– Мальчик, тебе нет восемнадцати, значит, это малолетка. Поверь бывшему работнику прокуратуры, что это намного хуже, чем взрослая колония. Это ад, в котором ты продержишься самое большее месяц, а потом сам наложишь на себя руки, чтобы избавиться от ежедневных издевательств, побоев и кое-чего похуже. Черт с ним, с высшим образованием и золотой медалью, но как после этого будут жить твои родители? И смогут ли они жить вообще? Ты о них подумал, когда ручонками своими шаловливыми куда не надо полез? Или ты думал той головой, что в штанах? Так, радуйся, что Катя тебе не дала, потому что иначе у тебя ко всем твоим неприятностям еще и гонорея была бы!

Мать Фимы, Дора Семеновна, тихо охнув, схватилась за сердце и расплылась по креслу. Его отец, Григорий Маркович, цыкнув на бросившегося было на помощь сына, отвел жену в спальню, уложил, дал лекарство, вызвал «Скорую помощь», а потом вернулся в гостиную, настроенный весьма решительно. И этот интеллигент в бог знает каком поколении, доцент биофака нашего университета, начал хлестать Фиму по щекам, отнюдь не демонстративно, а так, что голова у парня болталась, как воздушный шарик на ниточке. А уж что он при этом говорил! Мне оставалось только удивляться, откуда он такие слова знает. Может, змеи нашипели – он был специалист по рептилиям. Выпустив пар, он спросил у меня, есть ли какая-то возможность не доводить дело до полиции и суда.

– Это частное расследование. Мое дело – доложить о результатах заказчику, а что с ними делать, решать только ему. Он может выдать их за плод усилий своих подчиненных и дальше действовать в соответствии с законом, а может не предавать дело гласности. Я понимаю, что Ефим у вас единственный ребенок и потерять его для вас страшнее смерти, поэтому объясню человеку, к чему приведет его принципиальность. Он сам отец, должен понять. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Чем бы ни закончился наш с ним разговор, я вам позвоню.

Конечно, я была уверена, что все обойдется, для этого мне достаточно было напомнить клиенту, из какой мерзкой истории я вытащила его собственного сына, которого он тут же отправил в армию, несмотря на бурные протесты жены. А говорила я все это для того, чтобы Фима хорошенько прочувствовал, какую дурость совершил. Клиент меня понял правильно, крови не жаждал, зато на встрече, которую я устроила для «сторон конфликта», оторвался по полной и орал на Фиму так, что уши закладывало. Завершил же он свое выступление фразой: «Иванову благодари, сопляк! И учти, что второй раз тебе может так не повезти! Сядешь как миленький! А вот выйдешь ли – большой вопрос!» Благодарные Симановичи рыдали в голос и все норовили всучить мне конверт с деньгами, но я отказалась, объяснив, что не в моих принципах брать деньги с обеих сторон, и они смирились. Но с памятью у них все оказалось в порядке, Дора Семеновна все эти годы поздравляла меня со всеми праздниками и постоянно зазывала в гости. А самое главное, что с тех пор, если у меня в ходе расследования возникали «компьютерные проблемы», их с удовольствием решал Фима, к настоящему времени уже окончивший физфак университета. Предстояло ему помочь мне и в этот раз.

Ну а третьим был мой давний и самый верный и надежный друг, подполковник полиции Владимир Сергеевич Кирьянов, для меня просто Киря, который работал в областном УВД. Его жена, окончательно убедившись в безгрешности наших отношений, дала мне высочайшее соизволение звонить ему не только на работу, но и домой, но я этой возможностью не злоупотребляла – вдруг ветер переменится? По службе Киря был занят так, что обращалась я к нему только в самом крайнем случае – совесть-то у меня есть! Вот и сейчас мои просьбы были необременительными: просто кое с кем созвониться и направить запросы, то есть его личного участия не требовалось.

С тоской посмотрев на уличный градусник, показывавший минус семнадцать, я стала решать, что надеть. Вообще-то на случай сильных морозов у меня есть норковая шуба «в пол», купленная после одного очень денежного дела и висевшая практически без дела, потому что и зимы были «сопливые», и в машине за рулем в ней неудобно. Но на своей машине я ехать не собиралась – она столько дней простояла на морозе, что возни с ней будет на полдня, а у меня дел полно, поэтому решила вызвать такси. А с другой стороны, лезть к Венчику в подвал в норке почти за двести тысяч рублей – верх безрассудства, значит, надену пуховик. Решив эту самую сложную на данный момент задачу, я собрала в сумку все, что мне могло понадобиться, вызвала такси и вышла из дома.

Грандиозный скандал, бушевавший во дворе дома Венчика, меня тут же насторожил – если люди в такой мороз не просто вышли из дома, а еще и собрались на детской площадке и орут в голос, значит, случилось что-то серьезное. Подойдя поближе и пробившись к месту основных боевых действий, я увидела, что все нападают на стоявшую в центре довольно молодую женщину. Кричали все одновременно, со всех сторон, но общий смысл я уловила.

– Идиотка! Кретинка! Надеешься, что тебе все с рук сойдет? Хренушки! Мы при прежнем управляющем горя не знали, а твой свекор его с работы выжил! На его место тебя пристроил! А того не учел, что у тебя опилки в башке!

– Дубина ты стоеросовая! Орясина бестолковая! Ты каким местом думала, когда велела трубы горячей воды заизолировать? Я все лето и осень корячилась, заготовки на зиму делала, а теперь все до единой банки лопнули! Да мы на тебя в прокуратуру напишем!

– Это для того, чтобы потерь тепла не было и бомжи не жили! – испуганно и из последних сил отбрехивалась та.

– Дура! – заорал какой-то мужчина. – Это не бомж был, а сторож бесплатный. Он там жил, и мы за свое добро спокойны были! Знали, что сараи наши никто не обчистит! Ты бы сначала хоть у людей узнала, кто это! Работаешь неделю, а наворопятила столько, что теперь расхлебывать и расхлебывать!

Когда я услышала слово «был», меня как током ударило.

– Тихо все! – заорала я так, что все смолкли. – Как я поняла, это новый начальник вашей управляющей компании. – Толпа согласно кивнула. – Она знала о том, что в подвале жил человек, но приказала заизолировать трубы горячей воды и отопления. А дверь в подвал потом, естественно, заперли.

– Да! Причем на новый замок, – добавил кто-то из-за моей спины. – У нас еще даже не для всех жильцов ключи от него сделали.

– Понятно! – сказала я звеневшим от ярости голосом. – Так, здесь не в прокуратуру надо обращаться, а в следственный комитет. Это 105-я статья, часть вторая, сиречь умышленное убийство, потому что человека сознательно оставили замерзать. Если по пунктам, то это «В» – убийство лица, находящегося в беспомощном состоянии: запертый снаружи, выбраться же он не мог, да и ключа у него не было. «Д» – совершенное с особой жестокостью. «Ж» – группой лиц по предварительному сговору, потому что не сама же она с трубами возилась, а слесаря послала. «Л» – по мотивам вражды в отношении какой-либо социальной группы, в данном случае бомжа. При таком букете светит вам, неуважаемая, от пятнадцати до двадцати лет и вплоть до пожизненного. Если очень повезет с адвокатом, то тот может попытаться переквалифицировать деяние по статье 111-й «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», но там тоже до пятнадцати. Гражданочка, вы хоть раз в жизни Уголовный кодекс в руках держали? Настоятельно рекомендую изучить. Впрочем, в самом ближайшем будущем у вас будет для этого масса времени – я лично его вам в СИЗО передам. Он с комментариями то-о-олстый! Будет чем вам заняться в перерывах между допросами.

Женщина стояла, потеряв дар речи, с открытым ртом и смотрела на меня как на дьявола во плоти, а потом рванула с места так, что олимпийский чемпион по бегу обзавидуется, и мигом скрылась из виду. И это по пересеченной местности! То есть гололедице вперемешку с сугробами, выполнявшими функцию барьеров. Оставшиеся же взирали на меня с каким-то благоговейным ужасом.

– Эх, Венчик-Венчик! – Я тяжело вздохнула и спросила: – Тело уже увезли?

– Какое тело? – осторожно поинтересовалась стоявшая рядом старушка, судя по ее опасливому взгляду, явно решившая, что я не в своем уме.

– Вениамина Аясова, кого же еще, – раздраженно ответила я.

– Дочка, а чего это ты его телом назвала? – обалдело спросила она.

– Так ведь… – я повернулась к тому мужчине, который орал на сбежавшую начальницу. – Ты же сказал, что сторож был! То есть в прошедшем времени!

– Ну, так сейчас же его нет, вот я и…

– Где Венчик? – заорала я, напирая на него, и он показал глазами куда-то наверх. – Буду бить! – честно предупредила его я очень нехорошим тоном.

– Да на чердаке он. Там, конечно, тоже холодно, но возле труб отопления ничего. Я ему старые картонные коробки дал, барахло всякое, что на антресоли валялось, на этом и живет – его же слесаря из подвала выгнали и даже вещи собрать не дали.

– Да что ж я этой сволочи морду-то не набила! – в отчаянии возопила я и с надеждой спросила: – А из слесарей здесь поблизости никого нет?

– Да вон один из них, – мужчина кивком показала на стоявшего неподалеку работягу.

– Родной! – распахнув объятия, я направилась к тому. – Давай тесно пообщаемся?

Слесарь хоть и был уже в полсвиста, но, поняв, что ему сейчас неслабо прилетит и за него самого, и за того парня, то есть начальницу, дунул от меня ничуть не медленнее, чем она, а я, сдернув перчатку, свистела ему вслед и только что не улюлюкала. Несколько разрядившись, я попросила мужчину:

– Веди! Буду думать, как Венчика спасать.

Хотя, чего тут думать? И так понятно, что не выживет он на чердаке в такие морозы, потому что временное потепление не в счет.

– И давно он там? – спросила я, когда мы вошли в подъезд.

– Три дня уже. Мама сегодня утром его позвала, так он спустился, аж синий от холода. Дала она ему горяченького поесть да чаю попить, а потом он обратно ушел.

– Как же эти сволочи до него на чердаке не добрались? – удивилась я. – Им же крышу от снега почистить надо, сосульки сбить?

– Так, уже. В смысле, сделали это до того, как он туда перебрался. Теперь нескоро соберутся. В конторе свой ключ от чердака есть, а у меня дубликат – не бегать же жильцам каждый раз к ним, чтобы антенну поправить или еще чего наверху сделать. А мама все время дома, в любой момент ключ дать может. Вот я его Венчику и дал. Там дверь сварная, из прутьев, и замок навесной. Он если вышел, то обратно его навесил и запер, а вошел – так через прутья руку протянул и опять-таки навесил и запер. Даже если кто-то придет проверить, то увидит, что замок висит, и уйдет.

Мы поднялись наверх, но нам пришлось довольно долго орать, пока из глубины чердака послышались шаркающие, медленные шаги, а там и Венчик появился. Сначала я испытала чувство величайшего облегчения, увидев, что он жив, а потом пришла в ужас – это был Венчик только по внешности, а вот по сути… Никогда неунывающий Венчик стал каким-то маленьким, съежившимся и жалким, а главное, его обычно веселые глаза – тусклыми и тоскливыми, как у больной собаки. Решение пришло немедленно, и в его правильности я ни на секунду не усомнилась.

– М… м… ма… – непослушными губами начал он, но я перебила его и тут же напустилась на него:

– Она самая! Матушка Татьяна Александровна! – бушевала я. – Почему ты не позвонил мне или не пришел и не сказал, что тебя из подвала выгнали? Я бы тут всех так расшугала, что мало никому не показалось бы! Ничего! Я еще наведаюсь в вашу управляющую компанию! Я еще кое с кем по душам поговорю! А сейчас пошли! – скомандовала я.

– К… к… куда? – робко спросил Венчик.

– На Кудыкину гору! – отрезала я. – Вылезай из своего подземелья! Точнее, поднебесья!

Дрожащими, замерзшими действительно до синевы руками он попытался отпереть замок, но я отобрала у него ключ и открыла сама, а ключ отдала мужчине:

– Спасибо вам большое, что не дали Венчику погибнуть. И маме вашей глубочайшую благодарность передайте за то, что подкармливала его.

– Да не она одна, тут многие для него покушать приносили. Еще когда он в подвале жил, – объяснил мужчина. – И благодарить не надо – что мы, нехристи, что ль?

Он ушел домой, а я, пока мы ждали лифт, вызвала такси, самое дешевое в нашем городе, рассудив так, что машины в этой фирме и так до жути грязные, что и изнутри, что снаружи, поэтому им уже ничего не повредит.

Как оказалось, хозяин задрипанных «Жигулей» придерживался другого мнения и, увидев грязного, как прах, Венчика, попытался сбежать. Пришлось брать его за горло и грозить всеми карами, земными и небесными. В результате мы все-таки погрузились в такси, и я дала водителю адрес квартиры своей бабушки. После ее смерти я практически ничего там не меняла, обстановка осталась старушечья, мебель и все остальное потрепанным и ветхим, то есть никакого особого урона Венчик и его вещи этой квартире нанести уже не могли.

Внутри квартиры было даже не тепло, а жарко. Начавший оттаивать Венчик прямо в коридоре опустился на пол – он явно засыпал. Снова надев перчатки, потому что трогать его голыми руками я побрезговала – мало ли какая зараза на нем может быть? – я принялась приводить его в чувство. В результате не без труда растолкала и даже придала вертикальное положение. Когда его взгляд стал осмысленным, я потребовала:

– Раздевайся до трусов! Все свои вещи выброси на балкон, а потом марш мыться! И не вздумай ванну наливать, а то еще уснешь там и захлебнешься! И дверь изнутри не закрывай, а то вдруг тебе плохо станет. Я сейчас проверю, что есть в холодильнике, докуплю недостающее, принесу, а потом поеду по делам. Если получится, вернусь вечером. Не получится – завтра рано утром. Кстати, у тебя в районе химкомбината знакомые есть?

– Как не быть? – уже голосом, отдаленно напоминавшим его прежний, удивился Венчик. – Есть у меня там дружки. Летом на островах рыбу ловим. Она, конечно, химией отдает, но ничего, есть можно.

– Все! Вопрос решен! Всем за дело!

Холодильник оказался практически пуст (заплесневевшие сыр и хлеб – не в счет), в морозилке, правда, лежала целая упаковка пельменей и котлеты, естественно, полуфабрикаты, но это оголодавшему Венчику было, как говорится, на один зуб. Пока я обследовала «закрома», он успел раздеться, выбросить свои тряпки на балкон, что я тщательно проконтролировала, и, когда я снова вышла в коридор, уже скрылся в ванной, откуда слышался звук льющейся воды. Напомнив ему, чтобы не наливал себе ванну, что чистые полотенца в тумбочке, а постель в диване, я вышла и заперла снаружи дверь.

Совершив марш-бросок до ближайшего «Ашана» я затарилась не только хлебом, маслом, сыром, колбасой, полуфабрикатами и всем прочим, но и готовыми первыми блюдами в коробках: солянкой и борщом. Эти замороженные супы нужно было только положить в кастрюлю и разогреть. Короче, вопрос с пропитанием Венчика был решен.

Когда я вернулась, в квартире было тихо. Я осторожно заглянула в комнату и увидела, что Венчик спит на диване, судя по всему, беспробудным сном, что неудивительно – после стольких-то мытарств. Я тихонько убрала продукты и написала записку: «Венчик! Еда в холодильнике и морозилке, это все тебе. Разбери антресоль, там должны быть еще дедовские вещи. Он, конечно, был повыше и покрупнее тебя, но что-нибудь себе обязательно подберешь. Буду, как и говорила, или сегодня вечером, или завтра утром. Иванова». Оставив листок на столе в кухне, я тихонько ушла.

Время было уже к вечеру – как-то незаметно день пролетел. Фима Симанович, к которому я сейчас направлялась, работал, как теперь принято говорить, «дистанционно», то есть дома, причем на какую-то израильскую фирму, а деньги получал на электронный кошелек. Насчет налогов с этих сумм я даже не заикалась – его дело, уже не мальчик маленький, влипнет так влипнет. Дверь мне открыла Дора Семеновна и тут же радостно заявила:

– Ой, как хорошо, Татьяна Александровна, вы как раз к обеду. Сейчас мы все вместе и покушаем.

Я с самого утра ничего не ела, так что кушать хотелось зверски, но у меня была еще куча дел, вот и пришлось отказаться, сославшись на них же.

– Дела! Дела! – возмущенно воскликнула мадам Симанович. – Поверьте мне, что, когда вы заработаете себе язву, вы тут же забудете обо всех делах. Так не лучше ли забыть о них ненадолго и сейчас, чем потом всю жизнь помнить о ней?

Но я все равно отбилась и прошла в комнату Ефима, больше похожую на центр управления полетами, во всяком случае, всевозможного оборудования там было если и меньше, то ненамного. Тот был настолько погружен в свои компьютерные дела, что моего появления даже не заметил. Пришлось покашлять. Он очнулся, обрадовался и поздоровался.

– Фима, я по делу. Думаю, что у тебя оно займет совсем немного времени. Скажи, ты можешь выяснить, откуда на телефон приходят MMS?

– Татьяна Александровна, давайте для начала определим, что значит «откуда», – предложил он.

– Объясняю ситуацию, – начала я. – Моему клиенту на телефон уже почти месяц приходят нехорошие вещи. По опыту своей работы знаю, что обычно всякие гадости отправляют из общественных мест с бесплатным Wi-Fi, чтобы не засветиться. Но! По моим прикидкам завтра и в следующие дни эти бяки могут начать отправлять, уже не таясь, посчитав, что добились чего хотели. Не исключено, что из дома. Я не прошу тебя узнать точный адрес, но хотя бы максимально определить район, откуда их будут отправлять, можно?

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Фима.

– Ты пойми, дело очень деликатное. Если содержание послания станет известно кому-нибудь, кроме тебя, у меня будут такие неприятности, что мама не горюй! – очень серьезно сказала я.

– Татьяна Александровна! Разве я вас хоть раз подвел? – обиженно спросил парень.

– Нет, – признала я. – И мне очень не хочется, чтобы этот случай стал первым.

– Да это сообщение даже смотреть не буду, – пообещал он.

– У меня с собой смартфон, на который приходили MMS… – начала я, но он перебил меня:

– Дайте мне его на пару минут, я сниму с него все данные и верну вам. Мне этого хватит.

Занимался он с ним совсем не две минуты, а немного дольше, а потом, протягивая его мне, пообещал:

– Как только что-то будет, я вам позвоню.

– В любое время дня и ночи на любой телефон, – добавила я. – Это очень срочно и очень важно!

Выйдя от Симановичей, я тут же позвонила Кирьянову:

– Володя! Ты еще на работе? – голосом пай-девочки спросила я.

– Нет, уже дома, а что? – невозмутимо ответил он.

Я слегка обалдела – неужели я номером ошиблась?

– Но я тебе вроде на службу звоню, – растерянно сказала я.