Я усмехнулся. Кто же признается, что жульничал, кто же признается, что брал годик, два, три… Плотный парень получил свой паспорт из рук полицейского, сдержанно кивнул, юркнул в свою машину. Вот черт, не боится расхаживать по улице с пятью тысячами лет за душой… А что бояться, законы-то у нас что надо стали, покупай, продавай жизнь, выкупай судьбу, закладывай в ломбард…

В ломбард… я прислушался к себе, к тихонько тающей во мне жизни, да, что-то поистратился я, пора бы и в ломбард… Тут, главное, не ошибиться, не прощелкать этот красный домик, затертый среди двух высоток… Курчатова девять а… Курчатова девять а… Был там от силы раза два, не больше, уже по себе знаю, это вам не тот дом, который чинно стоит в ряду других зданий, этот дом невозможно найти, это нужно битый час плутать по дворам, закоулкам, чтобы случайно натолкнуться на красное крылечко…

Курчатова, девять…

Ага, есть… горячо, горячо, холодно… теплее…

Курчатова, десять…

Так, рехнулся я, что ли… медленно, медленно, будто блуждая по лабиринту, я обошел высотки, снова вернулся туда, откуда начал свой путь… Курчатова, девять, Курчатова, десять…

– Где Курчатова девять а, не подскажете?

– Да нет такого… – женщина в стеганом пальто посмотрела на меня так, будто я был в чем-то смертельно виноват перед ней.

Нет… Так, весь город сошел с ума… я прислушался к себе – время моей жизни таяло, как-то стремительно таяло, только что, вроде, оставалось лет семь, сейчас года три жизни…

Сам виноват, что так мало себе оставил… И так мало времени найти этот чертов подвал, где сдал в ломбард свои годы… Долго же я не был в Зауральске, уже и забыл все… Начал рыться в сумке, в отчаянии выпотрошил ее содержимое на снег, кому какое дело до моих грязных носков… Найти бы эту окаянную визитку и договор, там номер телефона был…

Вроде бы здесь, в папке… я вытащил папку, затаившуюся среди каких-то термосов и чайников, распахнул – на снег выпорхнули рыбьи чешуйки и кусочки змеиной кожи…

В груди зашевелился тихий смешок – вот здорово, не я один здесь шарлатаном слыву… Главное, сам ведь отдавал им свои годы, еще просил побольше взять, да ладно, я себе лет десять оставлю, остальное вам, у вас целее будет… И договор подписывал, да вы не волнуйтесь, у нас все по правилам…

По правилам…

Выигрывает тот, кто первый нарушает правила игры…

Я одновременно в спешке собирал шмотки в сумку и мысли в голову. Найти человека – любого, девушка, девушка, у вас судьба проклятая, давайте я вам просто так помогу… из одной девушки годика два, из другой десять… Кто бы еще клюнул на мою удочку…

– Парень, ты в курсе, что тебе жить года три осталось?

Я подскочил, как подброшенный взрывом – я-то это знаю, а вот ты-то это откуда знаешь…

– Парень, судьба у тебя тяжелая… – продолжал плотный мужчина, шагая ко мне, – ты смотри, я тебе помочь могу… за так… а то что такое, славный такой парень, и пропадает…

Я посмотрел на него, узнал – только что этот мужичок отбивался от полиции, только что допытывались, откуда у него пять тысяч лет жизни…

– Откуда, откуда… вот оттуда… парень, я тебе судьбу подправлю…

– Ну давайте, – я сделал вид, что верю, сжал его руку…

Я набросился на него раньше, чем он на меня, на какие-то доли секунды раньше, этих-то долей мне хватило, чтобы открыть канал, выкачивать из него жизнь. Годы, десятки, сотни лет текли и текли в мое будущее… Ага, отбиваться вздумал… врешь, не уйдешь…

Три тысячи лет… пожалуй, хватит… нет, еще немножко, там у него в будущем что-то хорошее… что-то…

И не отобьешься, не ожидал ты, мужик, что наброшусь на тебя… выигрывает тот, кто нарушает правила игры…

Еще…

Человек обмяк, рухнул к моим ногам… обморок, что ли… я повернул к себе его лицо, отшатнулся, глядя в стеклянные глаза, на тонкие струйки крови на губах…

Я прислушался к себе, не сразу поверил своему счастью – не просто удачная судьба мне досталась, не просто хорошая… Я и не думал, что так бывает, не какие-нибудь там двадцать-тридцать лет – в запасе у этого человека были века, века, мне даже казалось, переходящие в тысячелетия…

И судьба… какая там удача, какое там везение, большой доход и мировая слава – там было что-то большее, много большее, какое-то величие, о котором я даже не мог мечтать, не знал, что так бывает…

Торопливые шаги сзади так и подбросили меня на месте – черт, стою посреди улицы в двух шагах от трупа, и руки в крови, и одежда заляпана… Я свернул в проулок, в другой, в третий, шаги не отставали, кто-то спешил за мной, именно за мной, догонял, настигал, вот ведь черт…

– Постойте! Да постойте же! Камышов? Вы?

Черт, этого еще не хватало… Она как издевалась надо мной, эта Вера, чертовка эдакая, еще чего доброго, видела, как я убивал… Нет, не может Вера этого видеть, дура она и есть дура, увидит и то не поймет…

– Камышов! – она выпала из сумерек мне навстречу, тоненькая, хрупкая, в тонкой курточке, – здравствуйте. Вы… я не помешала?

Меня передернуло. Тут, главное, не сорваться, не накинуться на нее, держим марку, держим марку, футуролог, проанализирует ваше будущее…

– Девушка… я домой иду.

– А, вы не работаете сейчас? А можно я к вам завтра зайду? А у вас где офис сейчас? слушайте, я вас еле нашла, сказали, вы в Воронеже, в Воронеж приехала, говорят, вы в Саратове, а там сказали, в Москву улетели, а оттуда в Лондон…

Я еле удержался, чтобы не фыркнуть – денег у тебя, что ли, куры не клюют, голубушка, за мной по всему свету колесить… Посмотрел на драненькие колготки под замызганной юбкой – да, голуба, с деньгами у тебя туговато, и судьба у тебя не ахти, всю судьбинушу свою хорошую мне отдала…

– А то я к вам зайду, понимаете, ваши пророчества не сбылись, может, вы не учли что-то? – бормотала она, щелкая за мной на оббитых каблучках.

– Ну… это много от чего зависит, есть ряд факторов, которые необходимо учитывать, и которые в комплексе могут дать не ту картину, которая ожидалась…

Сказал… сам не понял, что сказал, главное, что-то умное. Да уйди ты от меня, уйди, вот ведь, не отстает ни на шаг, с любопытством разглядывает кровавые пятна на моем пальто… еще чего доброго спросит, что это такое… как не замерзла только на улице, да и закоченела ведь, вон, мурашки по бледной коже…

– А может, попробуете сейчас? – спросила Вера, снова закашлялась, – шар-то у вас с собой…. Взяли бы у меня годик жизни, посмотрели бы…

Я обернулся на нее – кто-то как будто хлестнул меня по щеке. Эх, детка, жить-то тебе осталось как раз год, не больше, ты еще какую-то судьбу на себя примеряешь… В голове шевельнулась шальная мысль, забрать у нее последний год жизни, оставить в запасе день-два, уедет в свой Уфалей или где она там живет, там и свалится замертво на перроне…

Нет, что я делаю, сдурел, что ли… Конечно, не было никаких правил, но как-то старались последние годы из людей не высасывать, говорено же – последнее и вор не берет…

– Девушка… выходной у меня сегодня, – строго повторил я.

– Да я понимаю… я к вам, понимаете, только что с поезда… Может, для меня исключение сделаете, а то как-то странно получилось, ни одно ваше предсказание не сбылось…

Я почувствовал, что краснею. Вера, Вера, как ты вообще на этом свете существуешь, как дожила до таких лет, и все еще веришь во все, ты, наверное, на Новый Год не спишь всю ночь, сидишь с фотоаппаратом в углу, ждешь Деда Мороза… Думаешь, весь наш мир – одна большая сказка, да так оно и есть, только сказка очень страшная, и единственное, что отличает человека от животного – умение лгать. На лжи строили мы свою цивилизацию, во лжи родились, во лжи умрем…

– А то, может, вам проверить еще те года, которые вы у меня взяли? А то вы мне их не вернули, может, что-то не так?

– Да откуда ты такая взялась? – взорвался я, – ты что, не поняла, в каком мире живешь? Ты, может, в деда мороза веришь? В Бабайку веришь? Думаешь, детей аист приносит, да?

Она вытаращилась на меня – испуганная, удивленная, огромные глаза на худеньком, бледном до синевы личике, и тут я понял – она действительно не понимала. Сколько жила она на свете – двадцать пять, тридцать лет, и не понимала этого мира, такого темного, мира, грызущего и жующего самого себя тысячи лет…

– Пошли… – что-то как будто опрокинулось во мне, – пошли быстрее…

Я набросил на нее свое пальто, ледяной ветер бросил мне в спину горсть колючего снега, дохнула в грудь поздняя осень. Не помню, как вытягивал руки, как ловил такси, все придерживал Вилю, боялся, что испугается чего-то, сбежит, растворится в осени… Я как будто сам перестал понимать, в каком мире нахожусь, где я, кто я…

– А мне заплатить нечем, – спохватилась она.

– Ничего, ничего, я заплачу. Поехали…

– А вы судьбу мою посмотрите?

– Обязательно… и в качестве компенсации подкорректирую…

– Ой. Спасибо…

– Да не за что… Дайте-ка ауру вашу посмотрю… вот так…

Притворяясь, что смотрю ауру, я обнял ее худенькие плечики, прижал к себе, откуда ей знать, что никакой маг так ауру не смотрит, да и невозможно ее увидеть, ауру эту… Снова что-то перевернулось во мне, дохнуло чем-то давно забытым, из детства, когда весь мир казался таким большим и красивым, и делился на добро и зло, на людей хороших и плохих, на героев и злодеев. Тогда-то я верил, что у меня в жизни все будет красиво и правильно, я-то никогда не буду обманывать, делать кому-то больно, я буду защищать слабых…

Видишь, как нехорошо врать…

Голос матери – из бесконечного далека, мне тогда было года три, украл на кухне эскимо, спрятал под подушкой, потом вся постель была мокрой и липкой, а я все повторял – это не я, это не я…

Стыдно…

Первый раз за столько лет – стыдно…

– Пойдемте…

– Это вы здесь живете? Как красиво…

Да, красиво, Вера, на награбленные деньги построено… вот колонны эти, зеркала, витые лесенки, фонтаны… а у меня еще бассейн, зимний сад… Ты, девочка, и не знаешь, сколько так заработать можно…

Стыдно…

Первый раз за столько лет – стыдно…

– Да вы замерзли совсем… – я сжал в ладонях ее худенькие пальчики, – давайте, что ли, кофейку… у меня эклеры есть…

– А будущее посмотрите? – она смотрит на меня доверчивыми глазами.

Глаза матери… да, у матери были такие глаза, только сейчас вспомнил, столько лет забывал…

– Посмотрю, посмотрю… ауру вашу проверю… карму…

Она не знает, как проверяют карму, она не знает, что для этого не нужно расстегивать блузку, прижиматься щеками к теплой девичьей груди… И почему в объятиях этой хрупкой девушки чувствуешь себя безопасно, как в гнездышке…

…как в детстве…

– А эклеры у вас вкусные… сами печете?

– Ага, конечно… и кофе, знаешь, сам варю, и сам выращиваю, у меня тут плантация кофейная в саду…

Меня разбирает смех.

– А как же зимой? Или у вас там парник?

– Ага, парник… тропический климат…

Верит, всему верит, доверчиво прижимается ко мне мой ангел… Создал же кто-то на небесах такое существо, пустил на нашу грешную землю… И странное дело, только что куча мыслей роилась в голове, и все, нет ни одной, да это и неважно, все неважно, мои аферы, заработки, как я обманывал, как меня обманывали, кто искал меня, кого искал я, весь мой путь – по городам и континентам был проложен только для того, чтобы встретить ее, мы не могли не встретиться…

…прислушался к ее робкому дыханию на широкой постели, кто ее знает, спит, не спит, а может, вот так же прислушивается ко мне. Моя Вера, моя женщина… Она не уйдет, я не позволю ей уйти, мы будем вместе – века, века…

Екнуло сердце. Какие века, черт возьми, ей год жизни остался… Бедная девчонка, я же ее дочиста высосал…

– Вот что… Вера, я тебе тут пару лет жизни хочу вернуть…

– Ой, что вы, неудобно…

Как ты здорово краснеть умеешь, подумал я.

– Да что неудобно… неудобно на потолке спать, одеяло падает…

Она хихикнула. Я обнял ее, прижался губами к ее губам. Лет десять жизни дам сразу же, и судьбу счастливую, а там посмотрим, уживусь я с ней или ет…

Десять лет… эй, стоп, стоп, я только десять лет жизни отдать хотел… двадцать лет… тридцать… кто-то или что-то неумолимо высасывает из меня год за годом, десяток за десятком лет… черт, век за веком… да пусти же ты… дурра… сучка драная… скотина ты эдакая, пусти, пусти, пусти!

Не пускает, пьет и пьет мою жизнь, мою судьбу, мое счастье… посмеивается… вот тварь, долго же она ждала момента, долго высматривала, пока я накоплю достаточно сил, – чтобы прийти, прошибить у меня слезу, прокрасться в мой дом, и…

Я очнулся уже на улице под мерзким снежочком, хорошо хоть дешевую курточку оставила мне эта дрянь… Поймал себя на том, что стою напротив своего дома, который больше не мой, смотрю на зажженные окна… Где-то там она сейчас сидит у камина, пьет кофе…

Долго же мне придется восстанавливать силы… Долго придется карабкаться по лестнице жизни, на последнюю ступень которой меня бросили… Погоди еще, доберусь до тебя, окаянная… Уж дай только до тебя добраться, я тебя не пощажу…

Да никого теперь не пощажу, воруют все, воруют всюду, все вцепились друг другу в глотки, пьют друг из друга кровь, высасывай, а то высосут тебя, и вся цель жизни – подмять под себя всех… Огляделся, ежась под снегом, юркнул в задрипанный трактирчик, завертел головой, выискивая жертву… Вон старичок у стойки чай пьет… высосу из него годика два жизни… ему, может, эти годика два и осталось, а мне-то что…

Побеждает тот…

…кто нарушает все правила…

2011 г.