Глава 6. Предчувствие

Вечерело. Илсаян заходил за ровную линию горизонта и отбрасывал последние блики на гладкие крыши домов поселения Арту. Бор шумел и скрипел от прикосновения игривого ветра, который сновал меж стволов и разлапистых игольчатых ветвей.

Родное жилище встретило пустотой и мраком. Турн отворил дверь и пропустил Морана вперёд. Ньин за два с небольшим годичных цикла вытянулся и окреп. На лице появился первый пушок, который свойственен представителям руат. Появилась ширь в плечах, мужская стать, голос стал грубее. Разумом он был ещё ребёнком, как и положено ардийцам до помазания. Торай скинул дорожную сумку у порога, Моран тут же стал её разбирать, хотя сил у него осталось ничуть не больше, чем у самого Турна. Поездка была долгой, а приключение – интересным, однако следовать несколько ликоворотов по землям Руатай, не используя порталы перехода, невероятно утомительно. Но Моран очень хотел побывать на родине Ифии, и Турн не мог ему отказать в этом.

Илсаян потух на горизонте, и тьма расстелилась по землям Туарима. Турн напитал магией кристаллы, и они осветили пыльную безжизненную комнату.

– Надо бы убраться, оин, – предложил Моран. Он стоял, сложив руки на груди, и осматривал каждый угол главной комнаты. – Разожги камин, а я наберу воды и немного пробегусь с тряпкой по дому.

– Не лучше ли сделать это поутру? – спросил Турн. – Сейчас нужно отвечерять и отдохнуть как следует.

– Ага, – с укором буркнул Моран, – вот только не говори мне, что хочешь лечь на изъеденные крашой²⁴ простыни? Я вот не собираюсь чесаться всю ночь. Да и помыться не мешало бы. Разжигай камин, или я сделаю это сам.

«Вот же неугомонный!» – Турн вздохнул и покачал головой. Он кинул взгляд на Морана. Тот с вызовом смотрел на него и притопывал ногой. Придётся согласиться и идти в сарай за дровами и углём. Турн кивнул и вышел из дома через заднюю дверь.

Ветер стих. На небосводе зажглись звёзды, и показались первые «диадемы» лун из-за острых вершин Туаримского бора. Лирис и Дирияк восходили на свой путь, освещая тропы, одаривали бликами воду, резво бившую маленькими фонтанами. Ночные птицы уже начали на охоту. Едва пробежала рядом с амбаром рынь с набитыми защёчными мешками, тут же на неё бесшумно накинулись два тиргола²⁵, вцепившись острыми когтями в мохнатую тушку и разрывая её ещё живую загнутыми клювами. Хвостатая жертва заверещала и затрепыхалась.

Турн тут же вскинул руку и вздыбил дёрн вокруг расправы. Крылатых хищников обсыпало травой и комками земли, но они не переставали отрывать куски от беззащитной добычи. Били сильными чёрными крыльями, клекотали и лишь глубже вцеплялись когтями в тушку. Скотина заметалась в загонах. Если все животные проснутся, то не смолкнут до рассвета. Занервничали и закудахтали сморы, замычали туяры, юнимы начали биться о перегородки. Даже ашуры, и те заржали, перебирая копытами и пытаясь выбраться из стойл.

– Так всё поселение перебудят, – проворчал Турн.

Он бросился в один из загонов. Взял с полки ножны, вынул нож и побежал в гущу расправы. Одному тирголу всадил лезвие в пернатую грудь, второму обрубил крылья и свернул тонкую шею. Рыни, ещё визжавшей от боли, перерезал оголённый хребет.

Тушки Турн выкинул на границу бора – пусть ночные хищники порезвятся, как следует. Один уже учуял кровь и, сверкая глазами, зашуршал в молодой поросли, злобно рыча. Он не единственный зверь в лесу. Эти твари охотятся стаями, и Торай поспешил уйти. В поселение звери не войдут, но можно легко стать их добычей на границе леса.

Белые яркие точки, словно горячие угольки, сверкнули в полутьме, и показался мохнатый седой загривок. Под мощными лапами захрустел хворост, от утробного рыка едва не заложило уши. Сильные челюсти клацнули над землёй. Недобро поджав уши и перебирая торчащими из-под густой смоляной шерсти лопатками, медленно вышел вожак найгунов²⁶.

Турн развернулся и пошёл назад. За спиной раздался вой и лай мелких бродячих каарши, которые тоже пришли полакомиться.

Торай вздохнул, потряс головой и зевнул от усталости. Он отправился в дровяник, наложил полную тележку поленьев и насыпал в ведро крупного угля. Подвезя всё к заднему порогу, вставил нож в щель между досками, а сам набрал охапку дров и толкнул ногой дверь.

Моран ополаскивал посуду от насевшей за долгое время отсутствия хозяйской руки пыли, ведро и тряпка стояли в углу, пол, как и полки, и подоконники, блестел от чистоты и влаги. Ньин едва стоял на ногах, постоянно зевал, но не прекращал натирать чашки и кружки полотенцем.

– На сегодня достаточно, Моран, – снисходительно Турн, скинув дрова у камина и обтряхивая рубаху. – Отдохни, ты изрядно устал.

Моран поставил последние тарелки на полку, поднял громоздкий таз и выплеснул воду прямо за порог, отжал тряпки, развесил их на жердях во дворе, обмыл ведро и только потом уселся на скамью, положив руки на столешницу и упершись в них лбом. «Ты молодец», – мысленно похвалил Торай и начал разжигать огонь с помощью огненных камней и масла. Дерево в огне слабо затрещало, и лицо Турна озарил рыжеватый свет от пламени.

Торай занёс в дом ведро с углём и уложил самые большие камни в центр пламени. Затем вышел из дома, обошёл его кругом, расставляя цилиндрические кристаллы в нишах в фундаменте, активируя заклинанием – чтобы дом, окутанный силовым полем, быстрее согрелся.

– Вот теперь можно и вечерять, – сказал он довольно и вернулся в жилище.

Моран не откликнулся. Он так и сидел, положив голову на руки, и тихо сопел – от усталости заснул прямо за столом. Турн потрепал его за плечо, но тот даже не шелохнулся, только глубоко вздохнул. Торай Земли улыбнулся: впервые не приходится сидеть рядом и уговаривать ньина отдаться во власть снам. Его в последнее время мучили кошмары, и нужно было сидеть у окна до тех пор, пока он не закроет глаза и не начнёт ровно дышать.

Торай решил не будить Морана. Он аккуратно притянул его за плечи, откинул голову на себя и взял сонного парня на руки. О тишине можно не беспокоиться, сон так крепко окутал его разум, что хоть рушь стены, но глаза Моран не откроет.

Он уложил ньина на постель. Она уже была заправлена чистыми простынями. И когда Моран всё успел?

Турн аккуратно сложил рубаху и штаны на стуле рядом с постелью. Моран любит, чтобы всё было на своих местах и в этом он похож на Ифию. Кироса благоволила ему, а он внимал её советам и наставлениям. Никто не давал Морану забыть ану, хотя он никогда не ощущал её заботливых касаний, не слышал мелодичной речи.

Несмотря на то, что Морану скоро исполнится шестнадцать циклов, и он пройдёт ритуал помазания, Турн не хотел снова жениться. Вот уже четыре ритуала Дирлы пропустил, потому что не знал, как Моран отнесётся к новой иррам. Впервые Торай осознал, что чего-то боится, он – байсар, бесстрашный воин! Но сейчас – забота о ньине легла на плечи Турна, и он не собирался отдаляться от Морана брачным ритуалом и возможными детьми.

О ритуале помазания Турн старался вообще не думать. Одна мысль о том, что Моран может не очнуться, вызывала в груди волну непреодолимого ужаса. Снова придётся разжигать погребальный костёр и смотреть, как пламя пожирает тело дорогого арди. От этого Турн не сможет оправиться никогда. И на сей раз Киросе на сей раз придётся убить его.

Кровать скрипнула, Торай Земли резко обернулся. Моран перевернулся на бок, плотнее укутавшись в одеяло. Он что-то пробормотал, а потом затих, вновь отдавшись на волю хозяину снов. Турн улыбнулся и вышел из комнаты в главное помещение. Сел за стол и вытянул ноги. Тут же наткнулся на что-то и распластался по скамье. Заглянув под неё, увидел, что Моран не разобрал свою дорожную сумку. Вытащив её, Турн принялся выкладывать содержимое на стол.

– Как всегда, ты заботишься обо мне, а о себе постоянно забываешь, – тихо прошептал он с улыбкой.

Торай выудил из сумки пару обменянных на целебные настойки безделушек, четыре книги с толстым переплётом и красивым витиеватым рисунком, одежду на шесть смен, оставшиеся пузырьки с травами и мазями, свиток и завёрнутый в листья лантала²⁷ хлеб, браслет из радужного камня (а это ему зачем?) и принялся всё раскладывать по полкам, бродя из комнаты в комнату. Книги и свиток положил на полку в спальне Морана, одежду отправил в шкаф, пузырьки забросил в карман, подсохшие корки сложил на угловом столике, решив поутру раскрошить птицам, а браслет оставил на подоконнике рядом с кроватью ньина – вдруг будет искать?

Турн сделал себе чай с пряностями, выпил его в прикуску с парой ломтей вяленого мяса и отправился отдыхать. Только его голова коснулась подушки, тут же мысли начали собираться в видение, которое растворилось в темноте усталости и долгого сна.

Буря-Мать долго властвовала в Туариме. Горизонт медленно светлел, однако гроза и проливной дождь утихать не желали. Молнии били в землю через каждый эген²⁸, освещая пространство и рождая чёрные пятна тлеющей травы. Вдалеке раздался рёв Д`хара, и призрачные взмахи кожистых крыльев разогнали остатки урагана, который скрывал яркие звёзды

Лун не было, однако горизонт по-прежнему светлел, хотя Илсаян не вступал в свои права, рассекая стыдливо розовеющий купол яркими всполохами. Полнейшая тишина. Не пели птицы, не ревели и не выли звери, скотина не билась в загонах. Турн вертелся на месте. Он находился в бескрайней степи вдалеке от поселений, однако слышал голоса арди, перебивающие друг друга.

От места, где стоял Турн, начинала кругами расползаться чернота. Трава жухла, а земля трескалась, и из мелких трещин росли колючие кусты. Чёрные бутоны кармильных румий распускались быстро, губительные заросли расстилались далеко за горизонт. С острых шипов капала ярко-голубая кровь, она заливала землю, впитывалась подобно воде, и из тягучей грязной жижи поднимались новые цветы.

До слуха донеслись мучительные крики. На мгновение Турн увидел, как убивают друг друга арди, женщины корчатся от боли, дёргаясь в агонии, а дети задыхаются от смертельного аромата, источаемого бутонами. И когда не осталось никого в живых, на ногах стоял только Моран. Он смотрел прямо на Турна, но во взгляде не было ни доброты, ни жалости.

Юноша шёл вперёд. Он касался пальцами бутонов, и они отмирали, падали за землю и превращались в пепел, который развеивался по ветру. Стебли гнили и загорались, они становились погребальными кострами, жадно пожиравшими трупы. А Моран всё приближался. От его шагов за спиной вздыбливалась земля, целые пласты поднимались вверх и оседали чёрной пылью, создавая образ призрачных сиреневых крыльев.

Ньин прошептал слова на древнем языке, и тьма разверзлась, явив Врата. Огромные кованые створки, накрепко стянутые цепями, скреплённые печатями Вахди. Из них пыталось выбраться Зло, ворота содрогались, звеня внушительными оковами. Моран окрикнул отца и указал на границу, за которой мучился Падший. Он неустанно показывал на ворота, касался чёрного тумана, что сочился с массивных петель.

Турн сделал два шага навстречу, но ньин начал отдаляться и вскоре Торай остался один посреди усыпанного пеплом поля. Ладони стали влажными, а по телу разлился холод. Турн посмотрел на свои руки, они были окровавленными по локоть. Из груди торчал клинок, от него по рубахе растекалось синее пятно.