Глава 3 – Сундук с воспоминаниями

Когда на следующий день Джек явился к Тони в общежитие, он обнаружил друга в окружении сумок и разбросанных по всем горизонтальным поверхностям вещей. Самира, как и обещала, тоже была здесь: она сидела на широком подоконнике и читала учебник по термодинамике.

– Меня это даже не удивляет, – пробормотал Джек себе под нос. Он сразу отметил, что Тони не сменил вчерашнюю одежду, не причесался и, очевидно, не ложился спать. Тем не менее щёки его раскраснелись, а глаза нездорово блестели за мутными и пыльными стёклами очков. Возможно, к этому имели отношение три пустых стаканчика из-под кофе, которые Джек заметил возле ноутбука.

Зато Самира в прелестном светлом платье была хороша и свежа, как капля росы в первых лучах рассвета, а с книгой в руках она и вовсе являлась для Тони божеством для поклонения.

– Собираешься в отпуск? – Джек развалился в кресле, предварительно сбросив на пол кучу рубашек.

– А камеру я могу взять? – спросил Тони. Стоя на табуретке, он искал что-то на шкафу.

– Нет, – Самира не отвлекалась от чтения.

– А просто фотоаппарат?

– Нет.

– Ладно. И мобильный телефон мне, ясное дело, не пригодится. А ноутбук? В нём важные документы и программы.

– Нет.

– Мини-лабораторию? Она много места не займёт, честно.

– Не стоит.

– А у вас есть электричество?

– Нет.

Табуретка под Тони качнулась, но он смог удержать равновесие.

Джек в который раз за последние часы проверил телефон – новых сообщений не поступило.

– Грэйс звонила мне утром, – сказал Тони, верно истолковав его действия, – сказала, что у неё всё в порядке.

Боковым зрением Джек заметил, как плечи Самиры напряглись, а страница, которую она как раз переворачивала, зависла в воздухе.

– Помнишь, как Грэйс сбежала из дома искать маму? – спросил Джек, невольно улыбнувшись.

– Помню, конечно. Ей ведь было лет десять.

– Девять. Она собрала рюкзак, вышла утром из дома, но отправилась не в школу, а в неизвестном до сих пор направлении. Вернулась сама через четыре дня в довольно приличном виде, не найденная ни полицией, ни поисковыми группами.

– Мистер Маршалл тогда чуть с ума не сошёл, – подхватил Тони.

Мысли об отце Грэйс, начиная со вчерашнего вечера, теперь стабильно сопровождались неприятными спазмами в желудке. В последний раз Джек так переживал полгода назад, когда после побега из медицинской школы он много часов ехал в поезде, наблюдал сменяющиеся за окном пейзажи и гадал, как его встретят друзья.

– Хорошо, что они всегда возвращаются, – сказал Тони, слезая с табуретки. В руках он держал увесистый стереомикроскоп.

– Это тебе тоже не понадобится, – твёрдо заявила Самира, предвосхитив все запланированные вопросы.

Тони расчистил себе небольшую площадь на кровати и расположился напротив Джека.

– У меня почти всё готово, – сказал он.

– Что именно?

– Я составил письмо в деканат и сообщил, что беру отпуск на неопределённое время для самостоятельных исследований. Потом позвонил родителям и расписал им развернутую версию, дескать, место исследований находится на Аляске, где у меня будут ограничены средства связи. Затем я написал программу, которая через произвольные отрезки времени будет посылать им сообщения о моём добром здравии.

– Ты спятил, – мрачно констатировал Джек.

– Нет, сейчас я вполне уверен в моём душевном равновесии, – возразил Тони тоном опытного психотерапевта.

На этом сборы пришлось прервать. Оставив комнату в состоянии полнейшего хаоса, Тони наспех помылся, побрился и надел мятую, но белую рубашку. И они отправились на ужин к Сэму Маршаллу.

Самира виртуозно тянула время: то и дело останавливалась, чтобы поправить волосы или достать невидимый камешек из мокасина, интересовалась архитектурой и историей каждого встречающегося на пути здания, а Тони охотно рассказывал ей всё, что знал.

Но путь от общежития был недлинным. Вот показалась тринадцатая улица, небольшой двухэтажный дом, входная дверь – старая, массивная и выкрашенная в тёмно-зелёный цвет. На узкой дорожке Самира сначала снизила темп до уровня раненой улитки, а после вдруг резко всех обогнала, первая взлетела на крыльцо и нажала на звонок.

Пока они слушали шаги с другой стороны, Джек стал свидетелем поистине волшебного превращения. Самира выпрямила спину и стала чуточку выше ростом, хмурая складка на её переносице разгладилась, уголки бровей приподнялись, а глаза слегка сощурились и как будто остекленели. Если бы Джек занимался кастингом для фильма про Снежную королеву, то с выбором актрисы на главную роль он бы определился прямо сейчас.

Надо отдать должное Сэму Маршаллу: когда дверь распахнулась, хозяин дома не выглядел удивлённым или растерянным. Приветливо кивнув Джеку и Тони, он уставился на девушку между ними.

– Как же ты похожа на свою мать, – сказал он завороженно.

Самира была готова ответить что-то язвительное – Джек уже знал, как в такие моменты меняется её выражение лица, – но не успела, так как мистер Маршалл бесцеремонно схватил её в охапку и прижал к себе.

– Проходите, скорее же! – воскликнул он, буквально перетащив Самиру через порог. – Почему ты сразу не сказала? Я ничего о тебе не знал, а ты моя дочь! Ты ведь моя дочь?

Он слегка встряхнул Самиру, которая уже переварила воображаемый стальной стержень и тряпичной куклой повисла в его руках.

– Вы догадались, – констатировал Джек. Он зашёл последним и закрыл за собой дверь.

Мистер Маршалл поставил Самиру на ноги и оглядел её с ног до головы, как бы проверяя на повреждения.

– Спасибо, конечно, что не предупредил, Джек. Ничего, мне понадобилось всего несколько часов, чтобы сопоставить все кусочки мозаики. Я рад, что ты пришла, – обратился он к Самире.

– А я пока не уверена, что рада, – вызывающе ответила та.

– Я понял, – с готовностью ответил мистер Маршалл. – Давайте для начала поужинаем.

«Поужинаем». Если бы он подразумевал: «давайте посидим за столом, посмотрим на вкусную еду, но не притронемся к ней ввиду неприязни к повару или по другой уважительной причине», то так бы и сказал. Лишь Джеку хватило аппетита, чтобы планомерно уничтожить уже две порции овощного рагу.

Остальные занимались в основном тем, что смотрели на Самиру. Мистер Маршалл, что объяснимо, смотрел на Самиру; Тони смотрел на Самиру и изредка на мистера Маршалла. Сама Самира рассматривала себя в зеркальном отражении пустой тарелки.

Под пристальным невниманием Джек тихонько выпил своё вино и теперь размышлял, как бы незаметно дотянуться до бутылки.

– А можно спросить? – нарушил молчание Тони, и это было подобно раскатам грома в солнечный день.

– Конечно, Тони – ответил мистер Маршалл.

– Истории, которые вы рассказывали нам когда-то… все они – правда?

Прекрасный момент, чтобы подлить себе вина – Джек с радостью им воспользовался. Не подобает хорошему белому вину, за которое он сегодня утром выложил приличную сумму, уныло греться в бутылке.

– В большинстве своём – да, правда.

– Но ведь мы думали, что это сказки! – запротестовал Тони.

Обычно люди возмущаются, когда небылицы выдают за правду, а не наоборот. Как если с младенчества убеждать ребёнка в том, что Санта-Клауса не существует, а он в один прекрасный день вываливается из дымохода с полными мешками подарков.

Мистер Маршалл добродушно улыбнулся.

– Я так и планировал.

Да будет благословенна любознательность Тони, которая всегда многократно превышала его стеснительность и выручала из многих неловких ситуаций (если только не становилась их причиной). Он в сто сорок пятый раз – в первый для хозяина дома – рассказал про своё приключение из детства. Для благодарных и доверчивых слушателей Тони украсил рассказ подробностями и поделился эмоциями.

– И вот, когда я почти отказался от поисков, – резюмировал он, – появляется Самира и спрашивает…

– Надо же, – перебила Самира, – если бы я иначе сформулировала вопрос или вовсе промолчала, то не сидела бы сейчас здесь!

Такой интонации Джек ещё не слышал у неё. Определение «истеричная» было, наверное, преувеличенным. Однако голос звучал как из старого расстроенного патефона, который сначала долго пылился на чердаке, а потом его при переноске уронили с лестницы.

Скомкав в руках бумажную салфетку, Самира начала отрывать от неё маленькие кусочки, сворачивать их пальцами в шарики и складывать на тарелке аккуратной горкой.

– Невероятно, как за столько лет мы ни разу не поговорили об этом! – воскликнул мистер Маршалл.

– Я тоже вчера всю ночь мучился этим вопросом. Но не будем сожалеть о прошлом, теперь вы рассказывайте! – Тони принял позу внимательного слушателя.

После таких призывов нужно собраться с мыслями, разбавить воспоминания небольшим количеством алкоголя и набрать полную грудь воздуха.

– Мой отец был археологом, – начал мистер Маршалл, – поэтому к двадцати трём годам я успел побывать в стольких странах, что некоторые из них уже стал забывать. Я учился в семи разных школах и двух университетах. Пропустил добрую половину занятий, зато писал статьи о собственных исследованиях, которые мои преподаватели находили достаточно интересными, и привозил занятные сувениры. Поэтому меня не отчислили. На последнем курсе я начал встречаться с Николь, матерью Грэйс… Кхм, если все наелись, может, мы переместимся в гостиную?

– С удовольствием, – ответил Тони. Он торопливо вскочил и подал Самире руку, но та самостоятельно встала и первой покинула кухню.

– Не обращайте внимания, – шепнул Джек мистеру Маршаллу, – у неё трудный характер. Грэйс как-то назвала её своеобразной, и, поверьте, это мягко сказано.

– Они с Грэйс давно знакомы? А как они, ну… ладят между собой?

Джек почесал в затылке. Он подумал, что Самира и Грэйс имеют крайне мало общего и по-разному смотрят на мир, так что вряд ли они когда-нибудь поладят.

Гостиная Маршаллов была больше похожа на библиотеку. Две стены занимали полки с книгами, причём нижние ряды стояли на полу, а верхние упирались в потолок. В отличие от кабинета профессора в университете здесь книги были рассортированы по авторам и расставлены по алфавиту. Пыль регулярно протирали, а потрепавшиеся переплёты аккуратно подклеивали. Недавно также появился полный каталог наименований, который Джек лично помог составить. В тот день – возможно, лучший в его жизни – он просматривал каждую книгу, иногда зачитывая Грэйс любимые моменты, а она записывала в тетрадь название, автора и год издания. Они смеялись над шутками, которые никто никогда не вспомнит, ели пиццу и запивали её безалкогольным пивом.

– Итак, на чём я остановился? – спросил мистер Маршалл, заняв любимое кресло Грэйс в центре комнаты.

Джек и Тони расположились на диване, а Самира выбрала себе круглый пуфик у окна – отличная наблюдательная позиция в стороне от остальных.

– Ах да, Николь. Мы встречались недолго. Ей нравились мои истории и то, что я писал за неё рефераты. А мне, – с каким восторгом она слушала. В тот вечер она сказала, что ждёт ребёнка.

Истории взрослеют вместе со слушателями. Сбрасывая сказочность, они покрываются липким налётом реальности и присущих ей трудностей.

От взгляда Джека не укрылось, как Самира вздрогнула.

– Я не был готов… Мы оба не были. – Мистер Маршалл, похоже, ещё никому не рассказывал об этом, а теперь – от проговаривания некоторых поступков вслух – его чувство вины приобретало новый оттенок. – Следующим утром я с группой других студентов должен был отправиться в Перу, наглядно изучать историю Империи Инков. Как вы понимаете, это приключение привлекало меня куда больше, чем внезапная возможность стать отцом. Мы с Николь сильно поссорились. Она бросила, что не желает возиться с маленьким ребёнком, что избавится… А я сказал: «ну и пожалуйста!». И ушёл.

– Вы не могли так поступить! – воскликнул Тони.

– Но я поступил именно так. Тогда у меня были иные приоритеты. – Он невольно посмотрел на полку, где перед рядом книг стояла их с Грэйс фотография в самодельной рамке из ракушек. Посмотрел и быстро отвернулся. – Ох, эта поездка в Перу сразу не задалась.

Самира хмыкнула. Тихий звук вместил в себя гораздо большую дозу злорадства, чем позволяла его амплитуда. Мистер Маршалл невесело улыбнулся.

– Твоя мать тоже верила в провидение, – сказал он, – убеждала меня, что любое трудное решение можно принять без терзаний, если научиться понимать знаки.

– И ничто в мире не происходит случайно, – перебил Джек, – только не надо опять про судьбу. Рассказывайте дальше, что у вас там не задалось.

Ну и пусть его вмешательство выходило за границы вежливости. Джек выписал себе бессрочный абонемент говорить мистеру Маршаллу всё, что вздумается, и каким угодно тоном.

– Разве могу я не верить в судьбу после всего, что произошло со мной? – мягко спросил мистер Маршалл. Он подошёл к окну, у которого сидела Самира, поправил невидимую складку на шторах и, чуть помедлив, вернулся в кресло. – Итак, с самого начала путешествия всё пошло не так. Почти половина группы, а также наш проводник, индеец из племени кечуа, подхватили лихорадку и не смогли продолжать путь. Через неделю, при переправе через реку, мы потеряли одну лодку, а с ней добрую часть припасов. Не буду утомлять вас рассказами о многодневных блужданиях в тропических лесах Амазонки. Скажу только, что некоторые из моих товарищей пожелали вернуться. Другие обнаружили остатки древнего поселения и решили задержаться, чтобы изучить его. Вскоре я остался один.

Тони заёрзал на диване. Он с удовольствием бы утомился рассказами о тропиках, но сегодня все собрались здесь, чтобы послушать другую историю.

– Да уж, в те годы моё безрассудство многократно превосходило здравый смысл, – Сэм Маршалл рассмеялся и сразу стал выглядеть моложе. – Я продолжил идти вперёд, даже когда сильно повредил ногу о торчащий корень. Мечтал познакомиться с представителями неконтактных племён, которые ещё сохранились в тех краях, изучать их образ жизни и культуру.

– Разве название «неконтактные» не означает, что представители не желают быть найденными и изученными? – спросила Самира.

– Так и есть, – ответил мистер Маршалл, – только от меня они были в полном восторге.

– Ну безусловно.

– Мне посчастливилось встретить двух молодых охотников. Я жестами объяснил, кто я и откуда, показал рану на ноге, которая к тому времени выглядела плачевно. Охотники критически осмотрели меня, изучили содержимое рюкзака и оказались настолько любезны, что отвели в своё поселение. Там я познакомился с Самуа, их шаманом-врачевателем. Весьма любопытный персонаж! Несмотря на всю так называемую «неконтактность» его народа, Самуа неплохо говорил на испанском. Ему было лет сорок, ну или девяносто, я точно не уверен, но волосы его были черными, без намёка на седину, а глаза ярко-зелёными.

– Зелёные глаза у индейца? – удивился Тони.

Мистер Маршалл пожал плечами.

– Именно так. Во всех отношениях необыкновенный человек. Вылечил мою рану за несколько дней – только небольшой шрам остался, – он замолчал, то ли задумался, то ли решил выдержать паузу. – Как-то поздним вечером я устроился у костра и делал записи в журнал. Самуа сидел рядом и выглядел чрезвычайно взволнованным. Чтобы вы понимали, чем взволнованный Самуа отличается от спокойного: в состоянии крайнего возбуждения он движется не как обычная черепаха, а как черепаха, которая торопится и делает не два, а целых три шага в минуту. Пожалуйста, Джек, не смотри на меня так.

Джек вздрогнул.

– Я не смотрю на вас. Вы в принципе потеряли для меня интерес, – ответил он с вызовом, игнорируя толчки в бок от Тони.

Мистер Маршалл покорно кивнул.

– Мне нет оправданий, но…

– Всё верно, вам нет оправданий. Если ты ещё раз стукнешь меня, Тони, то полетишь с этого дивана.

Оттолкнув друга, Джек встал и ушёл на кухню. Как он вообще смог так долго усидеть на месте и не взорваться? Мысль о том, что из-за незрелости двух безалаберных эгоистов Грэйс могла бы не родиться, отбойным молотком стучала в висках. Джек сам не был образцом для подражания, мамы других мальчиков, достигших полового созревания, никогда бы не поставили его в пример. И всё же в его схеме морали присутствовал компонент некой безусловной ответственности.

Присев на край стула, Джек залпом выпил вино, которое немногим ранее проигнорировала Самира. Вспышка злости постепенно утихла и преобразовалась в устойчивый неприятный осадок. Он не стал возражать, когда мистер Маршалл тяжело опустился на соседнее место.

– Мне тоже страшно, – сказал он тихо. – Ночные кошмары разные бывают, но у меня только один – жизнь, в которой никогда не было Грэйс.

– Простите, что накричал, – неожиданно для себя извинился Джек. Он близко знал Сэма Маршалла большую часть жизни. А теперь оказалось, что не знал.