6

Можно ли рассказать своему парню, что какая-то средневековая дура выбрала тебя, чтобы сообщить миру о своих травмах, связанных с верой?

Этот вопрос не переставал меня мучить всю дорогу домой.

Можно, если твой парень – задрот, у которого никогда не будет другой девушки. Или когда ты так красива и популярна, что неважно, какую чушь ты несешь. Но не когда твой парень – школьная звезда Александр Спрангерс, сын знаменитого пластического хирурга Майкла Спрангерса, у которого собственная программа на ТВ, а ты, хоть и одеваешься лучше всех, вынуждена выворачиваться наизнанку, чтобы входить в топ-3 девчонок школы. «Девушке, которая однажды останется со мной навсегда, не придется беспокоиться о мешках под глазами или маленькой груди, – все время повторял Александр. – Совершенство – это норма. И моя будущая жена должна быть идеальной».

Мы вместе уже пять месяцев, и для Александра это приличный срок. Но и я приложила к этому немало усилий. Ради него я начала играть в теннис. Ради него я решила поступать на экономику, как он, хотя на самом деле хотела выбрать что-то, связанное с миром моды.

«Если ты хочешь по-настоящему разбогатеть, надо попасть в мир больших денег», – говорит Александр. Специально для меня он записал документальный фильм с молодыми, бесконечно уверенными в себе и потрясающе красивыми людьми, которые возглавляют топовые банки, потому что они настолько умны, что никто не понимает ни их самих, ни те уловки, которые они придумали. «Мы тоже потом такими станем», – утверждает Александр.

Прекрасно… Рассказать ему о том, что со мной происходит, – все равно что сразу расстаться. Папа с Анной тоже исключены, а мои подруги… Они добрые, но не умеют хранить секреты, особенно если, рассказав всем обо мне, получат шанс выиграть главный приз – Александра.

Я бы хотела, чтобы все было иначе. Все, что мы обычно обсуждаем, кажется мне теперь такой ерундой.

Может, стоит разыскать Пабло? Даже если он кому-то расскажет (что, учитывая его, так сказать, состояние, представляется мне маловероятным), ему все равно никто не поверит. Интересно, он меня вообще узнает? Я понятия не имею, нормальная ли память у таких, как он. Сейчас мы видим друг друга всего раз в год, и этого явно недостаточно, чтобы он много запоминал, а раньше… Ему было четыре, если не ошибаюсь, или пять, когда его выпихнули из дома. По-моему, тогда он казался мне очень милым, и мы часто играли вместе. Рисовали, строили башни из кубиков и тому подобное. Но Анна, заметьте, его родная мать, сказала: «Он становится слишком сильным. Будет лучше, если он уедет, лучше для него самого».

Я тут же вспомнила, как она иногда смотрела на него: словно ей подарил его не господь, а дьявол. Почти как тот человек смотрел на Эрро… Я вздрогнула. А что если это и правда «травма»? И со мной что-то не так из-за того, что я пережила в детстве?

Приехав домой, я все же позвонила Александру и отменила нашу встречу.

– Плохо себя чувствую, – сказала я. А чтобы он не расстраивался, пообещала устроить романтический ужин. – В субботу папа с Анной идут в оперу. Заглянешь в гости? Обещаю, тебя ждет незабываемый вечер…

Я осталась заниматься немецким, лежа в кровати. Желтый стикер положила на тумбочку, спрятав под телефоном. Еще никогда мне не было так страшно ложиться спать. Она танцевала для дьявола, голой. Что это значит? Что потом она ему отдалась? И как понимать то, что такая девушка, ведьма, пытается со мной связаться? Потому что я где-то глубоко внутри похожа на нее? Или она и я – это один и тот же человек, просто из разных эпох? Или я все-таки?..

Сошла с ума. Сошла с ума. Слова отдавались эхом у меня в голове.

Вот бы существовала таблетка, которая смогла бы меня исцелить.

Я проснулась от странного звука, как будто выл какой-то зверь. И не сразу поняла, что этот душераздирающий вой издавала я сама.

Уже почти рассвело. Птицы – казалось, их тысячи – встречали день щебетом. Я схватила телефон и дрожащими пальцами набрала номер, который уже давно выучила наизусть.

– Это автоответчик Варда Лейдемана. Оставьте сообщение после звукового сигнала. Не забудьте назвать ваше имя и номер телефона.

Черт, черт, черт. Понимаю, сейчас всего шесть утра, но ситуация чрезвычайная. Психологи же должны отвечать круглосуточно?

– Это автоо…

Я сбросила вызов и еще какое-то время лежала в кровати, глядя в потолок и слушая свое сердцебиение. Затем я открыла «Контакты» и нашла номер, на который звонила очень редко. В общем-то, никогда.

– Пансионат имени святой Марии, добр… доброе утро.

Голос был сонный. Я назвала свое имя и сразу же спросила:

– Я бы хотела узнать… в смысле… с моим братом Пабло все в порядке?

– А что с ним может быть не так? – Голос звучал недовольно. «Типичная реакция человека, который считает, что в ночную смену полагается спать», – раздраженно подумала я. Пансионат имени святой Марии – частное заведение и, по словам отца, стоит баснословных денег. Возможно, надо бы напомнить об этом нашему любителю поспать.

– Я не обязана вам ничего объяснять, – спокойно ответила я. – Просто ответьте на мой вопрос, сейчас же.

Раздался глубокий вздох.

– Ладно. Секунду, позвоню в отделение.

Вскоре голос вернулся.

– Он спит, – коротко ответили мне. – Все с ним в порядке.

– Безмерно благодарна вам за ваши усилия, – съязвила я.

Затем я снова набрала Варда.

– Какой смысл давать мне свой номер, если вы не берете трубку? – спросила я после сигнала. – Мне приснился ужасный сон, и, учитывая, что вы единственный, с кем я могу об этом поговорить, я расскажу вот так. Мне надо выговориться.

Я несколько раз глубоко вдохнула, прежде чем начать. Возможно, стоило сначала записать свой сон. Но мне и сейчас ничто не мешало это сделать. Я положила трубку, взяла лист бумаги из принтера и ручку.

Вскоре после этого я снова позвонила Варду.

– Я была где-то с моим братом. Точнее… он был похож на моего брата, но это был не он. Скорее всего, это был Эрро. Глаза-щелочки, все лицо в соплях, а шел он как робот, рывками, ноги как деревянные. Рядом с нами шел священник в белой рясе. С большой связкой ключей в руках.

Пип.

«Даже не думайте, что я закончила, менейер Лейдеман», – угрожающе подумала я.

И снова нажала на зеленую кнопку.

– Сначала мы были… во дворе дома, что ли. Там росло много разных трав. А потом… Мы прошли через низкий дверной проем и оказались в темном коридоре. С обеих сторон в стенах были проемы, закрытые решетками. А за ними…

Рассказывая все это, я будто вновь оказалась там. Безмолвные лица с темными глазами. Они смотрят на меня. Пальцы с такой силой обхватывают прутья, что даже в слабом свете я вижу их бледные костяшки.

– Глаза, – сдавленно продолжила я. – Очень страшные глаза. Заключенных, как я поняла.

Пип.

И еще раз.

– Нас тоже закрыли. Нас с этим Эрро. На сене лежало сложенное одеяло. Эрро упал на него, не говоря ни слова. «Отдохните пока, – сказал мужчина в белых одеждах. – Я сейчас принесу вам что-нибудь поесть». Я села рядом с Эрро. Его трясло от страха. Я попыталась его успокоить, но он лишь лежал и дрожал. Человек в белом вернулся. Мне он дал кусок хлеба, а Пабло, в смысле Эрро, – миску супа.

Пип. Так мало-помалу и Вард проснется.

– Затем, думаю, мы легли спать, но я проснулась посреди ночи от скрежета – кто-то пытался открыть дверь, а потом в камере появился ангел. Белый ангел с нимбом, тихонько повторявший: «Эрро, Эрро».

На этот раз я не стала дожидаться, пока автоответчик остановит меня своим «пип». У меня не было сил продолжать. Я сделала несколько вдохов и выдохов. Встала с кровати. Сходила в туалет. И только после этого снова позвонила.

– Было еще очень темно, когда кто-то пнул дверь в камеру и крикнул: «Подъем! Вам скоро ехать!»

Я хотела разбудить Пабло. Он больше не дрожал. Я его тянула, толкала, звала, но было такое чувство, будто я толкаю матрас или мешок с палаткой, что-то очень тяжелое. И тут зашел человек в белом хабите. Он встал на колени рядом с Пабло, поднял ему веко и сказал: «Он умер». А я… я… В ту же секунду мне показалось, что я сижу на вершине горы, совсем одна. Вокруг все почернело. Я выла, как раненый зверь. И от воя проснулась.

Я старалась говорить быстро, но, возможно, последнее предложение не успело записаться. «Ничего страшного, – подумала я. – Он же мне перезвонит. И мы обо всем поговорим».

Я положила телефон на колени и стала ждать. Сердце билось со страшной силой, мысли путались. «Это нечестно, – крутилось у меня в голове. – Нечестно».

Часы показывали семь, а Вард мне так и не перезвонил. Я полистала учебник по немецкому, но не могла сосредоточиться на текстах. Полвосьмого: когда моя жизнь еще была нормальной, в это время я обычно уже полчаса как стояла под своим огромным тропическим душем, рассматривая мозаику на стене, которую папа заказал по моей просьбе. Это репродукция мозаики из базилики Сан-Марко, с той сценой, где Ной выпускает голубя. Сперва отец был против, потому что золотые кубики на заднем плане оказались безумно дорогими, но в итоге уступил. Скорее всего, он решил, как здорово будет рассказывать друзьям об утонченном вкусе и твердом характере своей десятилетней дочери. Анна всегда считала эту затею смехотворной: за такие деньги можно было бы сделать ремонт в четырех ванных комнатах, говорила она. Но у Анны, в общем-то, не особо развито чувство прекрасного.

Без двадцати восемь я подумала, что все-таки надо сходить в душ, хотя бы ненадолго, но в итоге не пошла. Я же не могла говорить с Вардом голой и мокрой?

В восемь я спустилась на первый этаж. Анны не было, ее никогда не бывает утром: она утверждает, что из-за ее комплекции ей нужно больше времени на сон. «Ты имеешь в виду, из-за твоих комплексов», – сказала я как-то раз, потому что знаю: она боится, что плохо выглядит рано утром (и это правда). Папа тогда посмеялся, а вот с Анной у нас после этого отношения лучше не стали. Какая досада.

Папа сидел и читал газету.

– Доброе утро, – сказала я, подойдя к буфету, чтобы налить себе стакан апельсинового сока.

– Доброе утро, папа, – повторила я, садясь за стол.

Только теперь он меня заметил.

– А, привет, дорогая. Выспалась?

– Сойдет.

– Не могла уснуть из-за экзамена?

Я что-то пробурчала в ответ, но он снова уткнулся в газету. Надеюсь, Лейдеман не позвонит прямо сейчас.

– Милая, будь добра, подлей папочке кофе, – он поднял чашку, не отрываясь от чтения.

Вздохнув, я пошла обратно к буфету.

– Держи.

– Спасибо. Ты не ходила в душ?

– Пахнет, что ли?

– Нет, по волосам видно. – И дальше читать.

«Ой, да пропадите вы все пропадом, – подумала я. – Ты, твоя тупая Анна со своими комплексами, та хиппанутая и Лейдеман. Особенно он».

– Почему вы отправили меня именно к Лейдеману?

Надо же, оказывается, он может отложить газету.

Сначала отец нахмурился, будто пытаясь понять, в чем подвох, но затем ответил:

– Он хороший специалист. Так мне сказали, по крайней мере. Разумеется, я наводил справки. А что такое?

– Да просто. – Я уже пожалела, что спросила, хоть это и заставило его наконец-то заговорить со мной.

– Он тебя не устраивает? Если есть какие-то жалобы, то просто скажи мне, милая.

Сама не зная почему, я пожала плечами и ответила:

– Нет, все нормально.

– Точно?

– Точно.

Но его паранойя уже заработала вовсю.

– Он же тебя не трогал?

Боже, что я наделала.

– Нет, конечно, он добропорядочный, как не знаю что. – Я улыбнулась, изо всех сил пытаясь его успокоить. – Правда. Он не распускает рук, и он действительно хороший специалист. Ты, как всегда, выбрал самое лучшее, спасибо тебе.

Только этот придурок никогда не слушает голосовую почту.

Отец подозрительно посмотрел на меня, затем взглянул на часы, убрал газету и одним махом допил остатки кофе.

– Если что-то будет не так, скажи, – подытожил он. – Мне все равно не особо нравятся такие люди: кто знает, мало ли что там происходит за закрытыми дверями, кто знает, что они могут раскопать. Я дал ему простое задание, надеюсь, он этим и занимается. Что до тебя, Одри: съешь что-нибудь. А то в последнее время у тебя не то чтобы цветущий вид.

Сказав это, он ушел. Не поцеловал на прощание, не обернулся, уходя.

«Спасибо за комплимент», – с обидой подумала я, но все же взяла круассан. Положив телефон рядом с тарелкой (а как иначе), я проверила, не пропустила ли сообщение. Нет, не пропустила.