– Всё делать идеально невозможно. А конкретно мои навыки теперь бесполезны, я больше не могу функционировать в качестве боевого андроида, – он смотрит на лежащий перед ним сыр, словно сомневаясь, резать ли этим ножом или поискать другой вариант.

Забрав чашку из кофемашины, я прохожу мимо него, огибаю барную стойку и сажусь со стороны гостиной. А Син всё же начинает резать ингредиенты – в зеркале бара отражается его спокойное лицо с опущенным взглядом. Значит, я могу безопасно понаблюдать за его движениями. Одежда не то чтобы совсем обтягивающая, но вполне можно представить, как выглядит его тело под ней – ага, так, что только слюни в кофе пускать. И весь он такой… Такой, что хочется подкрасться сзади и обнять.

Делаю глоток.

– Формально ты уже не боевой андроид.

– Да. Формально я телохранитель, который пугает свою владелицу.

Кофе встаёт поперёк горла, так что проглатываю с трудом. Я снова что-то испортила.

– Ты не пугаешь. Просто не люблю, когда меня трогают.

– Вчера ты реагировала по-другому.

Непроизвольно сжимаю бёдра и переплетаю лодыжки.

– Вчера была другая ситуация. Для полиции. Но… Вообще, это нервирует.

– Хорошо. Больше не буду.

И, несмотря на то, что это естественно, правильно, очень логично и разумно, – внутри горько растекается разочарование. Пересилить себя не получилось, и моим фантазиям не суждено сбыться.

Ладно, я знала, что так и будет. Нужно продолжать разговор как ни в чём не бывало. Не показывать, что я расстроена, – никто не любит плакс и нытиков.

Так что я, отпив горячую сладость кофе – который, кстати, Син тоже критиковал, – изображаю милую улыбку:

– Что до твоих навыков, то, по-моему, всё равно здорово уметь что-то делать. У меня с талантами не очень. Я бы многое отдала, чтобы быть такой, как ты.

Хмыкнув, он бросает на меня взгляд через плечо.

– Какой именно? Боевым андроидом с повреждённой системой?

– А может, она всё-таки не повреждена? Ты ведёшь себя адекватно. Допустим, после модификации ты стал другим, но это не значит, что хуже. И ты по-прежнему многое делаешь идеально.

– Ты про нож? Это не сложно, я могу тебя научить. – Он поднимает вверх лезвие, на которое налип кусочек чего-то красного, как будто помидора. После паузы добавляет ворчливое: – После салата.

– Не надо! – Прозвучало слишком резко, должно быть, подозрительно. Но ведь если он будет что-либо объяснять, я затуплю, ничего не смогу и выставлю себя безнадёжно криворукой. – Может, в другой раз. Не сегодня. – Переведя дыхание, отпиваю глоток кофе. Продолжаю легкомысленным тоном: – Вообще, я говорила о том, что каждому хочется быть лучше, чем он есть. Я бы хотела быть идеальной.

– Что бы это тебе дало?

Волосы Сина, собранные в хвост, на каждом движении головы скользят по задней поверхности шеи – и мысль, насколько подобное ощущение приятно, пробегает мурашками по моему собственному загривку. Кстати, когда Син гладит мою шею, тоже хочется растаять от удовольствия. Может, у меня там, сзади, эрогенная зона? Она может быть в таком странном месте?

– Возможно, я бы чувствовала себя более ценной. Нужной. Может, нашла бы своё место. Потому что сейчас я чувствую себя так, словно все вокруг чётко встроены в механизм этого мира, и только я – деталь, которая никуда не подходит.

И ещё я бы хотела не иметь всех этих чувств. Всего лишь существовать, делать, что должна. Чтобы всё было просто.

Вдруг замечаю, что Син смотрит на меня в зеркало бара.

– Я правильно понял – ты сказала, что хотела бы быть как я, чтобы найти своё место в мире?

Я пожимаю плечами и делаю глоток.

Повернувшись, он ставит передо мной тарелку с салатом, выглядящим не хуже, чем в приличном ресторане. Цедит:

– Мне кажется, трудно найти более ненужную, бессмысленную и никуда не подходящую деталь, чем я, – с каждым словом в его тоне проступает всё больше яда. – Я сломан и только по стечению обстоятельств до сих пор не попал на утилизацию. Не понимаю, что именно кажется тебе «идеальным» в моём положении.

В ответ я тоже раздражённо прищуриваюсь и говорю тихо, подчёркивая каждое слово:

– Ты не сломан. И ты не попадёшь на утилизацию.

Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза – и кажется, что вот-вот сорвёмся в скандал, – но затем Син прерывает это противостояние совершенно спокойным:

– Будешь салат?

Переведя дыхание, я оглядываю содержимое тарелки. Принюхиваюсь. Запах приправ навевает воспоминание о ресторане, где мы иногда ужинали с отцом. Старофранцузская кухня. Как давно это было.

– Ты раньше готовил?

– Нет. Посмотрел несколько уроков в сети. Тебе не нравится?

Подняв на него взгляд, улыбаюсь:

– Как может не нравиться идеальный салат?

Пару минут Син стоит надо мной, опершись на барную стойку, и наблюдает, как я ем. А я тем временем кошусь на его руки – просто идеальные, от вен на тыльной стороне ладони и вплоть до кончиков ногтей. Если вспомнить, что они к тому же умеют успокаивать, – всё, я официально хочу замуж за руки Сина.

Но, к сожалению, счастье не может длиться вечно, он берёт свою порцию салата и садится напротив.

– То, что у меня что-то хорошо получается, – заслуга не моя, а военных инженеров. Многочисленные модификации, улучшения физических параметров. Техники постарались с настройками.

Я задумчиво пережёвываю кусочек сыра, стараясь сформулировать убедительный ответ.

– Ну, люди тоже рождаются с какими-то параметрами – лучше или хуже. Но тот факт, что у кого-то от рождения хорошие физические данные, не обесценивает их достижений. Можно считать, что у тебя была хорошая наследственность.

Он презрительно кривит угол рта.

– Хорошая наследственность была не у меня, а у капитана, имитацией которого является моё тело.

– Кстати, – я оживляюсь, – ты был с ним знаком?

– Видел.

– Не разговаривал?

– Нет.

– Странно. По-моему, это любопытно.

– Может, не настолько, как тебе кажется. Во всяком случае, наши прототипы почти не обращали на нас внимания.

– Вы работали вместе? – я накалываю на вилку листик салата.

– В плане совместных операций – нет. Но на базе мы их часто видели.

– И они вот прям совсем не обращали на вас внимания? – хмурюсь недоверчиво.

– Несколько человек время от времени разговаривали со своими имитациями. Но большинство… – Син пожимает плечами и забрасывает в рот порцию салата.

– Ну и зря. Мне нравится с тобой разговаривать. Ты интересный. И умный.

Он легко улыбается.

– А если бы я выглядел как ты?

– Хм… Наверное, это было бы пугающе. А характер? Манера говорить? Если бы я со стороны услышала, какую чушь несёт моя копия, было бы о-очень стыдно.

Однако Син качает головой.

– Насколько я слышал, командование было весьма разочаровано тем, что личностные характеристики сохранить не удалось. Особенно в случае с некоторыми экземплярами, прототипы которых отбирали не по внешности, как в моём случае, а по профессиональным качествам. – В ответ на мою вопросительную улыбку он поясняет: – Был у нас один «шутник» со своеобразным чувством юмора. Сначала его звали Лек, но потом сменили обозначение на Локи, как раз из-за этого. Его прототип – очень серьёзный человек, заслуженный специалист – по-моему, был в шоке от происходящего.

– И насколько своеобразное у него было чувство юмора?

– До предела. Однажды, пока я спал, он налил мне в порт полимерной смолы.

– Оу… – я болезненно морщусь. – И что?

– Порт пришлось менять. После этого я выбил ему несколько зубов, и он успокоился. На пару дней.

– Хэ-эй, – я улыбаюсь насмешливо, – сдаётся мне, что ты был не такой прям тихоня, как говорил. И что у вас там была та ещё компания странных роботов.

– Да, наверное, – он тоже усмехается.

Доев салат, поднимается к кофемашине. Вопросительно смотрит на меня, и я киваю. Много – не мало, кофе никогда не бывает лишним.

– А кто давал эти ваши имена? И решал, что нужно поменять?

– «Обозначения». Это не то чтобы человеческие имена, скорее, позывные. Решали мы все. Мы жили вместе и по вечерам устраивали обсуждения.

– Чего, например?

– Занятий. Работы. Разбирали допущенные ошибки.

– Людей? – я заговорщицки улыбаюсь.

Син мнётся, но в конце концов отвечает:

– Да. Мы ведь с ними работали, было важно, чего от кого ждать.

– А вы думали о себе? О том, кто вы? Вот, например, что ты почувствовал, когда впервые пришёл в себя и узнал… ну, кто ты есть?

– Ничего особенного, – его лицо бесстрастно. – Меня поставили перед фактом, я принял его к сведению.

И тон у него спокойный – вот только меня охватывает уверенность, что тему лучше сменить. Хотя, может, это лишь мои фантазии.

Взяв две чашки кофе, Син возвращается на место напротив.

– Спасибо, – я беру свою и делаю глоток. – А что насчёт вкусов? Этот твой капитан тоже пил ристретто?

– Насколько я видел, иногда. Но чаще ирландский.

Заинтриговано распахнув глаза, я наклоняюсь к нему через барную стойку и мурлычу:

– То есть ты за ним следил?

– Я хотел понять, чем отличаюсь. Ведь для оптимального выполнения работы нужно знать свои качества. Сравнение с кем-то помогает.

– И как? Что выяснил?

– На тот момент я понимал только, что мои физические параметры лучше. Это радовало. А сейчас я не уверен, что чувствую.

Ой-ёй, тон Сина падает – не хватало только, чтобы он скатился в экзистенциальный кризис! Срочно нужно что-нибудь позитивное и поддерживающее! Так что я воодушевляюще улыбаюсь:

– Но параметры у тебя по-прежнему лучше. Наверное, больше веса жмёшь? Все мужики в качалке обзавидовались бы! И не нужно копить на усиление мышц, ложиться в клинику, все уже готовое. Нет-нет, я понимаю, что ты хочешь сказать, но давай сосредоточимся на хорошем. Ты отличаешься вполне себе в лучшую сторону… – Но тут я обрываю торопливую болтовню, вдруг испугавшись, что не угадала с линией разговора. – А ты хотел бы отличаться?

Син отпивает кофе. Мне было кажется, что раздумывает, но нет – отвечает сразу и уверенно.

– После модификации у меня появилось такое желание.

– Погоди, ты из-за этого сбрил волосы?

Он качает головой.

– Нет. В тот момент я не думал о своём прототипе. Я хотел, – он говорит медленно, подбирая слова, – подчеркнуть, что стал другим. Видел такое в одном фильме. Теперь из-за этого чувствую себя неловко. Такие нелогичные поступки уместны только для людей.

– Ну, не знаю. Почему бы и нет? Кто устанавливает эти правила – уместны, не уместны? Захотел и сбрил. Я считаю, правильно. И ты действительно изменился относительно своего армейского прошлого. Например, ты бросил нож в мишень, а не в меня, – я улыбаюсь, показывая, что это шутка.

Но он не улыбается в ответ.

– Ты этого ожидала?

Чёрт, зачем я ляпнула эту чушь! Так что я тоже делаю серьёзное лицо:

– Извини, я пыталась пошутить, но чувство юмора у меня тупое и периодически подводит. Нет, я этого не ожидала. Иначе не стала бы жить с тобой в одной квартире.

– Или, наоборот, стала бы.

Тяжко вздохнув, смотрю ему в глаза.

– Ты про вчерашний фильм?

Син чуть пожимает плечами и отпивает кофе, глядя на меня поверх чашки.

– Пусть я и люблю лезть во всякую хрень, но ты в этой истории – точно не волк. Ты здесь потому, что спас мне жизнь, а не потому, что такой опасный убийца.

– Ты с самого начала предполагала, что я армейский робот – следовательно, опасен. Затем я чуть не вывихнул тебе руку, но ты всё равно предложила мне жить в твоей квартире. И я чувствую, что ты меня боишься, хотя продолжаешь делать вид, что всё в порядке.

– Потому что всё действительно в порядке! Ты уже миллион раз извинился за руку. Из того, что ты объявлен в розыск, я заключила, что тебе нужна помощь. И, между прочим, моё предположение оказалось верным. Что до того, что я боюсь, – я просто нервничаю в присутствии людей. Любых. Помнишь, в Зелёном районе ты тоже спрашивал, чего я боюсь? Вот, это оно.

Тем временем Син, поднявшись, убирает грязную посуду в мойку.

– В присутствии Джанки ты была спокойнее, чем наедине со мной.

– Это потому, что я знаю его давно. Уже привыкла. К тебе тоже привыкну. Просто нужно больше времени.

Конечно, Джанки я не боюсь: за несколько лет я на практике убедилась, что с ним безопасно.

Внезапно сознание заполняет яркий образ: темнота, в которой чьё-то сильное тело прижимает меня, не позволяя вырваться, дышит в лицо парами алкоголя, а между ног ковыряются жёсткие грубые пальцы, нащупывая и стягивая трусы.

Аж встряхиваю головой, чтобы избавиться от этой картинки. Откуда мой мозг берёт эту хрень?! Никто такого не делал! И я, конечно, не думаю, что Дэн мог бы сделать подобное. Или Син. Это просто какие-то больные навязчивые идеи, оставьте меня в покое!

Голос-в-голове звучит уверенно: Ты не знаешь этого точно. Никогда не знаешь, что может произойти. Никому нельзя доверять.

Эти мысли перебивает огонёк сообщения на электронном браслете. Ура, зарплата!

– Слушай, тебе действительно не стоит об этом беспокоиться. И кстати, – я указываю на браслет, – у тебя есть планы на день? Мне нужно съездить кое-куда.

– Есть несколько вариантов. Подработка, о которой ты говорила.

Я радостно улыбаюсь:

– Так что, тебе это интересно?

– На данный момент да.

– Здорово! Я рада. И рада, что ты здесь, – подумав, на всякий случай добавляю: – Потому что мне нравится твоё чувство юмора, а не потому что ты должен меня убить. И ещё ты вкусно готовишь. Спасибо.

Он серьёзно смотрит мне в глаза. Молчит. Хотелось бы услышать в ответ «Пожалуйста», но, думаю, сейчас не стоит приставать к нему с правилами этикета.

Пользуясь тем, что Син ушёл из кухни, захожу туда сама, чтобы налить воды. Так-так, адрес получения денег – Восьмой Речной спуск, дом пять. Очевидно портовый, и это приятно щекочет адреналином. Нужно заранее изучить и запомнить карту: в этих их «спусках» сам речной дьявол ногу сломит, а электронным браслетом в Порту лучше не светить. Взять ли электрошокер? Ладно, при ярком свете дня крупные улицы не должны быть опасны, я буду молчать и мимикрировать под местную.

Запомнив расположение основных ориентиров маршрута, рассеянно поднимаю взгляд от карты – и натыкаюсь на зрелище, от которого челюсть слегка отвисает, а я невольно встаю на цыпочки, чтобы спинки кресел не заслоняли это великолепие. На диване Син прилёг с дисплеем: лениво растянулся во весь свой двухметровый рост, и ясно, что он и так классный, но лёжа – это вообще нечто… Длины дивана не хватает, так что левую ногу он согнул в колене, а правую опустил на пол и вытянул вдоль дивана. Расслабленный, но в то же время, в этой тёмной милитари-одежде, очевидно опасный. Будто один из моих метательных ножей – чёрный, с острым лезвием. Слишком контрастный для нежной бело-розовой гостиной, инородный, но такой… притягательный.

Голос-в-голове подсказывает: Идеальная поза, чтобы оседлать.

И у меня даже нет сил возразить. Можно ведь хотя бы иногда поддаться желаниям? Облизав губы, скольжу взглядом по рельефно-мускулистым рукам, пальцам, безостановочно бегающим по экрану, – пальцы тоже классные, у него всё идеальное, – по груди, обтянутой чёрной футболкой, по животу… Ширинку скромно пропускаю, но и без этого – перебравшись на бедро в серых штанах, вдруг осознаю, что мой лифчик безумно неудобный и царапает чувствительные соски.

Син отвлекается от экрана, наверное, почувствовав мой взгляд.

– Кхм… Диван тебе явно не подходит. По размеру.

Голос-в-голове тут же вставляет: Да, размер у него ого-го, аж жарко стало. Встало. Кхм.

Прекрати. Прекрати!

– Нормально, – отвечает Син нейтрально.

Боги, почему от любого его слова мне хочется расплыться в глупой восторженной улыбке? Нет, конечно, я этого не делаю.

– А как ты ночью спишь?

– Так и сплю. Я неприхотливый.

Сдаётся мне, что я сегодня вечером вообще не смогу уснуть, осознавая, что в соседней комнате, всего лишь за дверью, происходит подобное. Можно я сяду посреди комнаты и буду любоваться на него как на произведение искусства?

– С этим нужно что-то делать.

Радостно выскакивает Голос-в-голове, будто чёртик из табакерки: У меня есть несколько вариантов! Сверху, снизу – на любой вкус.

– Мне удобно.

– Мм… Ладно, как хочешь.

Син возвращается к экрану, а я, скользнув взглядом по его телу на прощание, ухожу в спальню. Пора собираться.

1 2 3

...

Стандарт

(1 оценка)