До чего же хороший Тузик у Васи Кривошеева – лапку даёт, служит за конфетку, голос подаёт, умеет ползать, прыгает за мячом.
Ах, ну что за прелесть этот Тузик!
А как он преданно заглядывает в глаза своими умными глазками, мячиком играет.
«Эх, повезло всё-таки Васе Кривошееву», – думает Костя, когда плетётся домой, волоча по земле тяжёлый портфель.
«Ещё мамка сейчас ругать будет, может, даже драться начнёт».
«Эх, ну что за жизнь такая?» – думает Костя, еле передвигая ногами.
Ещё Вася этот, со своим умным Тузиком.
Костя идёт мимо греющегося на солнышке Тимофея.
Соседский кот, лениво приоткрыв глаз, шевельнул хвостом и опять улёгся греться под лучами весеннего солнышка.
– Тимошка, Тииим, дай лапу, – мальчик присел на завалинку около кота, – лежишь себе, на солнышке греешься, а я вот иду со школы, ты даже не знаешь, что такое школа.
Помнишь, как зимой, когда мамка поймала меня, что я не в школу хожу, а на каток? Помнишь? Знаешь, как она меня тогда отлупила, эх.
Я собаку хочу, а мамка не разрешает и даже кошку не разрешает, эххх.
Домой Костик вошёл с осторожностью.
Он знал, что мамка дома сегодня, она отгул взяла, Костя слышал, как вчера на кухне бабе Сане говорила, что отгул возьмёт.
Мамка в красивом платье, нарядная, весёлая, от неё вкусно пахнет духами и ещё чем-то незнакомым.
– Костенька, сыночек пришёл, – голос у мамки весёлый и какой-то чересчур звенящий, она целует его в макушку, подталкивает к двери.
Костя видит накрытый круглый стол, на котором стоят разные яства, бросает взгляд на незаправленную постель, закинутую наспех покрывалом, за столом… Костя замер, сидит человек.
Кто же это? Он раньше таких и не видел. Военный какой-то.
Военный встал, одёрнул гимнастёрку, поправил воротничок, откашлялся.
Костя прижался к мамке, отступив на шаг, почему-то промелькнула мысль, что дома чужой человек, а у них даже кровать не заправлена…
– Ну мужик… будем знакомы… Меня дядя Веня зовут, Вениамин я Иванович, значит.
Давний знакомый твоей мамы.
Костя молчал, он смотрел в пол.
Это что? Мамка не может справиться сама с ним, с Костькой, и дядьку этого притащила?
«Допрыгался», – уныло подумал Костя, а мамка обещала, она говорила, что если Костя не возьмётся за ум, то она наймёт кого-нибудь, кто его – Костю – ремнём драть будет.
Потому что у неё, у мамки, рука не поднимается на родное дитя.
– Мам, я не буду больше, правда. А двойку сегодня… она несправедливо поставила!..
– Костя, сыночек, ты чего? – глаза у мамки забегали, щёки запунцовели, – ты чего, Костенька? Я… вот… познакомить хотела с Вениамином Ивановичем… Вот… Мы знакомы давно, ещё до твоего рождения… И… вот…
– Ааа, он меня не бить пришёл?
– Ты чего? Ты чего, сыночек, кого бить? Ты чего?
– Ну ты говорила, – продолжает упрямо Костя, – ты говорила, что наймёшь кого, чтобы меня ремнём, значит, бил…
– Да что ты? Что ты? Сынок, ха-ха, вот юморист, а! Вот шутник.
Ну иди, иди руки мой и кушать садись.
Дядя Веня стал часто появляться в их маленькой с мамкой комнатке, мамка ходила счастливая.
Она даже не обращала внимания, что Костя двоек нахватал…
А он нахватал, будто специально.
В этот день мамка была невесёлая и даже злая.
Проверила дневник, наорала на Костю, дала подзатыльник, потом долго о чём-то жаловалась бабе Шуре на кухне, не пуская туда Костьку.
А Костька сидел и думал о том, как повезло всё-таки Васе Кривошееву: у него и папа есть, и собака, и сестра Маринка, вредина и забияка.
А у него, Кости, никого нет, кроме мамки.
Как-то поймал он раз мышонка, маленького такого, мамка орала как дурная, в обмороки падала, велела убрать его немедленно.
А он, Костя, в сарае, что за домом, клетку ему сколотил, посадил туда, Федей назвал. Неделю кормил, Федя жирный стал, уже команды выучил.
Как-то приходит со школы, смотрит, дверь в сарай приоткрыта, он бегом к клетке, валяется перевёрнутая, и Федя исчез.
Всю сарайку Костя на коленках исползал, звал Федю – нет его.
Увидел, верёвочка какая-то валяется, смотрит, Тимофей крадётся, глаза масленые, хитрые. Пригляделся Костя, а это вовсе не верёвочка никакая, это же хвост… Федькин.
Так ревел, с Тимофеем поругался, не разговаривал с ним.
Да пришлось помириться потом, а с кем ему общаться?
Он же не Вася Кривошеев, это у него есть и мама, и папа, и сестра с собакой. И живут они одни в целой квартире, а не в комнате.
Кухня у них только им принадлежит, и ванная с туалетом.
Ванна белая такая, вся блестит, и баночки какие-то стоят, пахнет вкусно.
На кухне в вазе конфеты лежат, Васька угощал, и яблоки.
У них тоже на столе конфетки стоят, но не такие.
Но не яблоки и конфетки для Кости важны, не баночки и сверкающая белизной ванна, не то, что у Васи есть своя комната, а то, что у Васи есть Тузик, в первую очередь.
А ещё, мама, папа и сестра.
Ещё Костя слышал много раз, как Васина мама говорит ему, что любит его… Странно так. Зачем об этом говорить, ведь и так понятно… Или непонятно… У Кости есть только мама.
Мамка сердитая ходит уже какой день, с заплаканными глазами.
– Мааам, мама…
– Чего тебе? – сказала неприветливо, складывая вещи в шкафу.
– Мама, а ты меня любишь? – выпалил отчаянно и закрыл глаза, зажмурился.
– Чего? – спросила мамка.
– Понятно…
– Чего тебе понятно?
– Да не, ничего, – сползая со стула, пошёл, повесив голову.
– Постой, ты куда? – мамка вдруг резко встала, подошла к Костику, мальчик вжал голову в плечи.
– Сынок, ты чего?
– Ничего, – прошептал.
– Сыночек, – мамка присела перед ним на корточки, – ты чего? Я тебя люблю, конечно! Ты моя жизнь! Ты даже не думай, эй, ты чего? А хочешь… Хочешь я тебе пирожков с морковкой сделаю?
– Как сделаешь? А тесто?
– А я пойду и прямо сейчас заведу тесто и морковку варить поставлю, я мигом, подожди.
Мама подорвалась и побежала ставить, как она говорит, тесто, а потом вернулась, обняла Костю и поцеловала его.
«Любит меня», – подумал мальчик, – «любит…»
Вечером, наевшись пирожков с морковкой, осмелился Костя задать мамке самый главный вопрос в его жизни, даже главнее просьбы купить собаку…
– Маам, мама…
– А?
– Мам, а где мой… папа? У всех есть папа, а у меня нет почему-то. Нет-нет, ты не подумай… я тебя люблю очень, нам и двоим хорош, ещё бы собаку…
– Папа? – мама немного помолчала. – Сбежал он, Костька, от нас… Сбежал, подлец.
– Почему, мама?
– Видимо, ответственности испугался… вот так и верь людям… Ну ничего, ничего, сынок… А собаку… Ну куда мы её с тобой? Хочешь… Хочешь, черепаху купим? А? Хочешь?
О проекте
О подписке