Адель

Сказка «Серебряного века»

– Ты веришь, что там кто-то есть? – Нина держит в руке маленькую железную клетку с замком на дверце. – Хочешь перевести разговор на другую тему?

– Извини, я не мог отказаться от этой поездки.

– Разве сейчас время для гастролей?

– Я живу театром.

– Жаль, что не мной.

Волосы Нины, чёрные как смоль, гладко зачёсаны, собраны в узел на затылке. Шея длинная, белая. Вокруг глаз тени, лицо бледное, правильное, словно у античной статуи. Аристократка.

– Кому в Англии, на родине Шекспира, был нужен ваш Островский?

Она повертела в пальцах деревянную трубку с резной физиономией лепрекона.

– Впрочем, мама больна, и я всё равно не оставила бы её одну.

– Вот видишь.

Станислав облегченно вздохнул и укоризненно посмотрел на невесту – как любит она затевать ссоры из-за пустяков. К сожалению, он стыдился сказать ей, что вряд ли сейчас у них нашлись бы деньги на совместное путешествие. Он помощник театрального декоратора. И без того чувствует себя униженным, что после свадьбы будет жить в доме жены, поскольку сам ютился на съемной квартире. У него болезненное самолюбие нищего интеллигента, заставляющее гадать, что думают о нём окружающие. Сын сельского дьячка из-под Рязани, отправленный учиться на казённый кошт, он двенадцати лет попал в театр, благодаря билету, подаренному жалостливым учителем. Влюбился в дивный мир на подмостках, где оживали герои книг. Склонности к актерскому ремеслу Станислав не чувствовал, но любил представлять, в какой обстановке и в каких костюмах действовали бы персонажи спектаклей, какие механизмы помогали процессу.

После окончания гимназии, юноша, к неудовольствию отца, начал работать в театре, сначала как рабочий, затем помощник декоратора. Шли первые годы двадцатого века, сулившего потрясения и перемены. Станислав приятельствовал с актерами и как-то вместе с ними попал на поэтический вечер в салоне княгини N, где познакомился с Ниной. В этом году они должны пожениться.

– Так что в этой клетке? – Тонкий голос Нины прерывает его размышления.

Станислав проводит пальцем по железным прутьям.

– Путешествуя, я стремлюсь погрузиться в духовную атмосферу страны. В Англии старался чувствовать себя англичанином, даже язык выучил перед поездкой, чтобы не нуждаться в переводчике. После спектаклей у нас оказалось немного свободного времени, и я с друзьями побывал в ирландской провинции. Два дня жил в маленькой гостинице, гулял по побережью, любовался древними руинами и уцелевшими замками. Перед отъездом ко мне подошёл хозяин, и поинтересовался, есть ли у меня дома сад. Я вспомнил твой маленький уютный садик и кивнул. Тогда рыжебородый плут таинственным шёпотом спросил, не нужны ли мне феи? Представь моё удивление. Хозяин пояснил, что феям свойственно заботиться о растениях и мой сад превратится в райский уголок под их чутким надзором.

– Где же твои феи? – Поинтересовался я. И он показал мне пустую клетку, заявив, что там находится восемь лесных духов, которых поймал он лично, наделённый двойным зрением – то есть умением видеть не только явное, но и потустороннее. Не раз я слышал о том, что ирландцы редкие шутники, которые не прочь надуть путешественника. Посему рассмеялся и сказал, что совершенно не верю в его россказни, но хозяин спросил, уж не думаю ли я, что он возьмёт с меня дорого? Конечно, в нелепой покупке мне стоило винить себя, а не виски. Впрочем, цена оказалась мизерной. Я подумал, что столько отдал бы за пустую клетку. Когда утром с тяжелой головой выезжал из городка, в моём скромном багаже, а я люблю путешествовать налегке, оказалось и это узилище фей. Предлагаю выпустить их в твоём саду. Нина улыбнулась, и Станислав с умилением заметил в её доселе недовольном лице что-то детское. Особняк, который достался Нине и её матери от родовитых предков, фасадом выходил на столичную улицу, где мельтешили прохожие и экипажи, зато во внутреннем дворике росли несколько яблонь, вишен, кусты смородины, а возле забора возвышался молодой дуб. Сейчас здесь ощущалась весенняя свежесть, на ветвях набухли почки. Молодые люди спустились по каменным ступеням, сделали несколько шагов по песчаной дорожке. Нина открыла дверцу клетки и произнесла:

– Добро пожаловать в наш сад… А разве они поймут по-русски?

И её жених повторил приглашение по-английски. Гаэльского он не знал.

* * *

Для дуун-ши не существовало времени, раздражало только железо клетки, источавшее обжигающий холод. Рыжебородый громила заманил их кусочком медовых сот, положенных на серебряное блюдце – дуун-ши любили сладкое и блестящие вещи. Когда ловушка захлопнулась, забились, гневно крича, но человек приблизив лицо к клетке, смело заявил:

– Вряд ли вы сможете отомстить мне, крошки, ведь я отправлю вас за море.

Он явно видел их, и дуун-ши поняли, что рыжебородый знаком с магией.

Несколько дней они смиренно терпели плен. Разглядывали людей сквозь решетку. И однажды молодая черноволосая женщина и худой русоволосый мужчина с бородкой вынесли клетку в сад и распахнули дверцу. В этой стране тоже царствовала весна.

Дуун-ши сразу выбрали дуб, его высокая крона с раскинувшимися ветвями превратилась в целый город, с незримыми для людей лестницами и дворцами. Для воздушных строений дуун-ши почти не требовалось опоры. Они знали закон равновесия. Их жилища держались на тонком волоске паутины, на скрещении двух стеблей, они могли спать в полёте, и не мёрзли в самые лютые морозы. Их манила музыка людей, грубая на слух, но порой мелодичная, и дуун-ши льнули к окнам. Изредка попадаясь на глаза смертным, они казались светлячками. Подслушивали, как молодой человек говорит девушке:

– Нельзя венчаться в мае, Нина. Будем маяться всю жизнь.

– Станислав, ты привёз суеверия из своей дикой глуши?

– Это шутка.

Дуун-ши порхали среди ветвей, наблюдая за брюнеткой в белом платье, поправляющей прозрачную фату. Пышный букет в её руках им не нравился. Дуун-ши, призванные оберегать всё живое, жалели сорванные цветы.

Потом они заметили, что хозяйка сада беременна и стремились оградить её от докучливых комаров и ос, если выходила в сад. Впрочем, она не замечала столь скромной заботы.

А вскоре дуун-ши с любопытством заглядывали в комнату с ажурными занавесками, где появилась маленькая кровать. Тонкий плач из неё слышался всё чаще, а мать заходила в детскую всё реже, зато возле дремала краснощёкая нянька Марфа.

В зале, освещённом люстрой, слышался рокот рояля, смех. Но дуун-ши взволнованно порхали возле комнатки, откуда слышался храп Марфы, опустившей голову на спинку кровати.

Девочка была белокожей, с тонкими чёрными бровями и серыми глазами. Адель.

Её первые воспоминания – белый потолок, словно холодная бесконечность. Нить, на которую нанизаны игрушки – гремучие шарики и колокольцы. Иногда на фоне потолка появляется красное лицо Марфы, слышен её хриплый шёпот или однообразная песня. Реже – бледное лицо матери с лёгкой улыбкой. Она не берёт Адель на руки, зато девочку часто прижимает к груди Марфа, от которой пахнет кухонной стряпнёй. Но когда удаляется мать и засыпает нянька, в воздухе над постелью появляются крошечные фигурки в прозрачных одеяниях. Они летают, кувыркаются в воздухе, водят хороводы.

* * *

Нина сидит в кресле, вытянув длинные стройные ноги в маленьких туфельках. На подлокотнике кресла примостилась её лучшая подруга Зина, или Зизи – девушка в мужском костюме. Некрасивое скуластое лицо с широко расставленными смелыми глазами, короткая стрижка. Она обнимает Нину за голые плечи и шепчет весёлые гадости о гостях, иногда затягиваясь папиросой.

Станислав за столом беседует друзьями. Иногда косится на Нину и Зизи. Странные отношения, они вызывают раздражение, но не будет ли он смешон, ревнуя к женщине? Ведь это не может быть серьёзным? Он уже как-то унизил себя слежкой за ними, гулявшими по саду. Его поразили фривольные жесты Зизи, её рука, обхватывающая тонкую талию Нины, скользящая по бедру. Станислав едва заставил себя вернуться в дом.

Сейчас он старается внимательно слушать гостей – пожилого режиссёра и молодого писателя, кропающего что-то на исторические темы.

– Я верю в здравомыслие русского человека. – Говорит писатель.

– Вы полагаете, что чернь оставит вам всё это? – Морщинистая рука режиссёра широким взмахом обводит зал, а кажется, всю Россию. – Холоп преследуем одной мыслью – оказаться на месте господина. Красного петуха в усадьбы пускал не наш ли святой народ-бедоносец?

– Разве у меня есть что-то лишнее – одноэтажный дом, горничная и кухарка? – Удивляется писатель.

– Объясните это какому-нибудь карманнику, у которого появится винтовка. Вы наивны, как многие творческие люди. Я бы уехал в цивилизованную европейскую страну.

– Так уезжайте!

– Эмиграция – это дорого. Я пленник России. Но у вас-то есть родные во Франции. Отправляйтесь к ним.

– Мне чертовски хочется посмотреть на русский бунт. Как историку. Я полагаю, стихия, как всегда, будет укрощена. Но у меня останется книга. – Мечтательно отвечает писатель.

– Каждый считает, что жертвами станут другие.

– Я осторожен, уеду в провинцию. Неужели крестьяне пойдут за большевиками?..

Станислав ищет взглядом Нину и Зизи. Они стоят у окна. Зизи взяла Нину за руку и целует узкую ладонь. Что за странные игры! Ей мало мужа? Она дразнит его по наущению подруги? Зизи с решительным не накрашенным лицом, Зизи с толстой сигарой, Зизи, покачивающая в крепких пальцах бокал с коньяком и кубиками льда, в последнее время поселилась в их доме.

* * *

Марфа в детской храпит, рядом остывает кружка с чаем, от которого пахнет наливкой. Адель заливается плачем. Вдруг по комнате пролетает порыв ветра. Ребёнка подхватывают шестнадцать крошечных рук. Адель умолкает. Видит, как внизу плывёт кровать, белая линия подоконника, тёмные кусты роз. В шорохе ветвей и трелях соловья она летит вместе с дуун-ши.

Само дерево как будто выросло во мгновенье ока, его крона огромна, и за трепетными облаками листвы скрываются хрустальные терема, озаренные бледно-сиреневыми и зелёными огнями. Прохладная свежесть и цветочный аромат, отличающийся от запаха в комнатах её дома, где тяжелый пряный дым восточных курений и табака.

Адель видит прозрачные лестницы, ажурные балконы, где прекрасные дамы и кавалеры беседуют и вдруг взмахивают крыльями, срываются вниз или взмывают вверх, исчезают в звёздной тьме. Адель не удивляется – взрослые ещё не пояснили ей, чему стоит верить, а чему не стоит. Чем явь отличается от сна. А быль от небыли. Сверкающие, прекрасные существа слетаются к девочке, начинают говорить с ней, и она отвечает им на странном щебечущем языке, где есть звон осы и трель малиновки.

Потом дуун-ши и земное дитя вместе поднимаются над городом, который напоминает золотую паутину, унизанную огнями фонарей. Всё выше и выше, за волнистые равнины облаков, где она видит опрокинутый вниз кронами другой сад, который одновременно цветёт и плодоносит. Полулюди-полуптицы скользят среди ветвей и скрываются в нестерпимом сиянии. Дуун-ши стайкой срывают одно яблоко, прозрачное, алое. Полулюди-полуптицы замечают их, стремительно бросаются, сверкая, словно молнии, но дуун-ши ещё быстрее летят вниз. В своём земном саду забиваются в кусты смородины. Хохочут и визжат, словно шаловливые зверьки. Грызут яблоко, обливаясь кроваво-сладким соком, и Адель грызёт вместе с ними.

– Древо жизни! Вечность, вечность! – Твердят они, и заплетают, запутывают волосы Адели в десятки тонких косичек, вплетая серебряные нити.

* * *

Нина открывает дверь, и Марфа поднимает голову.

– Девочка спит? – Интересуется Нина.

– Спит, барыня. – Хрипло говорит Марфа и откашливается. Потом опускает взгляд в колыбель и ахает:

– Где дитё?!

– В чём дело? – Нина подходит к кроватке. – Куда делся ребёнок?

Марфа разводит руками:

– Может быть, отец забрал?

– Ты должна следить, а не спать, корова. – Зло говорит Нина и быстро выходит из детской. Марфа растерянно топчется на месте – соображает она туго, особенно когда приняла на грудь настойки.

Постепенно к поискам Адели подключаются все гости. Дом, а потом сад оглашаются громкими окликами: «Адель!» Сначала слышится смех, словно играют в прятки, но постепенно лица становятся серьёзными, а голоса звучат тревожно.

– Она едва научилась ходить, – всхлипывает Нина. – Что если она оказалась за воротами? Заблудилась…

Зизи успокаивает подругу, раскуривая сигарету за сигаретой. Вызывают полицию, которая тоже осматривает поместье и окрестные улочки. Обещает отыскать ребёнка.

Адель словно сквозь землю провалилась. Гости разъезжаются. Нина рыдает. Станислав выходит в сад. Он оглядывает трепещущую листву, слишком живую, словно в ней кто-то прячется.

* * *

– Вот и лето прошло. – Вздыхает Станислав, он думает о бесследно пропавшей дочери. До сих пор ни единой весточки. Полиция разводит руками.