Женщина взглянула на него с загадочной улыбкой:
– Простите, что отвлекла вас. Когда будете танцевать с Кити, передавайте ей от меня привет. И… Ещё, Щербатский, тут насчёт Соловья баронесса затеяла пари… Лучше бы вам нарядиться кем-то другим…
Мари ещё раз широко улыбнулась собеседнику и, повернувшись, двинулась от него прочь.
– Чёрт! Чёрт! – это было произнесено князем уже в свете услышанного им. Он вдруг на секунду забылся. Но тут он обратил внимание, что добрая половина присутствующих с неподдельным интересом рассматривает его. Щербатский, нахмурившись, поспешил покинуть зал.
***
Как и предполагал Влад, практически все присутствующие мужчины, не выделяясь полётом и оригинальностью мыслей, все как один в этот вечер примерили на себя образ «Титулованного Соловья». Бальный зал был заполнен тёмными фигурами, облачёнными в чёрные плащи и полумаски, подобные костюму Соловья. Это было довольно банально, просто и в то же время узнаваемо – лучший вариант мужского костюма придумать было невозможно. Влад всегда подозревал, что его друг – гений. Теперь он в этом убедился, оставалось только найти нужного ему Соловья и попытаться спасти его шкуру.
Договорившись встретиться в парке на территории поместья, Влад, добравшись до условленного места и опасаясь быть неузнанным другом, одним движением сорвал маску и стал прислушиваться к ночной тишине, пытаясь уловить шорохи или звуки приближающихся шагов. Князю было на руку то, что Кити и Мари задержала баронесса, не позволив женщинам увязаться за ним. Это, можно сказать, был подарок судьбы.
Вскоре князь услышал, что к нему кто-то неспешно приближался, осторожно ступая в ночной темноте. Князь коротко и приглушённо свистнул. В ответ раздался точно такой же свист, а затем в тишине ночного парка зазвучала тихая трель соловья. Влад тут же направился на голос друга, искусно имитирующего песнь птицы.
Пробравшись сквозь тернистые заросли, Влад громко чертыхнулся, зацепившись своим плащом за торчащий острый сук.
– Твою ругань слышно за километр, Влад, – донёсся до князя голос из темноты, прежде чем он смог увидеть выступившую ему навстречу высокую фигуру, укутанную в чёрный плащ.
– Это ты Вольф? Твою ж… Я, кажется, изорвал свой плащ в клочья, – не дождавшись ответа на поставленный вопрос, продолжил князь.
– Я одолжу тебе свой, – не в силах сдерживать широкую улыбку, обнял старого приятеля Щербатский.
– Я тоже рад, Вольф, но готов поклясться, у тебя неприятности. Так?
– Всё верно, всё верно, Влад. Но я не уверен, что хочу втягивать тебя в это.
– Ты мне по порядку всё объясни, а я сам решу, ввязываться мне в это или нет. Когда ты вернулся?
– Две недели назад.
– Ты две недели в городе и не сообщил? – удивился Влад.
– Я не мог тогда решить, как безопасно это сделать…
– За тобой давно следят?
– С того самого момента, как я, преодолев границы Турции, оказался в России.
– Кто следит, турки? – догадался Влад.
– Ты мыслишь в верном направлении, но не только они.
– Так тебя, значит, обложили со всех сторон?
– Вернее не скажешь… – с какой-то потаённой злобой ответил Вольф и, откинув плащ, опустился на скамью.
– Не тяни… – волевым голосом поторопил его Влад и присел рядом.
Щербатский, стянув с лица маску, долгим и пристальным взглядом посмотрел на друга. Он знал, что может доверять Владу. Он тысячу раз доверял ему свою жизнь и никогда бы сам не позволил подставить под удар жизнь и благополучие человека, который сейчас сидел напротив. Тем более благополучие его семьи.
– Пообещай мне, что твоя дочь ни о чём не узнает и…
– Обещаю, – прервал Щербатского Влад, прежде чем тот успел договорить.
Щербатский быстро и чётко начал излагать суть дела:
– Как ты знаешь, в Гурии давно стало нарастать недовольство русским правлением. Введение новых налогов, реформы, а в последнее время стали распространяться слухи о том, что гурийских крестьян будут призывать на службу в русскую армию. А Гурия – это земля людей особо храбрых и вспыльчивых…
– Гурийцы умны и образованны, они и вправду народ храбрый и верный данному слову… – подхватил князь.
– Но крайне горячие и раздражительные, – продолжил Щербатский, – вспыхнуло народное восстание, в котором участвовали не только крестьяне, но и дворяне, и даже князья. Несмотря на то что серьёзных восстаний в регионе не происходило, в Гурии продолжали кое-где действовать пирали9.
– Беглые. Мы так называли местных разбойников, и так же называли дезертиров из османской армии, прятавшихся в гурийских горах. Но пирали всегда соблюдали своеобразный кодекс чести – они не грабили бедных, не убивали беззащитных.… Да, они были, мягко выражаясь, не сторонниками империалистической России, но…
– Так было… Но теперь, как ты выражаешься, империалистическая Россия для всех кавказских народов – это «тюрьма», чьи обширные просторы полны крестьянскими восстаниями и виселицами! – со злостью и нескрываемой ненавистью прошипел Щербатский.
Князь задумчиво глядел на друга:
– Не хочешь же ты сказать…– начал было князь, но слово «предатель» по отношению к другу он не посмел произнести.
Влад выразился по-иному:
– …Ты пополнил ряды горцев? – тяжело произнёс он.
Вольф, поднявшись со своего места и выпрямившись во весь свой внушительный рост, тихо и спокойно произнёс:
– Я никогда не предавал свою Родину и своего царя. И не буду предателем, что бы ни произошло, Влад. Именно поэтому я здесь.
В свою очередь князь тоже поднялся и, не скрывая облегчения и даже радости, обнял старого приятеля.
Щербатский удивлённо спросил:
– Что тебя так обрадовало, пару минут назад ты был подобен грозовой туче? Ты рад, что я не предатель?
– Чертовски! Мне ужасно не хотелось бы придушить тебя и закопать в этом парке.
– И ты туда же? За моей головой охотятся турецкие наёмники и гурийские пирали. Ты решил к ним присоединиться?
– Я рад, что ты жив… – уже совершенно серьёзно сказал Влад. – И рад, что мой друг не предатель. Что же ты такого знаешь, что мешаешь всем и сразу?.. – поинтересовался князь.
– Нет, не скажу, Влад, – отрицательно покачал головой Щербатский, – я не рискну и твоей головой.
– Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я уже не понял, в чём тут дело… Собираешься в одиночку предотвратить покушение, Вольф?
– Чёрт, Влад! – выругался Щербатский.
– Для чего ты объявился Соловьём? – продолжил свои расспросы князь.
– Мне нужно выяснить, кто с нашей стороны оказывает им поддержку.
– Логично. Но…
Влад прервался на полуслове. Оба мужчины резко обернулись на звук хрустнувшей ветки.
– Пора расходиться, – почти беззвучно произнёс Влад, – сейчас же направляйся в Ольденбургское. Встретимся в гостевом домике завтра. Ты помнишь, где ключ?
Вольф кивнул и скрылся в ночной темноте.
Влад тоже поспешил покинуть парк, стараясь держаться в обход той стороны, откуда донёсся звук.
***
Кити шла по тёмному, заросшему парку, не ведая куда. Совершенно сбитая с толку и расстроенная, девушка, даже не чувствуя ночного холода, не замечала ничего вокруг.
«Как же это было возможно?!» – только и повторяла в своём уме растерянная Кити. Ноги у неё подкашивались, а сердце колотилось, как у испуганной птицы. Она хотела покинуть этот несправедливый мир, так ей стало тяжело на душе и обидно. Обидно за Анну после разговора с Анри… Обидно и за себя.
Анри Эварси, жених Анны, заметил Кити, когда та пробиралась за холодным шампанским для Мари и его будущей свекрови. Он тут же поспешил к ней, без труда узнав Кити по её манере держаться и дурной привычке постоянно озираться, будто выглядывая или ожидая кого-то.
– Кажется, я нашёл себе партнёршу для вальса! – прошептал он Кити над самым её ухом.
От неожиданности и испуга девушка вздрогнула всем телом, и добрая половина шампанского выплеснулась на ослепительно белый костюм тореадора – Анри.
Тот, в свою очередь, ничуть не огорчившись, только заразительно расхохотался, запрокинув голову. Кити ничего не оставалось, как последовать его примеру.
– Эварси, вы меня безжалостно напугали, – не без доли кокетства, в шутку отчитала его девушка.
– Анри, моя дорогая Кэт. Вы всегда называли меня Анри, что же произошло?
– Сегодня вы почти женатый человек, Эварси, почти муж моей лучшей подруги. Кстати, где она?
И Кити оглянулась по сторонам, пытаясь в пёстрой толпе разглядеть Анну. Ведь если жених был тут, то невеста должна была быть где-то неподалёку.
Когда-то Анри самоотверженно ухаживал за Кити, настойчиво добиваясь её согласия на брак. И сама Кити, бывало, в моменты безысходного отчаяния была готова принять его предложение.
Анри Эварси был очень хорош собой – богатый француз с голубыми глазами и светлыми, лёгкими, словно пух, кудрями. Одевался он всегда с большим вкусом, необычно и ярко, чем выгодно отличался, не сливаясь с толпой. Но при всех своих совершенствах и достоинствах Анри Эварси страдал одним неисправимым недостатком. Он не был Щербатским. Этого было достаточно, чтобы Кити вновь и вновь ему отказывала в его ухаживаниях и притязаниях.
– Я должна вернуться к Мари, – бросила Кити Анри и устремилась было в толпу, но он остановил её, схватив за руку.
– Прошу тебя, Кэт, – тихо взмолился мужчина, – скоро мне придётся не думать о тебе…. Это будет невыносимо сложно.
– Что ты такое говоришь, Анри? – изумилась Кити, не желая верить услышанному.
– Мне хочется как можно скорее заключить вас в объятия, – продолжал точно обезумевший от страсти француз, – следующий танец, если мне память не изменяет, вальс?
– Что ты себе позволяешь? Сейчас же отпусти меня, тупица! – шипя, точно ядовитая змея, приказала Кити.
Криво улыбнувшись проходящей мимо любопытствующей паре, она мягко, но настойчиво высвободила руку.
– Если ты сию же минуту не заберёшь свои слова обратно, клянусь, я вылью остатки шампанского на твою глупую голову! Ты мой друг, а друзья так не поступают! – чуть не плача, звенящим голосом требовала Кити.
Видя, в какое состояние его слова привели девушку, Анри ничего не оставалось, как обречённо вымолвить:
– Ты что, малышка?! Я же пошутил…. Неужели же ты могла подумать?..
Он даже печально и вымученно смог улыбнуться в конце своих слов.
– Ну, иди скорее…. Отыщи Анну и поздравь её. Она тебя очень ждала.
И хоть глаза Анри и были скрыты чёрным домино, всё же Кити смогла разглядеть в них неописуемую тоску и печаль.
– Я буду иногда мечтать о тебе, – сказал он, прежде чем скрыться в толпе танцующих и веселившихся на празднике в честь его помолвки.
Чтобы поскорее избавиться от обрушившегося на неё осознания очевидного, Кити поспешила покинуть и бал-маскарад, и особняк. Безоглядно преодолев расстояние до террасы, Кити сбежала вниз по узкой лестнице и, оказавшись в парке-лабиринте, бессознательно решила в нём затеряться.
Из глубоких раздумий Кити вывела тихо-нежная соловьиная трель.
«Ночной соловей?» – удивившись, подумала девушка. Это было что-то невиданное и неслыханное.
Тут же изменив свой бесцельный маршрут, Кити последовала за дивными звуками.
По мере её приближения мелодичный свист затихал, и Кити в какой-то момент даже подумалось, что она выдумала этот звук и он ей почудился. Но девушка, не сдаваясь и не страшась темноты, упорно продолжала продвигаться вперёд, пока вдруг не наткнулась на что-то… Живое.
Это был Соловей, точнее, мужчина в костюме «Титулованного Соловья».
Даже в кромешной тьме Кити оценила почти абсолютную схожесть с оригиналом. Уперев обе ладошки в грудь незнакомца, Кити мгновенно почувствовала шёлк его рубашки и бешеный гул его сердца. Одёрнув руки, словно от огня, девушка отступила на полшага и тихо произнесла:
– Я вас напугала, извините.
Незнакомец только улыбнулся, настойчиво продолжая хранить пугающее молчание.
– Я услышала соловья и решила…
В этот момент Кити пришли на ум совершенно не ободряющие мысли. Она вдруг осознала, что стоит одна в ночной глуши парка с незнакомым ей мужчиной. Сердце Кити замерло, стараясь не выдавать своего безумного страха, девушка неосознанно стала пятиться назад. Она громко взвизгнула, так как наткнулась на что-то спиной, потом она поняла, что это был большой шершавый ствол дерева.
Мужчина, с интересом приглядываясь в темноте, будто пытаясь разгадать её лицо, медленно начал приближаться. Он смотрел на неё как бы с насмешкой и вместе с тем невозмутимо. Словно немой вопрос, застывший на его губах, был адресован снедавшему его беспокойству.
Похолодев от ужаса, Кити, повинуясь непонятному инстинкту или зову, одним движением руки сорвала свой платок, а затем и маску с лица.
Самым удивительным было то, что её непонятные действия возымели успех.
Разбойник остановился как вкопанный, замерев на месте, и, казалось, даже не дышал.
Щербатский не мог сделать ни вдоха, ни шага…. Перед ним стояла она. Это была Кити. С первой же секунды их столкновения он почувствовал её и лишь на малое время засомневался, что это могла быть другая женщина. Сейчас Кити казалась ещё красивее, чем помнил Вольф, возможно, всё дело было в игре света, подчёркивавшей её совершенство. Миниатюрная, с тонкой талией, в этом умопомрачительном прозрачном шёлке, столь же нежном, как и её кожа. Точёный маленький носик, светло-золотистые брови, изогнутые красивой, правильной дугой, он рассматривал её лицо как картину, созданную талантливым художником. Вольф был не в силах отвести от неё глаз, хотя и понимал, что следовало бы. Но не мог.
Поразительно, как это она ухитрялась до сих пор оставаться незамужней барышней?
Первое, что сделал Щербатский по прибытии в город, – навёл справки о молодой княжне Ольденбургской. Он выяснил, что Кити, считаясь первой красавицей в обществе, каждый сезон бессердечно отвергала лучших женихов и претендентов на её руку. В некоторых мужских клубах только ленивый не удосужился сделать ставку на очередной отказ княжны новоиспечённому ухажёру. Уже пятый год, как Кити была вхожа в свет, и до сих пор она и её сердце оставались свободными. Чего же она ждала?..
– Вы меня знаете? – спросила Кити, делая нерешительный шаг к нему навстречу. – Вы так резко остановились, точно узнали меня.
– Я вижу вас впервые, – ровным, бархатным тоном солгал в ответ Щербатский.
– Почему же вы буквально остолбенели на месте?
– Я удивился, увидев вас, так вдруг, – ровным низким голосом продолжал отвечать незнакомец.
– Удивились?.. Что же такого удивительного?
– Красота всегда удивляла меня…
Кити помолчала, с интересом разглядывая незнакомца, а затем продолжила:
– Вы приятель Эварси?
– С чего вы так решили?
– Такие разговоры с первой встречной для него характерны, – чуть улыбнувшись, промолвила она.
– «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Понимаю… – улыбнулся он в ответ. – Нет, я не приятель маркиза.
– В таком случае кто же вы?
– Я бы просил вашего позволения не отвечать вам на этот вопрос…
– А если я скажу, что не позволяю?
– Тогда я отвечу вам, что я Соловей, – улыбнулся мужчина.
Вольфу с трудом удавалось держать форму лёгкого и непринуждённого разговора, и тем не менее он как-то справлялся.
– Умно! – заключила Кити. – На сегодняшнем приёме десятков восемь Соловьёв и ни одного настоящего.
– Я настоящий, – сам не понимая для чего, произнёс Вольф.
– Этого не может быть, – снисходительно улыбнулась Кити.
Она сказала это, и с губ её слетел выдох сожаления. На какое-то мгновение Вольфу показалось, что глаза Кити наполнились грустью и тоской.
– Почему вы полагаете, что этого не может быть?
– Потому что я его знаю. Знаю Соловья. У него голос совершенно не такой, как у вас.
– Какой же у меня голос? – не удержался Щербатский и сделал шаг к ней навстречу.
О проекте
О подписке