стать егерем?

– Нет, решение пришло позже, когда успел намотать соплей на кулак, – ответил Громов. – Тогда, стоя на утёсе, я мечтал поскорее вырваться на свободу и стать независимым.

– Независимым от кого?

– От отчима, чтоб ему икнулось на небесах, – на лице егеря скользнула злая усмешка. – Заманал он меня в ту пору окончательно. Упрёки, издевательства, постоянное рукоприкладство до сих пор не выветрились из моей головы.

– Чем попрекал?

– Куском хлеба, который, по его мнению, доставался мне незаслуженно. Хотя я, в отличие от своих сверстников, ишачил по хозяйству, как батрак, но ему, деспоту, всегда было мало моего труда. Да ну его к чёрту! Вспоминать те дни совсем не хочется, – с недовольством высказался Громов. – Давай-ка лучше поговорим о твоих планах.

– О планах? – спросила Фелиция, изобразив на лице удивление – Нет у меня никаких планов.

– Как нет? Зачем-то ты ехала к Лешему? – от неожиданного ответа у егеря брови поползли вверх, глаза округлились.

– А вот так: нет и вся недолга! План, Витюша, – это заранее намеченное и тщательно проработанное мероприятие. А в моей голове пока полный вакуум, за исключением огромного желания пообщаться с отшельником. Хочу сама побыть в одиночестве некоторое время и понять, что толкает человека к изоляции от общества.

– Ясно. А что, если Леший не захочет с тобой говорить? – спросил Громов. – Насколько мне известно, он ещё никогда не пускался на откровение и ни перед кем не изливал свою душу.

– Говорить со мной или нет – его дело. Не соизволит пообщаться – отдохну здесь от городской суеты недельку и отправлюсь восвояси, – с полным спокойствием ответила Сойкина и зевнула беззаботно. – Ты за меня не беспокойся, Витюша. Твои услуги я оплатила сполна, с этой минуты ты свободен. Можешь сейчас же возвращаться назад, если уж тебе приспичило. Дальше – мои проблемы. Тебя я буду ждать ровно через неделю, как договаривались. Тогда и получишь остаток суммы.

– Какая ты всё же, Фиска… – ругнулся Громов незлобиво и, не сумев подобрать подходящего слова, чтобы уколоть бывшую одноклассницу, умолк.

– Какая? – с вызовом спросила Фелиция. – Говори, я женщина не обидчивая.

Виктор пристально посмотрел на Сойкину, в уме всплыло слово, которым он называл её ещё в школьные годы.

– Сумасбродная женщина ты, Фиса, рабыня своих вздорных прихотей, – проговорил он. – От тебя, как от прокажённой, нужно держаться на расстоянии или обходить стороной. Ты не человек, ты – повседневная авария.

– Ой, Громов, большое спасибо за комплимент. Только вот ничего нового я, к сожалению, не услышала. Столько лет прошло, а ты так и не придумал для меня более значимого эпитета. Помнится, в школе ты иногда называл меня шалопуткой.

– Называл. Но ты так и не научилась руководствоваться благоразумием и здравым смыслом, – заметил Виктор. – А это, скажу я тебе, весьма печальный факт для женщины в твоём возрасте.

Не принимая всерьёз слова Сойкиной об отправлении в обратный путь, Громов приступил к разбивке лагеря. Он посчитал своим неукоснительным долгом установить палатку, заготовить дров для костра на неделю, а также научить Фелицию кое-каким походным премудростям. Ему хотелось быть спокойным за её судьбу во время своего отсутствия.

– Чем же это плохо? – поинтересовалась Фелиция, и в её глазах вспыхнул огонёк искреннего любопытства.

– Отрицательно сказывается на отношениях с мужчинами.

– А вот тут ты ошибаешься, дорогой мой друг детства. Настоящая женщина должна быть вредной и капризной, чтобы вызывать у мужчины азарт охотника, – отпарировала Фелиция. – Послушные и предсказуемые дамы очень быстро наскучивают мужской половине.

– Откуда такие познания?

– Профессия журналиста научила меня разбираться в тонкостях человеческих взаимоотношений. В особенности, между мужчиной и женщиной.