Глава третья

1

Можно быть лучше своей репутации.

Овидий

Резкий запах алкоголя, исходивший из спальни жены, был до того неприятен, что возникало желание открыть настежь входную дверь, скинуть ненавистную одежду и бежать, бежать, бежать вперед, укрывшись мраком летней ночи, и жадно ловить каждый шорох оживающего леса…

Он негромко застонал от предвкушения той сладкой истомы, которая настанет, когда он вонзит клыки в трепещущую плоть. Он будет рвать свою жертву на части огромными страшными когтями, купаясь в крови, хлещущей из разорванных вен. Он будет вдыхать терпкий липкий запах смерти, впитывая его каждой своей порой, и насыщаться, насыщаться, насыщаться…

Но еще не время. Слишком рано, еще часа три до того, как начнет темнеть.

– Папа?

Юра, его двенадцатилетний сын, стоял в дверном проеме. Не оборачиваясь, он все равно остро чувствовал испуганный взгляд мальчика.

– Иди к себе, – глухо сказал он сыну.

– Мы разве не будем ужинать? – спросил Юра.

– Скажи это своей матери, – раздалось в ответ. – Последнее время она так часто стала напиваться, что тебе пора бы уже привыкнуть есть одному. Холодильник забит до отказа. В чем проблема?

– Нет проблем, – заверил Юра. – Просто… А ты не хочешь со мной поесть?

– Не хочу.

Он так и не обернулся к сыну. Зато отчетливо ощутил вскипающую в душе мальчика обиду. Обиду граничащую со злобой. Хороший знак. Конечно, будучи сыном человеческой женщины, на одну половину Юра был всего лишь человеком. Но оставалась и другая часть, пока еще дремлющая и почти не различимая…

Юра постоял немного, будто выжидая, что отец передумает. А затем ушел, унося в себе зернышко зарождающейся злобы.

Пока весь мысленный поток в сознании сына был для его отца открытой книгой. Но мальчик рос. И уже с уверенностью можно было сказать, что дар слышать чужие мысли он унаследовал. И этот дар совершенствовался, становился все более развитым и окрепшим. Пару раз Юра даже пытался влезть в сознание отца. Пока это были робкие неуверенные попытки. И, разумеется, бесплодные. Но не потому, что Юра был слаб, а потому, что его отец был слишком силен.

В спальне Стеллы послышался звон разбитого стекла. Видимо, уже успела так набраться, что из рук все падало. А быть может, и нарочно, назло ему. Подходил к концу тринадцатый год их брака, Стелле исполнялось тридцать восемь. Три года назад их семейный врач поставил ей диагноз: алкоголизм. Стелла пыталась лечиться, и время от времени ей даже удавалось взять себя в руки. Она написала роман с претенциозным названием «Harmonia praestabilita» – «Предустановленная гармония». Книга повествовала о жизни современной элиты – миллионеров с Рублевского шоссе, а точнее, их женщин, законных и не только. Напечатанный модным московским издательством, этот парафраз на тему «богатых, которые тоже плачут» разошелся огромным тиражом, мгновенно превратившись в бестселлер номер один. Так, по крайней мере, утверждали таблоиды. Люди жаждали знать, какие проблемы бывают у холеных красоток из Барвихи или Жуковки.

Но его не волновали ни таблоиды, ни новое хобби Стеллы. Ее побег от реальности длился недолго – через полгода после выхода в свет «Harmonia praestabilita» Стелла вновь ушла в грандиозный запой. Писать продолжение романа ей уже не хотелось – исчез запал. Когда к ним пришел их сосед по поселку, знаменитый кинопродюсер Гарик Отузян, и предложил превратить бестселлер в блокбастер, Стелла как-то вяло сказала, что подумает. В итоге она все же продала права на экранизацию, но с тех самых пор так ни разу и не поинтересовалась судьбой проекта.

Мутными глазами Стелла воззрилась на своего мужа. Она не заметила, когда он успел войти в ее комнату.

– Что-то ты без стука… darling, – пьяно сказала Стелла.

Он осторожно захлопнул дверь и прошел вглубь спальни. Стелла лежала на кровати в одном нижнем белье. Рядом на тумбочке стояло блюдо с засохшими тартинками с черной икрой. На полу валялись осколки, очевидно, от разбитого бокала. Антураж завершала непомерно большая бутылка водки, зажатая между бедер Стеллы.

– Знаешь, – начала Стелла заплетающимся языком, – люди, которые живут в простых типовых квартирах… ходят каждый день в шесть утра на завод… они, должно быть, думают: «А интересно, что пьют эти богачи? Наверное, какой-нибудь коньяк навороченный, пять штук баксов за пузырь? А вот х…й! Мы тоже пьем водку! Все пьют водку! Только кто-то закусывает ее икрой, а кто-то – бычками в томате. Но еще неизвестно, кому лучше! – Стелла потрясла в воздухе указательным пальцем, увенчанным тяжелым бриллиантовым кольцом. – Ведь нет разницы, чем блевать наутро – бычками или икрой!

И Стелла разрыдалась. Несколько минут он стоял и смотрел, как она плачет, вернее, как в ней плачет алкоголь. Слезы обильно текли по ее подурневшему лицу. Затем Стелла вытерла глаза куском шелковой простыни, а для пущего эффекта еще и высморкалась в гламурную ткань.

– Им плевать, – сказал он, с трудом сдерживая отвращение.

– Что? – встрепенулась Стелла. Она уже напрочь успела забыть, о чем вела речь минуту назад.

– Тем, кто ходят на завод в шесть утра, – произнес он, – им плевать, что ты пьешь.

– Какая ты все-таки сволочь, – сказала Стелла и снова заплакала, на этот раз жалобно.

Расчетливая тварь, – подумал он.

На втором этаже Юра прекрасно слышал жалобные подвывания матери, а она, само собой, прекрасно знала, что он слышит. На это и был расчет.

– Советую тебе допить эту бутылку и лечь спать, – спокойно проговорил он.

– Допить и лечь, да? А вот это видел?!

Стелла сжала ладонью горлышко бутылки и несколько раз дернула руку туда-сюда в иллюстративном жесте.

– Засунь ее себе, – усмехнулся он, – больше проку будет.

– Ах ты, ублюдок! – выкрикнула она.

Стелла выдернула бутылку из своих одряблевших чресел и молниеносно запустила ею в мужа. Он увернулся. Бутылка звонко ударилась о стену позади него и разлетелась на сотню стеклянных кусочков.

– Импотент! – добавила Стелла.

Он внимательно посмотрел на нее. Стелла была так близко, всего в одном шаге… Всего один шаг и всего одно движение его руки отделяло женщину от перспективы оказаться со сломанной шеей.

– Чего вылупился? – подбоченилась Стелла. – Думаешь, боюсь тебя? Так позволь напомнить тебе, darling, что у нас в гостевом домике живут еще шесть человек прислуги. Как тебе такой пиар? Они живо растреплют, что ты по вечерам пи…ишь собственную жену! Вся Москва будет знать завтра же! Я уж не говорю, что наверху спит твой сын, который…

– Заткнись.

В одно мгновение он очутился у кровати и схватил ее за руку. Сжал так, что она заскулила от боли.

– Заткнись, – повторил он. – Ты же не дура, Стелла. У тебя сытая вольготная жизнь. Одна твоя машина стоит столько, сколько некоторые не зарабатывают за всю жизнь. Ну зачем тебе все это терять? Подумай. Купи себе издательство, займись бизнесом. Ну или пей себе дальше. От такой водки, которую ты привыкла хлестать, спиваются не сразу. Живи свой жизнью. А мне позволь жить своей.

– Твоя жизнь? – усмехнулась Стелла. Она начинала трезветь. Он слышал, как мысли, что роились в ее голове, из хаотичных превращались во все более осознанные. Это плохо.

– Твоя жизнь? – снова сказала Стелла. – А в чем собственно заключается твоя жизнь? В махинациях с бюджетными деньгами? Или в издевательствах надо мной и Юрой? А может, в твоих ночных вылазках?!

Он ударил ее по лицу. Стелла коротко вскрикнула и упала обратно на кровать. Из ее ноздрей хлынула кровь, заливая подушку. Он тотчас учуял солоновато-сладкий дурманящий аромат, и по всему телу пробежала дрожь приближающегося экстаза.

– А знаешь, что самое страшное в наших отношениях? – вскинулась Стелла, утирая кровь тыльной стороной ладони. – Даже не то, что ты меня не хочешь… а то, что я тебя не хочу! Ты мне противен, слышишь?! Ты мне омерзителен!

На этот раз Стелла получила короткий, но сильный удар в голову. Затем он схватил ее за волосы и приложил лбом о спинку кровати.

– Пикнешь – убью, – предупредил он.

Она молча пыталась закрыться от него перепачканными собственной кровью руками. Для верности он влепил ей еще и затрещину.

– Сейчас ты встанешь, нальешь себе полный стакан водки – так, чтоб до краев, выпьешь его и ляжешь спать, – приказал он, тщательно выговаривая каждое слово. – Ты поняла меня?

Стелла кивнула. В глазах ее стоял ужас. Размазанная по лицу кровь странным образом украсила женщину – добавила в облик капельку шарма пополам с гротеском. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать. Он тоже сдерживался, точнее, сдерживал зверя внутри себя, который настойчиво рвался наружу. Нельзя, еще не время, надо подождать, осталось совсем чуть-чуть…

Стелла как сомнамбула поднялась с кровати и прошла к барной стойке в углу комнаты. Послышалось бульканье – водка наполняла бокал. Затем характер звуков изменился – Стелла вливала жидкость в горло. Где-то на половине Стелла поперхнулась и расплескала содержимое бокала. Запах алкоголя распространился по всей комнате. Но он уже не мог перебить терпкого солоновато-сладкого аромата, того самого аромата, который был знаком ему уже очень давно…

– Оботри кровь, – велел он, сглатывая слюну.

Стелла подчинилась – зашуршали салфетки. Аромат не уменьшился, хотя все же немного рассеялся.

– Выпей еще, – сказал он, поворачиваясь.

Стелла посмотрела на него вновь помутневшими глазами. Вернувшаяся было на некоторое время трезвость опять ускользала от женщины. Стелла послушно долила бокал доверху и залпом его опустошила. На этот раз все прошло без единой заминки.

– До дна, – невнятно пробормотала Стелла и смачно отрыгнула. Она снова была пьяна.

Затем, шатаясь, она вернулась обратно и без единого звука легла, до подбородка накрывшись простыней. Примерно в то же мгновение он уловил нарастающее за дверью волнение. Разумеется, Юра почувствовал произошедшую ссору и теперь жаждал узнать, не случилось ли чего с его ненаглядной мамочкой.

А Стелла уже проваливалась в неспокойный сон, о чем свидетельствовали ее закрытые, едва подергивающиеся веки.

– Спокойной ночи, милая, – произнес он и вышел из спальни.

И сразу увидел Юру. Тот стоял под аркой, что соединяла просторный холл с обеденной зоной. В руках у мальчика была внушительных размеров сковорода, на дне которой находилась непонятного происхождения субстанция. Явно подгоревшая, судя по острому неприятному запаху.

– Что тебе надо? – хмуро спросил он Юру.

– Блинчики с мясом, – ответил мальчик, кивая в сторону сковородки. – Я принес их маме. Она весь день ничего не ела.

– Ты прекрасно знаешь, что мама больна, – сказал он, стараясь не повышать голоса. – И меньше всего ее сейчас интересуют твои блинчики.

– Ты лжешь, – неожиданно упрямо заявил Юра.

– Я лгу? – переспросил он, усмехнувшись. – А ну, иди сюда.

Юра не шелохнулся.

– Иди, иди, – позвал он, – я покажу тебе твою маму.

– Ты ее ударил, – Юра едва сдерживал слезы.

А в следующую секунду ему стало ясно, зачем мальчик пришел сюда со сковородой. Юра совершенно серьезно намеревался на него напасть.

– Ты – мерзавец, – продолжал Юра, сжимая покрепче ручку сковороды. – Если ты еще раз попробуешь ударить маму, я тебя убью.

В глазах мальчика горела самая настоящая звериная злоба. Так сложилось, что это маленькое существо преданно и одержимо любило человеческую женщину, каковой была его мать. Все свои двенадцать лет оно ходило на двух ногах, спало по ночам и ни разу в жизни никого не убивало. Однако теперь оно стояло и смотрело на него своими дикими горящими глазами, в которых не было ничего, кроме одного-единственного страстного желания – убить…

Он негромко рассмеялся. Это существо было его сыном. Значит, все в полном порядке.

– Я понял тебя, – ответил он, и тотчас почувствовал мощный глубинный толчок. Время пришло.

– Иди спать, – приказал он сыну, понимая, что через несколько секунд, голос начнет меняться, – а к этому разговору мы еще вернемся.

Юра испуганно заморгал. Его глаза вновь были глазами обычного двенадцатилетнего ребенка. Развернувшись, Юра быстро побежал к лестнице на второй этаж, все еще сжимая в руке сковороду с горелыми блинами. Скоро мальчик скрылся из вида.

Все, больше медлить он не мог, не хотел. Прямо здесь, в холле он в одно мгновение сорвал с себя одежду и рванулся из дома в ночную прохладу.

Снаружи не было ни одной горящей лампочки – все его распоряжения выполнялись неукоснительно. Так было специально задумано: под вечер на всей территории его коттеджа выключались все осветительные приборы. Прислуга, конечно, считала это странной причудой богатого хозяина. А он был спокоен, что ни один посторонний не сможет разглядеть в кромешной тьме его истинного обличья. Хотя прецеденты бывали. Но те, кто его видел, уже никогда об этом не расскажут.

Запрет на включенные фонари не был единственной мерой предосторожности в его резиденции. У него еще имелся Страж, с которым они однажды заключили соглашение. Суть договора сводилась к симбиозу – совместному существованию, бывшему выгодным для обеих сторон. Страж был лучшим из известных ему охранников. При контакте с любым живым существом его телесная оболочка выделяла яд. Яд проникал повсюду, даже через защитные слои специальной одежды, был смертельно опасен и действовал почти мгновенно. Яд поражал людей, животных, птиц, но был безвреден для него. Взамен он кормил Стража. Тот питался человеческими эмоциями, причем, исключительно негативными. Страх, ненависть, зависть, боль – все это являлось пищей для Стража, а также в избытке водилось в его доме.

Категорическое табу на хождение по его любимым газонам воспринималось обслуживающим персоналом сродни запрету на освещение территории. Правда, некоторые люди удивлялись, как это трава может быть всегда так безупречно выстрижена, если в доме нет садовника. Удивлялись, но тут же находили ответ на свой вопрос – особый сорт травы. Генная инженерия, эксклюзив, персональный заказ, большие деньги. В конце концов, какое им дело до хозяйских выходок? У богатых свои причуды. А для них главное, чтоб зарплату платили вовремя. Что касалось Стеллы и Юры, то они давно уже ни о чем его не расспрашивали.

Быстрым шагом, почти бегом он миновал гостевой домик и одним мощным скачком перепрыгнул высокий глухой забор. Лишь на одно мгновение большая черная тень взвилась куда-то ввысь и растворилась в темноте.

Однако, человеческое любопытство во все времена не знало предела. Его конкуренты по бизнесу и политические противники, журналисты, а то и просто соседи по поселку с завидной регулярностью интересовались отсутствием у него телохранителей, или даже простых охранников. С его положением в обществе – и вдруг нет ни одного телохранителя? Это действительно выглядело странно, тем более, что только за последний год на его жизнь было совершено девятнадцать покушений. Но еще более странным было то, что каждый раз он оставался целым и невредимым. Впрочем, у него на все были заготовлены достаточно правдоподобные ответы. В отношение первого, вообще все предельно просто. Он – честный бизнесмен, и ему некого бояться. Что до недобросовестных конкурентов… Что ж, Бог им судья. Ну а поводу второго он всегда разводил руками – мол, он с рождения такой везучий. Да и здоровьем не обижен. Плюс не пьет, не курит, занимается спортом. После тотального помешательства москвичей на фитнесе, зеленом чае и раздельном питании его сказочка проходила на ура в любом интервью. Люди любили верить сказкам. Так уж они были устроены.

Он незаметно прошмыгнул мимо будки с охраной и оказался вне пределов территории поселка.

Между тем, его внешность менялась. Дряблое человеческое тело, вот уж полтора десятка лет служившее пристанищем его нечеловеческой сущности, уступало место тому, что было внутри. Теперь он был выше ростом на целую голову и шире в плечах. Узловатые мускулистые ноги заканчивались огромными семипалыми ступнями, а крепкие серо-желтые ногтевые пластины на уродливых пальцах ног больше не имели ничего общего с человеческими. Кожа на всем теле огрубела и уже больше напоминала чешую.