Глава вторая. Свадьба на Воздвиженье

Лесник подошёл к избе и крикнул:

– Глафира Евдокимовна! Дина Витальевна! Я с новостями!

Старуха сидела на пороге и грызла корень. Уставилась недобро.

– Другой человек теперь лесом владеет. Помнишь, пропал прежний?

Она кивнула.

– Его двоюродный брат всё унаследовал. Доставить к тебе?

Она помахала рукой, словно рубя дерево.

– Нет, рубить не будут. Он, говорят, собрался базу отдыха строить. Облагородить хочет владенья твои.

Она пожала плечами, отбросила огрызок корня и скрылась в избе.

Лесник вздохнул и побрёл в село. Если старуха не хотела встречи с новым барином, то и ему о ней докладывать не стоило. По пути увидел, что пустовавший шест украшен человеческим черепом, поспешно отвёл глаза. Давно знал, что со старухой связываться не стоит – и отец, и дед предупреждали об этом. Вспомнил, как полиция год назад весь лес прошерстила, искали Юрия Валентиновича. На избу ни один мент не наткнулся. Лесник её в это время замечал то на дне оврага, то у болота, но вот бабка вернула суетливое своё жилище на любимую поляну.

* * *

Виктор Антонович – новый хозяин леса, приходился прежнему двоюродным братом. Мужчина лет пятидесяти – плотный, с квадратным лицом и таким жёстким взглядом, что по пустякам вряд ли кто обратится. Но вот обратились – друг побывал у него в усадьбе, осмотрел лес, добрая часть которого, благодаря бригаде рабочих и дизайнеру, превратилась в парк с романтическими беседками, статуями и ажурными мостами, и возжелал сыграть здесь свою свадьбу. А поскольку был он ещё и деловым партнёром Виктора Антоновича, тот решил не отказывать – всё равно парк будут арендовать под праздники и отдыхать здесь, с чего-то нужно начинать. Правда, лесник, услышав об этом, пробормотал что-то непонятное: мол, на Воздвиженье всё в лесу сдвигается, и лучше в этот день там не появляться. Но Виктора Антоновича ни праздники, ни народные суеверия не интересовали.

И вот уже возле озера, на асфальтированной площадке играет оркестр, кружатся пары, а под тентом, украшенным воздушными шарами, стоят столы с угощением. Вокруг озера загорелись фонари. Чем не Европа? Словно кадры из английского фильма. Правда, в таких фильмах обычно появляется чудовище…

Виктор Антонович делает глоток шампанского из бокала. Он не любит суету, и сейчас, когда праздник в самом разгаре и не требуется присутствие хозяина, самое время отдохнуть от людей. Он пьян, но в меру. Углубляется в лес. Что за живописная тропинка – здесь он тоже прикажет установить фонари. Впрочем, сначала надо узнать, куда она ведёт? Оранжевый свет заката окрашивает стволы деревьев в розовато-бронзовый цвет, а их осенние кроны играют оттенками золотого, коричневого, красного. Воздух, насыщенный ароматами трав и смолы, словно вино.

Внезапно за веером ветвей открылась поляна с уродливой избой, утонувшей в груде листвы, словно в гнезде.

– А это ещё что за сарай? – Виктор Антонович обошёл вокруг строения. В окне вместо стекла клочок целлофана. Над дверью прибита ржавая подкова. Под стрехой, где камыш нависает над стеной, кто-то возится, пищит.

Дверь скрипнула, на пороге появилась хозяйка. Седые лохмы свисают по сторонам коричневого лица, блестят глаза из тёмных провалов под выпуклыми надбровными дугами. Нос и подбородок гипертрофированы, словно у маски тролля.

– Вечер добрый. – Напористо поздоровался Виктор Антонович, – А кто вы такая, позвольте узнать?

Старуха молча подошла к визитёру, понюхала бокал в его руке. Виктор Антонович раздраженно сунул посудину в карман.

– Я владелец данной территории. Почему меня не проинформировали о вас?

Старуха не реагировала на слова. Словно потеряв интерес, повернулась и шагнула к избе, но Виктор Антонович ухватил её за локоть.

– Бабка, этот лес – частная собственность. Документы на дом есть? Прописана где, глухая тетеря?

Старуха повернулась, уставилась ему в глаза янтарными глазами – один зрачок то сужался, то расширялся, ему пришло на ум, что так, по словам астрономов, сужается и расширяется Вселенная.

– В общем, так, – сказал Виктор Антонович, переборов оторопь. – Нет документов – поедешь в дом престарелых. Будешь жить на всём готовом – еда, постель, тепло. Ясно тебе? К понедельнику собирай вещи.

Старуха вдруг скрутила из корявых пальцев дулю и сунула под нос бизнесмену.

– Ах, старая ведьма! Не хочешь ехать – в мешке отвезут. Мне в парке не нужна антисанитария.

Он выпустил её костлявую руку, брезгливо вытер ладонь о полу пиджака и пошёл ломиться сквозь кустарник на звуки танцевальных шлягеров. Музыка неуловимо менялась, в неё вплеталось всё больше шуршащих, потрескивающих нот, щелчков и треска. Он стал спускаться в лощину, полную тумана, словно чаша с молоком. Откуда-то слышалось тихое шипение и посвистывание. Что-то скользнуло по щиколотке. Виктор Антонович глянул вниз и обомлел – лощина была полна змей, медленно, томно сплетающихся в огромный клубок. Он стоял на краю клубка, а вокруг ползали бесчисленные гады.

На Воздвиженье все змеи в лесу собираются в одно место и празднуют свадьбу. Горе тому, кто помешает.

Глава третья. Цветочный чай

На шестах красовались несколько звериных черепов и два человеческих. Лесник мелко перекрестился, прячась за еловую ветку, и только тогда вышел на поляну.

Старуха плясала. Босая, по засыпанной первым снегом траве. В абсолютной тишине. Она то бежала по кругу, вращаясь, то делала прыжок в сторону, хищно растопыривая тонкие руки в обтрёпанных рукавах. В движениях чувствовался ритм. Похоже, в косматой голове хозяйки звучала слышная только ей одной мелодия. Вдруг она словно из-под земли выросла напротив лесника. Прямо на него смотрели оранжевые дикие глаза. Он сорвал с плеча ружьё, наставил:

– Дарья Макаровна, отойди ради Бога.

Старуха, ощерившись, выбросила вперёд руки, дуло ружья упиралось ей в грудь.

– Анна Климовна, опомнись. Белены объелась?

Она выдохнула, опустила руки, отвела взгляд, будто одеревенела.

– Лес унаследовал мальчишка какой-то.

Старуха хмыкнула.

– Охранник говорит: рубить не будет. Вообще ничего делать не будет. Раздолбай. Вроде, художник. Рисует, то есть. Малюет. Картинки пишет. – Он помахал рукой, словно красил забор. Старуха снова хмыкнула. Долгие годы общения с ней научили лесника, что некоторые слова она не понимает, и тогда он старался подобрать похожие по значению.

Старуха снисходительно ухмыльнулась.

– Вот и я о чём. Что Бог не делает, всё к лучшему. Наконец-то никто не будет зверьё распугивать. Да и, признаться, мужики с нашего села давно меня упрекают, что не пускаю их рыбачить на озеро, а баб ихних за ягодами. Им же не объяснишь, что теперь, как до революции, баре завелись. Художники – народ не жадный, душевный. Правильно я думаю? Говорят, правда, что к пьянству они склонны, но это на Руси не порок. Так?

Старуха отвернулась и вдруг через всю поляну прыгнула в чащу, еловые ветки качнулись и замерли. Лесник знал, что хозяйка устраивает пляски перед охотой, и поспешно ретировался – вдруг окаянная в азарте перепутает с дичью? Однажды застал её неподалёку – старуха, стоя на коленях над убитым кабаном, руками вырывала внутренности, воздевала их к небу. Залитая кровью, что-то выла, раскачиваясь, словно одержимая. Лесник бежал без оглядки до села и успокоился только после бутылки первача.

* * *

Новый хозяин приходился Виктору Антоновичу племянником. Звали его Иваном. Парень лет двадцати пяти, высокий, худой, волосы кудрявые, лицо симпатичное, но уж больно печальное. Лесник и к нему пришёл, спросил о зарплате. Парень сказал, что всё останется по-прежнему. В зале стоял мольберт, стол с красками, к стене прислонены чистые холсты. Готовых картин лесник не заметил.

– Нет вдохновения. Творческий кризис. – Уныло сказал молодой человек.

– А вы погуляйте по лесу, у нас виды красивые, вот хотя бы у озера, – радушно предложил лесник. Признаться, ему показалось интересным – выживет ли барчук после знакомства со старухой? Но через минуту лесник устыдился своего жестокого любопытства, и стал отговаривать, пугая тем, что в лесу полно волков.

– Они же умные звери, без причины не тронут. – Легкомысленно заявил художник.

– Хорошо. Правду скажу. – Решился лесник. – В лесу живёт старушка, и поговаривают, что она ведьма.

– Вот это да! Непременно познакомлюсь. – Оживился Иван.

– И думать забудьте!

– Почему? Она, наверное, знает много по истории края.

– Разве что края света. – Раздраженно сказал лесник. – Она туда многих спихнула, за тот край. Немая к тому же.

– И как она выживает? Может быть, чем-то помочь ей? Обязательно узнаю.

– Вбили себе в голову чёрт знает что, извините. – Раздраженно махнул рукой лесник, и ушёл от фантазёра в твёрдой уверенности, что тот на днях исчезнет, как два его дядьки.

* * *

Старуха поставила в угол метлу. Шаркая валенками, подошла к печи, вытащила чёрного кота, гревшегося в золе, посадила на пол. Кота когда-то принёс в лес и выкинул местный житель – видимо, пушистый проныра повадился есть цыплят и от него избавились. Хозяйка сунула в печь горсть сухих листьев, пучок щепок, сверху положила пару поленьев. Взяла два камня и, ударив друг о друга, высекла огонь. В дверь постучали. Она пожала плечами, открыла – на пороге стоял кудрявый молодец лет двадцати с простоватым лицом, волосы давно не стрижены, за спиной красная котомка. Старуха зашипела. Кот тоже. Она привыкла, что вызывают долго и церемонно, а не ломятся в избу.

– Здравствуйте, бабушка. – Весело произнёс гость и с глупым видом почесал в затылке. – А я ваш сосед, Иван. Познакомиться пришёл.

Старуха отступила в сторону, Иван шагнул в избу. Сунул руку в свой красный рюкзак и выложил на стол несколько пакетов – решил побаловать нищую пенсионерку конфетами и пряниками из местного магазина. Старуха обнюхала дары. Указала Ивану на шаткую лавку. Из горящей печи вытащила чугун с водой, поставила на стол две помятые жестяные кружки, налила кипятка. Вернула чугун в печь. Подошла к связкам трав в углу, отщипнула от одного, от другого сухого букета, помяла в горсти, кинула в кружки. По избе поплыл дивный аромат. Старуха села на табурет напротив гостя. Подвинула к нему кружку. Взяла в руку конфету, обнюхала, не разворачивая фантика, кинула в рот, стала с хрустом жевать.

– Надо вот так. – Иван избавил конфету от обёртки, показал старухе. Она кивнула. Он разглядывал её жилище – с печки свешивался край бурой шкуры. Возле стояли ступа и метла. На полке виднелась старинная посуда – впрочем, деревенские хозяйки и сейчас пользуются кринками, деревянными ковшами.

– Здорово у вас! Как в сказке! Только не обижайтесь, вы на Бабу Ягу похожи. – Сказал Иван и тут же смутился. – Ой, какой же я дурак! Вот ляпнул! Извините, пожалуйста.

– Ядзя, – сказала она хриплым голосом. – Ядзя.

– Так вы не немая?

– Я всем отвечала, но никто меня не слышал. Уже много лет.

– Имя на польское похоже. Вы из Польши?

– Не ведаю такого края.

– И давно тут живёте? Трудно, наверное, одной? Родни не осталось?

– Все померли, все во мне. – Она коснулась рукой солнечного сплетения. – Доля такая. Была голодная зима, рыба ушла далеко от берега, зерна не осталось.

– Вы жили у моря? Где?

– Море тут было.

Всё-таки малость не в своём уме старушка – подумал Иван.

– Правнуки взяли меня под руки, сказали: «Ты стара, помирать пора – голодная зима». Отвели в лес. Стояли там много домов на кореньях-ногах, в таком доме не сесть, не встать. Мёртвых дома. Правнуки сказали: «Баушка, прости нас, мы приготовили тебе мягкое ложе, ляг и усни – голодная зима». Они ушли, но мне хотелось жить. Вылезла из домовины. С собой я тайком взяла кремень и огниво, высекла огонь и стала звать богиню, которая ходит с изнанки мира, обещала служить ей. И явилась богиня-медведица. Мы вместе ели мясо мёртвых. Потом богиня показала мне своё логово, грела меня и рассказывала тайны земли. Иногда я приходила за свежим мясом на погост, и однажды увидела там своих внуков и правнуков, всё они умерли – голодная зима. Я съела их печень, чтобы жили во мне. Весной медведица приказала убить её, чтобы передать мне силу. И с той поры я стала другой. Всё меняется, одна я не меняюсь…

Почему-то рассказ старухи не пугал Ивана, он прихлёбывал чай и вежливо кивал. Ему было спокойно и тепло в пропахшей дымом избе, намного уютнее, чем в огромном особняке.

– А вам не было жаль богиню? – Поинтересовался он.

– Я освободила её для новой шкуры. Потом тысячу раз встречала – и лисицей, и соколом, и лебедью, и волком. Каждый раз она учила меня чему-то новому.

– А почему с изнанки мира?

– Ты потрошил рыбу, зверя или человека?

– Приходилось. Не человека, конечно! – Поспешно уточнил он.

– Когда смотришь в распоротое брюхо дичи, то видишь её изнанку. Если вывернуть наизнанку человека – каким он будет? Самое главное прячется внутри. Благодаря тому, что кровь течёт, а сердце бьётся – существо живёт. И мир живёт благодаря тому, что скрыто с его изнанки, которую мы не видим.

Внезапно Иван заметил, что стены избушки стали бугриться, и вдруг из закопченных брёвен начали стремительно прорастать ветки, на ветках набухли почки, брызнули свежей зеленью, бутоны развернулись крупными цветами, сквозь ветви забрезжил солнечный свет.

Иван встал, развёл руками листву. Вышел, словно из пещеры, на поляну. Деревья вокруг стояли гигантские, не в три, в десять обхватов, топорщились папоротники, вспархивали гигантские бабочки. Затрещали сучья от чьих-то тяжёлых шагов, и на поляну ступил огромный медведь. Взревел. Иван не ощущал страха. Медведь поднялся на дыбы, повёл плечами, и вдруг шкура соскользнула с него – перед Иваном возникла обнажённая смуглая женщина – сильное стройное тело, неровно остриженные, скорее, обрезанные ножом коричневые волосы, большие янтарные глаза, тонкий нос с горбинкой, полные, резко очерченные губы. Она разглядывала его с любопытством. Ноздри раздувались, словно сейчас скажет: человечьим духом пахнет. Дикая самка. Обошла Ивана, словно присматриваясь к новому приобретению, потом властно схватила за руку, повела за собой.

…Очнулся за столом перед пустой кружкой, невольно коснулся рукой – ещё тёплая. А казалось – прошёл целый день. Он в том цветущем мире охотился на чудовищ, потом жарил их мясо на костре, занимался любовью с прекрасной незнакомкой, плавал в кристально-чистом озере среди изумительных золотых рыб, видел пролетающих над головой драконов, шаманил и вызывал духов.

Иван посмотрел на старуху, та гладила чёрного кота, мурлыкающего так громко, словно возле избы заводили трактор.

– А ведаешь, что я твоё желание должна исполнить? За то, что имя угадал. – Проскрипела она. – Называй. Да поспешай.

– У меня всё есть, вы же знаете – богатый наследник. – Смущенно улыбнулся Иван. – Но я художник, в этом мире скучно мне – тусклый он, взгляд не радует. Если бы жить с изнанки мира – там, где я побывал… Яркие краски, новые сюжеты – так и просятся на полотно.

Старуха смотрела на гостя задумчиво, один зрачок то сужался, то расширялся, словно чёрная дыра в неведомое.

– Это твоё последнее слово?

– Да! – В радостном ожидании воскликнул он. – Там столько натуры! И та девушка…

* * *

Минул год. Вокруг особняка поднялась крапива, тропа к нему заросла. Сельчане поговаривают, что Ванька-художник ушёл жить к старой ведьме – не иначе сошёл с ума. Но порой его ищут горожане на дорогих машинах, желая приобрести картины, где якобы такая жуть, такие чуда-юда, что словами не описать. Лесник по-прежнему обходит с ружьём чащи, поляны и болота. Он знает, кто на самом деле владеет лесом.

2015 год.