35.

В Порт я всегда надеваю чёрное. Этот цвет мне откровенно не идёт, в нём я выгляжу болезненной и ещё более непривлекательной, что и требуется для посещения неблагополучных районов. Затёртый рюкзак. Самые старые ботинки. Последний штрих – тонкая трикотажная шапка. Дэн говорил, что в этом образе я похожа на грустную школьницу, которую неделю не кормили.

Попрощавшись с Сином, выхожу из дома и принимаюсь путать следы. По факту, думаю, мои петляния по улицам не обманули бы и умственно отсталого, но я, делая это, чувствую себя чуть спокойнее.

Городское такси стандартно высаживает на Проме, и я, хаотично побродив по местным «тупикам» и «переулкам», вызываю другую машину – дряхлую развалюху с водителем-человеком, у которого под сиденьем наверняка припрятан тесак или даже пистолет.

Адреса получения денег каждый раз меняются. Сегодняшний ломбард «Бешеные финтифлюшки» расположен глубоко в Порту – дальше всех мест, где я бывала раньше. В смысле, бывала одна, без Дэна.

Нарастающий запах реки чувствуется уже в машине – конечно, здесь нет ни кондиционера, ни очистителя воздуха, – однако всё равно оглушает, стоит открыть дверцу. Инстинктивно тянет прикрыть нос рукавом, но я сдерживаюсь, нельзя посреди многолюдной улицы показывать, что я не местная. Так что я ненавязчиво подпираю стену – на случай, если потеряю сознание – и делаю вид, что роюсь в рюкзаке, ожидая неминуемого приступа головокружения. Вот после него можно идти.

Плутать в катакомбах Речных спусков пришлось недолго, и я даже не заблудилась – смотрите-ка, я крута, а мои прежние подружки из Золотого района были бы в шоке. Вот и он, искомый ломбард. На вывеске, рядом с граффити-надписью «Бешеные финтифлюшки», изображено нечто странное, с первого взгляда похожее на член, у основания опоясанный золотым кольцом. Впрочем, со второго взгляда – то же самое. После нескольких минут пристального изучения вывески решаю, что это, наверное, всё-таки палец – с обручальным кольцом и своеобразно нарисованным ногтем. Во всяком случае, мне хотелось бы верить, что аллюзия на член у художника получилась совершенно случайно.

Дверь издаёт дребезжащий звук колокольчика, хотя его самого не видно. Даже в Порту уже нет настоящих вещей, лишь электронные имитации. В помещении ломбарда пусто – вот и славно, не придётся ждать на улице. Пахнет смесью пыли, дезинфектора и чем-то вроде дешёвой лапши с острыми приправами. По пути к стеклянно-решётчатой стене прилавка оглядываю витрины по бокам: оружие, золотые цепочки, веер с рисунком двух девушек в кимоно. Ничего интересного.

С той стороны прилавка потрёпанный мужик с короткими седыми волосами и неаккуратными бровями пялится на маленький экран с каким-то шоу. Стягиваю с плеча рюкзак, достаю серую карточку с красной буквой «А» в правом нижнем углу и опускаю в металлический лоток на прилавке. Не отрываясь от того, как группа людей в обтягивающих спортивных костюмах бурно обсуждает очередное задание, мужик дёргает рычаг, перетягивая лоток на свою сторону, достаёт карточку, шлёпает ею куда-то на столе и бросает обратно в углубление. Переводит взгляд с телевизора на другой экран. С моего места не видно, но там должна быть указана сумма. Мужик тяжело наклоняется под прилавок, спустя некоторое время разгибается с пачкой денег в руках, которую и присоединяет к карточке. Его взгляд уже снова приклеился к телику. Дёргает рычаг – лоток перемещается ко мне. Я же говорила, бедных гораздо меньше, чем богатых, интересуют люди вокруг. И это здорово: чем меньше на меня смотрят, тем спокойнее.

Вот и всё, миссия завершена. Снова дерущий нервы звук колокольчика на двери, и я оказываюсь на улице. Бросив последний взгляд на странную вывеску, отправляюсь искать спуск в подземку.

***

Есть у меня один странный – даже по моим меркам – бзик: я уверена, что если сяду в такси с пачкой налички, то уже не выйду из него живой. Нет, ограбить могут, это ясно. Даже и убить могут, исключать этого никогда нельзя. Вот только мой страх не основывается на разумной вероятности. Одна мысль о том, чтобы вызвать такси, имея в рюкзаке наличные деньги – любую сумму, даже немного, – вызывает приступ паники. Мой инстинкт самосохранения, который спокойно позволяет приводить домой незнакомых парней, умело использующих подручные вещи в качестве оружия, а также военных роботов с неизвестными повреждениями, в этом случае истерично мигает красной лампочкой.

Поэтому я спускаюсь в подземку. Станция «Порт», конечная. Самая глубокая, потому что рядом с рекой, и на эскалаторе приходится скучать минут пять-шесть. Терпеть не могу подземку, каждый раз мой организм устраивает подлые финты: то обморок, то заложенные на пару дней уши. Сейчас вот правая половина головы уже давит нарастающей болью.

Ещё здесь, в закрытом пространстве, слишком много людей. Слишком близко. Слишком опасно. Вдруг кто-нибудь толкнёт меня на рельсы? Маньяков по виду не определишь. Или заденет случайно, а я потеряю равновесие и сама упаду под поезд. Поэтому я всегда отхожу подальше от края.

Фух, в вагоне можно перевести дыхание, здесь опасности меньше. Да и вообще нужно дышать. Вдох. Выдох. Медленно и спокойно. Всё будет нормально.

Справа – милые девушки. Щебечут, хихикают, держатся за руки. Слева взрослые мужчина и женщина что-то обсуждают, улыбаются. Все по парочкам. Неважно, друзья, коллеги или родственники. Они вместе. А я одна. Если потеряю сознание – такое тоже бывает в подземке, – помочь будет некому.

На фоне тупой боли проступает пульсация где-то внутри черепа, за правым глазом. Всё сильнее. Ещё только середина Района, а она уже дёргает ощутимо. Ещё двенадцать остановок плюс пересадка.

Мужчина неподалёку выходит, и я занимаю сиденье. Душно. Словно воздух разреженный. Когда я единственный раз была в горах – на Одде, – там было так же. Кислорода не хватает. Стягиваю шапку, провожу пальцами по волосам. Дышать не помогает, но теперь хотя бы лоб не трёт. Хочется закрыть глаза, чтобы никого не видеть, но нельзя. Не могу позволить себе потерять контроль, и так мысли путаются.

Очередная остановка. Как назло, напротив садятся парень и девушка. Держатся за руки. Парень очень симпатичный. Она ему определённо нравится: вон как гладит её пальцы, то и дело смотрит в лицо и улыбается. Понять бы, что именно она делает для этого. Вроде обычная, примерно как я. Разве что уверенная в себе, не боится смотреть ему в глаза. Я бы так не смогла.

Голос-в-голове шипит змеёй: Ты никак не можешь. Только и умеешь, что пялиться на чужих парней, а сама ни на что не способна. Хотя тебе самоуверенность и не помогла бы, посмотри на своё отражение в стекле напротив – такая страшила!

Чтобы отвлечься, лениво роюсь в карманах. Может, там чудом материализовались таблетки… Но нет. Две последние я приняла, когда нашла Сина, а после этого забыла положить в карман новую упаковку. Да уж, настолько засмотрелась на эту красоту, лежащую на моём диване, что не подумала, как буду возвращаться из Порта. Тупица.

Смотрю на цветное пятно схемы движения. В глазах мутится, и кажется, что реальность расползается. Ещё восемь остановок. Чёртов глаз пульсирует, словно где-то за ним набухает гематома. Щёки горят лихорадочно, хотя пальцы, как всегда, холодные.

Семь. Из-за перепада давления закладывает уши. А вот и тошнота. Дыши, Лета. Вдох. Выдох.

Шесть. Нет, нужно выйти, тошнит всё сильнее. Тело очень тяжёлое, еле поднимаю руку, чтобы взяться за поручень. Ощущение, словно кто-то подцепил правый глаз острым крючком и пытается вытянуть его из черепа.

Выхожу на «Площади Строителей». Повезло: на этой станции боковой зал – там, где рельсы, перрон и я, – отделён от центрального зала стеной с узкими проходами, поэтому перрон узкий и уединённый. Учитывая, что сейчас будний день, людей нет вообще.

Вдох. Выдох. Сосредоточиться на единственной задаче – дойти до урны на краю перрона. Картинка перед глазами двоится, расползается красным и зелёным контурами. Держась за стену, добираюсь вовремя – как раз когда горечь старофранцузских приправ бескомпромиссно подкатывает к горлу. Прощай, идеальный салат…

Отплевавшись, утыкаюсь лбом в холодную стену, закрываю глаза. Дышать стало свободнее, хотя глаз, кажется, сейчас взорвётся вместе с черепом. Ничего, пережду и сяду на следующий поезд… Вон, в прошлый раз кровь из носа пошла, а сейчас терпимо…

За спиной раздаётся шум, испуганный женский вскрик, тут же чья-то рука уверенно подхватывает меня под грудью, а в шею слева втыкается нечто острое, как игла. Мыкнув невнятно, я дёргаюсь – скорее от неожиданности, чем с целью вырваться, сейчас нет сил, – но это, конечно, не помогает. Вязкие мысли путаются, сознание уже медленно, но неудержимо заполняет паникой – мне что-то вкололи?! – однако в этот момент над ухом раздаётся знакомый низкий голос: «Не бойся». Син!

И это сразу успокаивает. Расслабляет так, что я повисаю на его руке: он ведь сильный, он удержит, а у меня ноги подгибаются…

Однако – какое-то непонятное сотрясение. Ещё раз. Тот же женский голос, который кричал испуганно, теперь звучит гораздо ближе и с праведным негодованием:

– Пусти её, наркоман!

Кое-как собрав мысли и сфокусировав взгляд, понимаю, что рядом с нами негодует женщина средних лет с увесистой клетчатой сумкой. В ту же секунду сотрясение – то есть удар сумкой по боку Сина – повторяется, мою руку тоже задевает по касательной. Как назло, язык не слушается, и я не могу объяснить даме, что меня вовсе не надо спасать. Тем временем Син вытаскивает иглу из моей шеи и подхватывает меня на руки, быстрым движением убрав с траектории очередного удара сумки.

Рядом нарастает другой голос, на этот раз мужской:

– Господин, что тут происходит? Кто позволил вам спускаться в тоннель? Вы что, не понимаете, насколько это опасно?

Женщина возмущённо комментирует:

– Да ничего он не понимает! Нажрутся химии и лезут под поезд! Идите в свои Особняки и там вот это всё, нечего к нам лезть!

От её визгливого голоса хочется зажать уши – словно вгрызается в голову, и без того давящую болью, – но от слабости руки висят плетями.

В поле зрения появляется обладатель мужского голоса – представительный господин в униформе подземки. Возмущённо смотрит на Сина.

– Господин, пройдёмте. Вам необходимо объяснить свои действия.

Голос Сина над моей головой звучит размеренно и безэмоционально:

– В соответствии с пунктом одиннадцать гражданского закона номер три тысячи семьсот восемь в случае угрозы жизни владельца робот-телохранитель имеет право на исключительные действия, не причиняющие вреда окружающим. Я никому не причинил вреда.

На лице женщины мелькает отвращение, и теперь, когда она переводит взгляд на меня, глаза полны холода и враждебности. Ещё бы, не каждый день увидишь в метро девчонку, которая владеет собственным роботом и отправляет его бегать по тоннелям ради шутки, хулиганства или просто чтобы проверить, как далеко простирается её безнаказанность.

Сотрудник подземки тоже переключает внимание на меня:

– Госпожа, как вы себя чувствуете?

Голова болит чуть меньше, зрение почти нормализовалось. Язык с трудом, но двигается, так что я бормочу:

– Опусти меня.

Син ставит меня на пол, для устойчивости прижав к своему боку. Чувствую, как его пальцы подтягивают рукав моей куртки и вкладывают в ладонь пластиковую карточку. Кое-как собрав силы, протягиваю руку с чипом и техпаспортом сотруднику подземки. Стараюсь смотреть только на него, но в поле зрения всё равно попадает женщина с неодобрительно поджатыми губами – наверное, теперь жалеет, что пыталась спасти «простую городскую девушку» от «маньяка из богатого района». Демонстративно опускает взгляд ниже – на руку Сина, которая теперь придерживает меня за талию, – бормочет под нос, но вполне разборчиво:

– Бог Иисус, куда катится мир! Сплошной разврат!

Всё ещё сконцентрировавшись на дыхании, стараюсь говорить чётко и разборчиво:

– Приношу извинения за действия моего телохранителя. Мне действительно нехорошо.

– Тем не менее, нужно выписать штраф, – сотрудник делает приглашающий жест. – Пройдёмте.

Однако Син сдерживает моё движение в указанном направлении.

– Ввиду угрозы для жизни я должен доставить госпожу в больницу как можно быстрее. Вы можете выписать штраф здесь?

Мужчина смотрит на него с недоумением – с каких пор роботы встревают в разговор людей, да ещё указывают, что им делать? – однако, подумав, кивает.

– Только в качестве исключения. Я записал ваши данные и оформлю бумаги сам.

Женщина фыркает недовольно. Наверное, раздражена тем, что золотому хулиганью ещё и идут навстречу.

Сотрудник подземки козыряет на прощание.

– Госпожа, настоятельно прошу вас поменять прошивку безопасности вашего робота. Спускаться в тоннели чрезвычайно опасно, просто чудо, что он не нарушил работу железной дороги. Оплатить штраф необходимо в течение недели.

– Безусловно, господин, – мой голос всё ещё до неприличия слаб и язык слегка заплетается. – Ещё раз приношу извинения за беспокойство.

Как раз приходит очередной поезд, я смотрю в его направлении, примеряясь сделать шаг, – но Син опять подхватывает меня на руки и несёт к дверям вагона. И, конечно, все пялятся на нас. Боги, как же стыдно…

– Отпусти! – шиплю. – Я сама пойду!

Но Син не обращает внимания на мои слабые попытки вырваться.

– Удивительно, как ты дожила до этого момента с таким отношением к здоровью.

Не придумав другого решения, утыкаюсь лицом в его футболку и зажмуриваюсь, чтобы не видеть окружающих. Впрочем, ясно, что от этого они не перестанут видеть меня.

Хотя от внезапной мысли распахиваю глаза обратно. А почему он в футболке?! Оглядываю. В той же одежде, в которой я оставила его на диване. Торопился? Ладно, у него стоит терморегуляция, руки тёплые, так что можно не волноваться. И даже… м-м, насладиться его запахом… Я не удивлюсь, если окажется, что у Сина запах тела модифицирован не только в контексте сексуальной привлекательности, но и в аспекте обезболивания, потому что с каждой минутой моё самочувствие всё лучше, а ослабевшее тело обратно наполняет жизнью.

Почувствовав холодный сквозняк, украдкой кошусь на окружающее. Наша станция, предпоследняя. Дальше, в Зелёный район, подземка – транспорт для бедных – не идёт. Всё так же уткнувшись в футболку Сина, бухчу в его грудь:

– А что насчёт больницы? Сейчас не пойдём?

Син отвечает:

– Прямой угрозы нет. Думаю, сейчас можно отдохнуть дома, а затем пройти обследование.

– Погоди, то есть ты солгал?! – от удивления смотрю ему в лицо.

– Договор был не причинять вред людям. Насчёт лжи ты ничего не говорила.

– Нет, всё нормально, – тороплюсь уткнуться обратно в подмышку Сина, потому что дом уже близко, нужно успеть насладиться этим чудесным запахом. – Просто до сих пор не могу привыкнуть.