– Ваш голос звучит мягко и по-доброму…. Кроме того, такие выражения, как: «красота удивляет», более не присущи Соловью. Он стал грубым, жестоким человеком. А прежде… Прежде всё было не так…. Он был другим. Простите, – спохватилась Кити, точно вернувшись из неожиданно нахлынувших воспоминаний, – сама не знаю, зачем я вам это всё рассказываю…

– Мне приятны ваш голос и ваши слова…

Кити удивлённо вскинула брови, а затем внимательно посмотрела на собеседника. Всё это время его скрывала тень, и девушка могла видеть лишь его яркие глаза, но в тот момент, когда незнакомец сделал шаг в её сторону, он, сам того не подозревая, вышел на свет. Рассеянный, бледный свет луны упал на его лицо и плечи. Кити теперь без труда могла разглядеть его.

Пристально вглядываясь в его лицо, она шагнула к нему. Теперь они стояли совсем близко друг к другу, в одном сиянии луны. Протянув руку, при желании Щербатский мог легко коснуться её. Он неотрывно смотрел на неё, она – на него.

– Вы не желаете снять свою маску? – поинтересовалась Кити.

– А вам бы хотелось, чтобы я снял её?

– Не стану отрицать…. Да! Мне бы хотелось, – совершенно осмелев из-за жуткого любопытства и чего-то ещё, будоражащего и не совсем осознанного, произнесла она, сделав ещё несколько шагов навстречу к мужчине.

Вольф всегда восхищался Кити, даже когда она была девочкой-подростком, а теперь перед ним стояла сказочная нимфа в восточных шелках. Долгое время скитаясь по чужой стране и знакомясь с её бытом и культурой, Щербатский всегда фантазировал, что если русская княжна примерит на себя одеяние султанской наложницы. Кити в эту ночь своим обликом удовлетворила его любопытство сполна. Чуть прозрачный, лёгкий шёлк всех оттенков синего ярко подчёркивал голубизну её неповторимых глаз.

Щербатскому до боли, до стона захотелось заключить её хрупкую фигурку в крепкие объятия. Сделав глубокий и резкий вдох, он самоотверженно произнёс:

– Подарите мне свой поцелуй, и тогда вы узнаете, кто перед вами.

Не успев осознать всей скандальности просьбы незнакомца, Кити, чуть заметно кивнув, приблизилась к нему почти вплотную.

– Мне кажется, я вас знаю, – вглядываясь в голубые глаза, смотрящие на неё из-под маски с нескрываемым восхищением, предположила Кити.

В своём безудержном любопытстве, словно очарованная загадочным сиянием в глубине льдисто-голубых глаз незнакомца, Кити, приблизив к нему своё лицо, прошептала:

– Я знаю, что вас знаю.

Не в силах отказать себе в подобном блаженстве, Щербатский, чуть склонившись над ней, сам преодолел то краткое расстояние, что разлучало его губы с губами Кити.

Это было столь же восхитительно, сколь и невероятно. Ему будто вновь даровала судьба надежду познать самые значимые моменты человеческого существования. Потеряв возможность видеть Кити, слышать её голос, находиться рядом с ней, он будто перестал замечать ориентиры. Те тропки, которые могли привести его к простому человеческому счастью. И теперь, чувствуя её губы, Щербатский будто вновь мог познать страх, радость, отчаяние, надежду… Ощущение от нежных губ Кити оказалось такое сильное, будто это случилось с ним в первый раз…. Голову понесло, и все правильные, порядочные мысли в один миг покинули его. Вольфу захотелось продлить поцелуй, сделав его бесконечным.

«Осторожно, старина», – предостерёг внутренний голос. Но Вольф не прислушался к нему. Тем более что в этот момент Кити раскрыла свои восхитительные губы.

Щербатский распахнул глаза и едва слышно произнёс её имя. Взглянув на пылающее лицо девушки, он снова закрыл глаза, всем своим существом отказываясь от неё оторваться. Обхватив тонкую талию Кити, он ещё ближе притянул её к себе, с наслаждением ощущая мягкие и податливые формы тела, идеально подходящие его объятиям. Точно тонкая лоза, обвив его шею руками, Кити ещё крепче прижалась к нему.

Поцелуй стал глубже, заставив Вольфа позабыть о его выдержке. Он дал себе слово не приближаться ни к ней, ни к её семье. И что же в итоге?! Отец этой неземной девушки только как четверть часа назад предложил ему помощь и укрытие, а он, Щербатский, мало того, что втягивал в это дело его дочь, так ещё и жадно, бессовестно целовал её, увлекаясь и увлекая её за собой познать нечто большее, восхитительно большее… Почему же всё вдруг так непоправимо осложнилось? Почему? Он прекрасно знал, что не стоило оставаться с ней наедине ни минуты. Не рассчитал, что будет сражен её красотой. Не думал, что его взор так изголодается по ней. Не представлял, что вновь так безжалостно и быстро попадёт под её чары. Что сначала невинное прикосновение её губ воспламенит его желание до безграничной степени. Что он будет околдован огромными сияющими глазами, нежными губами. Он безумно и безнадёжно скучал по ней.

– Хватит, – с неимоверными усилиями отстранив девушку от себя, хрипло произнёс он.

– Вы первый поцеловали меня, – не успев очнуться от томной неги, чуть слышно ответила Кити.

– Моя ошибка не даёт права ошибаться вам.

– Как это удобно, не правда ли?! – пытаясь понять, что же стало причиной подобной перемены, сурово произнесла Кити.

– Вас скоро хватятся.

– Откуда вам знать?

– Возвращайтесь на бал.

– Не раньше, чем вы исполните то, что обещали, – упорствовала Кити.

«Олух! – мысленно выругал себя Щербатский. – Знал же, что от неё нужно бежать, как от огня!»

– Даю вам слово, что следующим днём вы меня раскроете, – пообещал он девушке.

– Как же так? Тогда и целовать вам меня нужно было «следующим днём».

Мысль о возможности повторения этой сладкой пытки привела сердце Щербатского в трепет. Вряд ли он наберётся смелости ещё раз подвергнуться такому испытанию и вряд ли сможет держать себя в руках. «А ведь лучше бы держаться от неё подальше», – вновь вызвался напомнить внутренний голос. Впредь он так и будет поступать, по крайней мере, до тех пор, пока не убедится, что его друзьям ничто не угрожает. Он будет полностью избегать и сторониться её, и уж тем более никаких прикосновений. Стоит ему дотронуться до неё, и он теряет разум.

– Я прошу вас проявить терпение. Завтра мы увидимся вновь, и обещаю, вы поймёте, кто я, Кити, – прошептал Щербатский, прежде чем скрыться за живой изгородью парка.

***

Торжественные фанфары и нескончаемые аплодисменты приветствовали молодых людей после официального объявления об их помолвке. Анри и Анна в сопровождении баронессы Лихониной принимали поздравления и многочисленные пожелания.

Мари стояла поодаль, выжидающе оглядываясь по сторонам. Наконец, она заметила своего супруга, стремительно направлявшегося в её сторону.

– Как твой вечер, дорогая? – подойдя к Мари и нежно поцеловав её в висок, поинтересовался князь.

– У меня всё хорошо, а как у тебя и твоего друга?

– Ты о ком? – с непониманием взглянул на супругу тот.

Мари, ничего не сказав ему на это, только закатила глаза.

– Не желаешь поздравить Анну и Анри? – спросила она.

– Конечно, поздравим. Только… А где же Кити? Думаю, она тоже хотела бы поздравить друзей.

– Я её уже давно не видела.

– Это как? – напустив на себя серьёзный вид, удивился князь. – Компаньонка моей дочери не знает, где её подопечная?!

Князь лукаво улыбнулся и, наклонившись к Мари, уж было собирался завладеть её губами, но она оттолкнула его и гневно прошептала:

– Что ты делаешь?!

– Целую свою жену.

– Прекрати немедленно! Все смотрят, – шутя, отбиваясь от мужа, проворчала Мари.

Князь увлёк супругу за огромные кадки экзотических растений, где их никто бы не мог увидеть, и одним движением стянул с её лица маску:

– Я скучаю по твоим глазам.

– Тебя весь вечер нет рядом, – выказала ему свою обиду Мари.

– Были дела, но теперь я займусь тобой, – прошептал князь у самых губ Мари.

Она успела развязать его маску, прежде чем их губы слились в волнующе продолжительном поцелуе.

– Давай поскорее отыщем Кити и вернёмся домой, – нехотя оторвавшись от губ Мари, предложил князь, с трудом пытаясь восстановить своё сбившееся дыхание.

По очереди выйдя из импровизированного укрытия, супруги направились к столам с напитками, надеясь именно там застать Кити.

Девушки нигде не было видно. Князь уже в третий раз обошёл бальную залу в поисках дочери, но тщетно.

Совершенно неожиданно Кити появилась рядом с Мари, попав в залу через распахнутое французское окно.

– Как тебе бал? – как ни в чём не бывало поинтересовалась Кити, будто она отлучилась всего на пару минут и теперь вот вернулась.

– Где ты пропадала всё это время, Кити?! Твой отец уже лютует.

Мари внимательно вгляделась в раскрасневшееся личико своей подруги и, понизив голос до полушёпота, прибавила:

– У тебя было свидание?!

Девушка нерешительно кивнула в ответ.

– Давай найдём твоего отца, поздравим Анну, и дома ты мне всё подробно расскажешь. Кто он? Я его знаю?

Кити лишь молча смотрела на Мари широко распахнутыми, бездонными глазами цвета утреннего неба.

Мари хорошо знала, что девушка практически не бывала на свиданиях, за исключением пары раз, и только лишь для того, чтобы показать окружающим, что она, Кити, не мучается тоской и печалью. Теперь же во взгляде, в движениях, даже в дыхании молодой особы чувствовалось нечто неуловимо восторженное, трепетное и изысканное; во всём поведении и образе Кити несложно было угадать чувственного открытия: сияющие глаза, припухлые губы, трепет прикрытых ресниц, яркий румянец на щеках и дрожь на кончиках пальцев.

– Ты целовалась!? – громкий, но всё же шёпот вырвался с уст Мари.

– Тише, Мари, прошу тебя…. Обещаю, что всё тебе расскажу…. Сейчас я немного не в себе…

– Я вижу твоего отца, – прервала подругу Мари, – он идёт к нам. Постарайся не так сиять, а то он всё поймёт. И кто это был?

– Мари… – в отчаянии простонала Кити, так как отец был уже совсем близко.

– Ну, нашлась, моя дорогая? Я уже собирался разыскивать тебя в парке, – ласково сказал он дочери, предложив свои руки обеим дамам.

– Думаю, нам стоит поздравить Анну и Анри… – предложила Мари.

– Я их уже поздравила, – поспешно ответила на это Кити.

Ей совершенно не хотелось видеть сейчас Анри. Встреча в парке так её встревожила, что Кити поскорее хотелось оказаться дома. В безопасности. Она так привыкла к тому, что ничто давно не удивляло её и не тревожило её чувств, но сегодня бурный поток эмоций и новых ощущений перевернул всё существование и всё привычное для Кити.

В начале встречи в парке девушке показалось, что её собеседник не такой уж и незнакомец. Кити даже в какой-то момент была уверена, что знает, кто перед ней. Но после просьбы этого мужчины о поцелуе мысли о князе Щербатском покинули её. В их последнюю встречу он взирал на Кити с таким пренебрежением и холодом, что о поцелуях не могло быть и речи.

Этот же мужчина смотрел на Кити по-иному. С такой теплотой и нежностью, а после того, как Кити получила свой первый урок в «науке нежной», взгляд незнакомца стал поистине обжигающим. В крепких и нежных объятиях, позабыв обо всём на свете, Кити наслаждалась его опытными и восхитительными ласками. Когда он покинул её, скрывшись в ночной темноте, первое, что пришло на ум Кити, было: «Бог мой! Неужели же я исцелилась?!». Эта мысль и ощущение освобождения от любовного недуга так воодушевили девушку, что она мысленно даже поблагодарила незнакомца, который показал ей иной мир и исцелил больные чувства Кити.

Незнакомец также пообещал, что завтра она сможет узнать его имя. Эта мысль заставила девушку невольно улыбнуться. «Только уснуть в эту ночь. Скорее бы рассвет и новый день», – размышляла Кити всю обратную дорогу. Потом её стали одолевать сомнения на этот счёт: «Может, было бы лучше оставить всё как есть и не знать, кто кроется под маской?..» – но уже через мгновение Кити вновь нежно улыбалась мечтам о первой встрече с её незнакомцем.

Девушка многое пережила и испытала в этот вечер. Несмотря на возбуждённое состояние, убаюканная равномерным покачиванием экипажа, она погрузилась в глубокий сон.

***

Влад появился в своём кабинете только ближе к полудню. Встав с постели довольно поздно, он поцеловал спящую Мари, умылся, оделся и поспешил спуститься в кабинет, где его давно поджидал Щербатский.

Лучи весеннего полуденного солнца уже имели силу и возможность дарить тепло.

Вольф Щербатский, как довольный кот, щурясь от яркого света, сидел у раскрытого окна, наслаждаясь теплом золотого солнечного потока. Он даже не удосужился открыть глаз, когда Влад ворвался в кабинет:

– Надеюсь, тебе было чем заняться всё это время? – вместо приветствия произнёс князь.

Пройдя к столу, он позвонил в колокольчик, и тут же на пороге кабинета возник управляющий Тимофей:

– Доброго дня, ваша светлость.

– Доброго. Что ты желаешь на завтрак? – обратился князь к другу.

– Я уже даже пообедать успел, – не сменив позы и даже не повернув головы в сторону собеседника, отозвался тот.

– Отлично. Тимофей, мне как всегда… И кофе побыстрее.

– Сию минуту, ваша светлость.

Как только управляющий скрылся за дверью, Влад засыпал друга вопросами:

– Как ты устроился в гостевом домике?

– Отличный домик. Я и позабыл совсем о его существовании.

– Я прикажу там всё обустроить для тебя….

– Не утруждай себя. Мне там удобно. И я бы предпочёл, чтобы как можно меньше людей знало о моём пребывании в Ольденбургском.

– Тебе не о чем беспокоиться. Народу в поместье не так много, и все они свои люди.

– Ну, жизнь полна сюрпризов и обманов.

– Это верно. Мне вот, к примеру, не привычно, что ты заделался в философы и то и дело изрекаешь что-то загадочно-умное. В нашем общении за уныние всегда отвечал я. Ума не приложу, что теперь мне делать?..

Только теперь Щербатский, улыбнувшись, взглянул на друга:

– Я повзрослел.

– Не поздновато ли?..

– Всему своё время, – многозначительно произнёс Щербатский, вновь устремив свой взгляд вдаль.

– Ну, заканчивай… – протянул Влад. – Тебе это не идёт. А не то я вернусь в постель, там меня ожидало утро куда приятней, чем твоя пессимистичная загадочность.

Владу не нравилось, что его прежде жизнерадостный и безответственный друг резко переменился, став задумчивым и меланхоличным. Какая-то беспросветная обречённость, словно тень, накрыла в прошлом беззаботного Щербатского. Влад понимал, что ему пришлось непросто, но и в былые тяжёлые времена он не терял своего искромётного чувства юмора. Благодаря этому они и сошлись в минувшие страшные дни, когда поля были залиты кровью, а воздух был пропитан смрадом и запахом смерти.

Мужчины встретились на поле боя. Тогда это было самым началом конфликтных отношений с турками. Никто и предположить не мог, что война затянется на долгие десятилетия.

Влад хорошо помнил, как его игольчатый штык успел вонзиться в турка, прежде чем бы тот рассёк мальчишку-новобранца пополам. С этих самых пор юнкер Щербатский ходил за князем практически по пятам.

Ещё до недавнего времени Вольфа не покидали его ребячество и легкомыслие, теперь же перед князем был взрослый, разумный мужчина, который был готов расстаться с собственной жизнью, но не предать ни своей веры, ни своих убеждений. Влад предполагал, какие мысли занимали сейчас голову Щербатского, поэтому сразу перешёл к делу:

– Не решай проблемы в одиночку, когда рядом есть другой человек, которому ты доверяешь. Голова заболит.

– Я не хочу тебя втягивать в это…

– Для чего тогда появился «Соловей»?.. Я сам тебе отвечу на этот вопрос. Тебе нужен был я. Именно поэтому ты сейчас сидишь в моём кабинете. Я твой друг, и ты правильно сделал, что нашёл способ со мной связаться. Не томи и выкладывай. Всё с самого начала и по порядку. А не то в скором времени моя семья нас одолеет.

– Им точно не стоит знать, что я тут.

– Чёрт! Вольф, ты не щенок, чтобы я мог спрятать тебя на конюшне.

Щербатский, застонав от бессилия, соскочил с кресла и, запустив обе руки в волосы, нервно взъерошил их, от чего стал похож на разбойника с большой дороги. Одет он был в одну лишь льняную рубашку со свободным воротом и чёрные брюки для верховой езды. До блеска начищенные сапоги Щербатского валялись в стороне. Босой и с бешено горящими глазами, сжав руки за спиной, он прошёлся широким шагом по периметру кабинета: