Глава 3. Не покинь меня…

В гостевой спальне было светло, с улицы доносились голоса арди и лязг металла: работа в поселении кипела. Рассвет озарил яркими лучами лицо Ородона, он задумчиво сидел в кресле в дальнем углу комнаты и смотрел невидящим взглядом на постель, заправленную чистыми простынями густо-коричневого цвета. Наказ Даллы – подготовить опочивальню к приёму Турна и Морана – он выполнил в точности, хотя не очень-то и хотелось. Уже прошло более двенадцати годичных циклов с той поры, когда его иррам едва не попрощалась с жизнью в железной хватке Торай Земли. Как Ородон рвался тогда в комнату, едва сдерживаемый Даллой: он хотел придушить Турна за то, что тот едва не сотворил с его женой.

Несколько ликов Моран будет жить в доме арай, но хозяин был не рад этому, несмотря на радостный визг младшей дочери. Уговоры Даллы на него подействовали, однако досада осталась: простить Турна до конца он не мог по сей лик – слишком силён оказался страх возможной потери любимой.

Арай встал. Поправил коричневый жилет, затянул потуже пояс, надел сандалии и отправился во двор. Нужно прирезать степного юнима к празднеству и приглядеть за детьми: судя по гневным возгласам старшего сына пора бы усмирить неугомонных девочек.

Илсаян находился в зените. Пора перед Бурей-Матерью – самое жаркое время в годичном цикле. Работать в полях и садах становилось тяжело. Даже в тени и у прохладных ключей, бивших рядом с сараями, не было спасения от удушающего зноя. Ородон немного постоял на пороге, обнесённом живой изгородью виноградника. Смех детей доносился издалека, как и голос Тарсара. Между ягодных кустарников мелькали силуэты двух девочек. Они визжали, играя в догонялки. Неугомонные. Чуть посветлеет горизонт, а дочери уже на ногах и носятся по дому, гремя чашками, кружками и скрипя дверцами полок. Потом выбегают в сад, и их не видно до самой обедни, а то и до вечери.

Медленно пересекая просторный двор, Ородон не прекращал думать о детях. Его первенец – Тарсар – покинул Туарим сразу же после ритуала Йанри. Судьба увела его к учёным в Альрим. Волосы парня побелели, а глаза стали цвета ардийской стали – серые с металлическим отливом. Довольно скоро поступил в Мельмеринскую академию и сейчас, спустя двенадцать циклов, заканчивал её с отличием. Ородон улыбнулся и хмыкнул: ньин¹⁵ всегда любил мастерить, собирать, изучать… он с самого детства не замолкал ни на минуту, постоянно задавая кучу вопросов. Бесконечные «почему?» тогда злили Ородона, но сейчас он бы отдал всё на свете, чтобы снова слышать голос того, маленького Тарсара.

Ородон снял с гвоздя пояс и ножны, вынул обоюдоострый нож, достал с верхней полки точильный камень и начал править лезвие. Удар будет один – точный, быстрый. Юнимы очень агрессивны. Всегда чувствуют, что пришёл их конец, и нацеливают короткие острые рога прямо на своего убийцу. От воспоминаний пробудилась старая боль в бедре. Тогда, находясь целиком в своих мыслях после очередной ссоры с Даллой по поводу визитов к Турну, байсар замешкался и, открыв загон, не успел вовремя отскочить. Рог юнима проколол бедро насквозь. Крови было много. Он еле сумел уйти и позвать на помощь. Несколько осемий дочери хлопотали над ним, пытаясь поставить на ноги.

Отбросив плохие воспоминания, Ородон отправился в один из загонов. Он открыл дверцу, держа нож наготове. Животное проблеяло и отступило к дальней стене, взрыв копытом солому и склонив голову. Главное – не пропустить момент нападения. Ородон уверенно отступил в сторону, схватил выбежавшего юнима за рог и перебил хребет одним молниеносным ударом. Сегодня всё свершилось быстро, осталось только подвесить тушу на жерди и снять шкуру.

***

Ородон ополоснул руки в роднике и смыл кровь с ножа. Стряхнув желтоватые капли, он взял таз с потрохами и отправился к пролеску. Там выкинул внутренности юнима, чтобы полакомились падальщики, и вернулся обратно в дом. Утварь он вымыл тряпкой и повесил в сарае, перерезал верёвки, взвалил тушу юнима на плечи и пошёл в сад, где в центре чернел большой круг золы и хрупких углей. Ородон поставил жерди, насадил на толстый вертел будущий ужин и принялся разжигать костёр.

Когда всё было готово, он натёр тушу маслами и травами, сделал множество надрезов, достал из кармана маленький кристалл и положил его рядом с вертелом. Камешек тут же засиял, обволакивая непроницаемым полем и костёр, и тушу, Ородон раскопал утонувшие в пепле трубки, и из них повалил избыточный пар. Теперь можно не беспокоиться. К закату всё будет готово.

Войдя в дом, арай остановился, посмотрев на старшую дочь. Та сидела за столом, нервно потирая руки и буравя взглядом столешницу. Она не сразу обратила на него внимание, а когда подняла взгляд, вскочила, опрокинув громоздкую скамью.

– Я напугал тебя, – Ородон склонил голову и приложил широкую ладонь к груди. – Не ждал тебя раньше заката, Неури, – сказал, приблизившись к столу.

Он попросил дочь отойти, нагнулся и уверенно поставил скамью на место, придвинув ближе к столу. Неури поспешила заняться домашними делами. Неури начала нарезать овощи и измельчать травы для чая. Она заметно нервничала, каждое движение было резким и наполненным тревогой. Ородон подошёл к ней и, положив руки на плечи, почувствовал, как она дёрнулась. Едва не выронила большую металлическую кружку из рук.

– Ты дрожишь, ная¹⁶, – сказал он и поцеловал Неури в макушку.

Старшая дочь три цикла назад прошла инициацию и осталась туаримом, чему была несказанно рада вся семья. И вот… она уже женщина, которая скоро должна выйти замуж за местного торговца. Ородон знал, почему дочь так нервничает – вот-вот должен был состояться бой за право главенства. Она всегда была ответственной, а потому наверняка боялась того, что проиграет и покинет отчий дом.

– Осталось всего два лика, – прервала молчание Неури. – Оин¹⁷… а вдруг я не справлюсь и подведу тебя? Мне страшно от одной мысли об этом. – Она повернулась, и Ородон увидел полные страха и слёз глаза.

Конечно, ная всегда старалась скрыть всю гамму чувств – такая черта досталась ей от матери. Но даже если бы Далла была ардийкой, а не руат, и не передала эмоциональность по наследству, Ородон был уверен: дочь не смогла бы даже тогда спрятать страх за своё будущее.

– Садись, – он кивком указал Неури на скамью, – я сам всё сделаю.

Ородон быстро наполнил кружки кипятком, отчего по комнате разнёсся пряный аромат, поставил на стол тарелки с овощами, вяленым мясом и рыбой и сел напротив дочери. Немного помолчал, окинув взглядом её взволнованное лицо, а потом добродушно улыбнулся и, протянув руку, дотронулся до холодных пальцев Неури.

– Самое главное в твоей судьбе уже решилось, ная, – осторожно начал он, подбирая слова, надеясь её успокоить. Всякий раз, когда Ородон смотрел на повзрослевшую дочь, он видел её той маленькой девочкой, которой она запомнилась ему перед ритуалом помазания: милой ардийкой с золотыми глазами и тёмными волосами, с ямочками на щеках и беззаботным смехом. – Ты принадлежишь родному краю, являешься туаримом от кончиков волос до кончиков пальцев. Остальное лишь случай, не более. Твои умения высоки, я сам учил тебя. Мне ли не знать, что ты, Неури, можешь победить в неравной схватке самого байсара, а он намного сильнее простого торговца плодами и пряностями.

– Ты всегда мне поддавался, – сказала ардийка, искоса посмотрев с вызовом на отца, и ухмыльнулась. – Неужто скажешь, что стал бы драться в полную силу, не щадя родную кровь? – Она недоверчиво покачала головой.

– Пусть так, – произнёс твёрдо Ородон. – Но совершенно не важно, будешь ли ты вести хозяйство и растить детей, или же станешь главой семьи и отправишься на военный постой. Главное – у тебя будет свой дом, продолжение твоего рода. Ты продолжишь жить в Туариме, как бы то ни было. – Увидев, что Неури захотела возразить, он предупреждающе вскинул руку и улыбнулся. – Я уже горжусь тобой. У меня будут… внуки, – он едва вспомнил слово, которым называла Далла детей своих детей. – Большей радости и представить себе нельзя. Так что отринь страх и иди на ритуальное поле со светлой головой. Я знаю Харгара, он отличная пара для тебя.

– Ты правда так считаешь? – Неури подняла на него глаза и улыбнулась.

– Когда я поутру переступил порог дома и увидел его встающим с твоей постели после ритуала Дирлы, то не сразу смирился с тем, что ваши ауры едины. Но как бы тяжело мне не было отпускать тебя из этого дома, – он нарочито обвёл взглядом комнату, – ты выросла, и у тебя свой путь. Иди по нему смело, ты готова, – закончил он и встал. Поцеловал Неури в макушку и прошептал слова благословения. – Давай обедать, а то ещё немного, и чай остынет.

***

Первые звёзды уже зажглись на чернеющем небосводе, хотя закат только начал угасать, рыжими всполохами заходящего за горизонт Илсаяна окрашивая небо в удивительные цвета. Облака переняли на себя чудесные краски и медленно темнели, стыдливо краснея перед наступлением ночи. Заливисто пели ночные птицы, рассевшись на ветвях плодовых деревьев, ветер разносил их трели по всему саду.

Ородон вынес громоздкий стол и поставил его рядом с вертелом, от которого веяло дымом, теплом и приятным ароматом жареного мяса. За ужином собралась вся большая семья: старшая дочь со своим избранником сидели во главе стола – сегодня было их время. Младшие девочки весело смеялись и в предвкушении потирали ручки, не в силах дождаться сытного ужина и рассказов старшего брата. Тарсар улыбался, глядя на них и свою мать, сидевшую рядом с арай.

С благоговением оглядывая всех арди, Ородон крепче прижал к себе Даллу. Несмотря на то, что она осунулась, похудела, на лице появились глубокие морщины, а в волосах пестрела частая седина, он всё равно души в ней не чаял. Руат живут меньше, чем ардийцы, их тела хрупки и недолговечны, однако Ородон всякий раз мысленно благодарил Создателя за то, что позволил иррам прожить так долго и подарить ему четверых прекрасных детей: первенца Тарсара, уже такую взрослую Неури, непоседливую Коринию и беззаботную Хейланту. Большего счастья он и не желал. У него было всё, что нужно.

Колокольчики на входе в дом оповестили о приходе гостей. Отвлёкшись от своих мыслей, Ородон взглянул на Даллу и, встав, поспешил к двери на террасу.

На пороге стоял Турн. Он заметно раздобрел за то время, которое они не виделись. В глазах по-прежнему была грусть. Торай до сих пор горевал по своей иррам, хотя прошло уже столько циклов. Ородон тут же вспомнил того байсара, которого одолевали скорбь и гнев.

Погребальный костёр быстро разгорался, пожирая тело умершей и высвобождая душу из тлеющей плоти, замотанной в бежевый саван. В то время как все собравшиеся на поле, усыпанном чёрной золой, пали ниц и шептали отпевную молитву, чтобы помочь Ифии поскорее добраться до Грани и обрести покой, Турн твёрдо стоял на ногах и смотрел вперёд. Внезапно он развернулся и, что-то прорычав, направился в поселение. Незаметно ускользнув, Ородон помчался следом. Он несколько раз окрикнул Торай, но тот решительно шагал к дому, гневно сжав кулаки. Он проскочил в дом и оглушительно хлопнул дверью. Ородон остался стоять на пороге, не решаясь войти. Байсар, охваченный горем, опасен для всех. И, развернувшись на ступенях, арай решил уйти.

Проходя мимо окон, Ородон в одном из них заметил Турна. Тот метался по комнате, громил спальню, точно обезумел. Из окна полетели простыни и обломки супружеской кровати, а потом раздался полный боли крик, больше похожий на вой.

Ородон несмело вошёл в дом. Как бы ни злился на Турна за то, что тот едва не убил Даллу, не мог оставить его в беде. Натворит ведь дел – в слепой ярости он опасен для Морана.