Вадим подтянул лямки комбинезона и принялся складывать доски в одно место, он потом решит, куда их использовать. В том же углу расположились банки с краской, в найденной внизу коробке, пришлось спуститься в гараж, Зорин сложил обрезки плинтусов, пластиковые декоры, три кусочка металлических уголков. Здесь же остатки керамогранита и даже декоративный кирпич. Когда Вадим обнаружил нераскрытую упаковку плиток, то основательно озадачился: он не помнил, чтобы покупал или заказывал такую плитку. После некоторых раздумий, пришёл к выводу, что эту плитку покупал отец и, по всей, видимости, тоже привёз сюда. Только почему одна упаковка? А может, эта плитка осталась от магазина? Ладно, пусть лежит, как и рулон целлофана, два рулона обоев и пачка клея.

Пока Зорин всё перетаскивал и складывал в одно место, несмотря на ветерок в чердачном помещении, взмок, поэтому решил отдохнуть. Он уселся прямо на сложенные доски, захотелось пить. Но для этого надо спускаться вниз, ладно, остынет – спустится.

– Ну как ты здесь? – неожиданно в дверном проёме чердака появилась Виктория. Она уже накормила дочь и одела её на прогулку.

– Нормально, вот разбираю залежи, сел отдохнуть, душновато, конечно, но раз взялся, – сказал Вадим, вытер тыльной стороной ладони лоб.

– Вижу, – Виктория покачала головой. – Минутку, я сейчас вернусь, – она быстро исчезла из поля зрения. Вернулась, действительно, быстро, в руках бутылка с водой.

– Как ты догадалась? – восхищённо произнёс Вадим, стал жадно пить воду, даже облил ею шею и грудь.

– Я беру пример с Нади – она удивительно точно умеет угадывать желания своего мужа, – засмеялась Виктория. Вадим засмеялся в ответ, обнял и поцеловал Викторию.

С приподнятым настроением, утолив жажду и взбодрившись, Вадим продолжил разбирать чердак. Дело дошло до архива и бумаг отца. Тубус с чертежами он решил всё-таки выкинуть, точнее, саму конструкторскую документацию, хотя, кому сейчас нужен и тубус? Затем открыл большую папку с какими-то расчётами и картинками, скорей всего, различные ноу-хау отца, его рационализаторские идеи, причём, устаревшие – ну, судя по желтизне бумаг и рукописному тексту. Хотя, вот тут уже печатный текст машинки. А это что?

Вадим вытащил из бумажного мешка целую пачку перевязанных суровой ниткой писем. Много, очень много писем. На письме сверху прочитал адрес и присвистнул в удивлении. Письмо оказалось в Ленинград. От его матери отцу. Зорин стал развязывать верёвку, узел на которой слишком затянулся, но тот ни в какую не поддавался. Вадим попытался порвать нитку зубами – тщетно. Покрутился в поисках чего-то острого – на одной из полочек у стены лежал забытый маленький ножик. Вот уж кстати! Вадим разрезал верёвку, вытащил из пачки первое письмо. Покрутил конверт в руках, у мамы был смешной, почти детский почерк. На обратной стороне конверта, там, где шла линия склеивания, было нарисовано сердечко. Вадим усмехнулся, вытащил вдвое сложенный тетрадный листок.

Глава 19

Всеволод так закрутился на работе, что лишь ближе к концу дня вспомнил – он опять не пообедал. Есть, правда, не хотелось – из-за жары. Он ещё с утра нарочно отключил в офисе кондиционер и открыл окна, чтобы дышать, пусть и несвежим московским воздухом, но всё же без искусственно создаваемой прохлады.

В телефоне было несколько пропущенных звонков, среди них – звонок матери. Всеволод вздохнул, подумал о том, что теперь совсем не рад звонкам мамы, хотя она и раньше не отличалась сентиментальностью и обычно звонила по делу, либо выказать своё недовольство, к которому он относился довольно спокойно. Это Димка всегда переживал из-за претензий матери, побаивался их, Всеволод же часто шутил по этому поводу и вообще являлся, ну если не буфером между ними, то посредником. Иногда и миротворцем. Фаина Витальевна прислушивалась к его мнению, одному из немногих в своей жизни. Правда, убедить её по поводу выбора Димы он так и не сумел.

– Мама, ты звонила мне, – спросил Всеволод.

– Да, звонила. Надеюсь, ты не забыл, что на следующей неделе мой день рождения, – сказала она.

– Не забыл, – облегчённо ответил он, устроился в кресле, закинул ноги на стол. Чисто американский пижон, вот дуралей. Ему стало смешно над собой. Посмотрел в календарь на столе. Будний день, интересно, что мама придумает?

– Это вселяет надежду, – с заметной долей сарказма прокомментировала она.

– Надежду на что? – Всеволод рассматривал мыс своего ботинка.

– Мать для тебя ещё что-то значит. Ведь с того момента, как ты вернулся из Европы, ты не звонишь мне, не приезжаешь. Всеволод, это не претензии, но…

– Мамочка, это именно претензии, – вставил он, опустил ноги на пол. Напряжение в разговоре начало нарастать.

– Ты отдалился от меня, – привела она ещё один аргумент, – у меня складывается впечатление, что причиной тому может быть…

– Мой ненормированный график работы, – опять её перебил Всеволод, – ты знаешь, сколько мне надо сделать за короткий срок, тем более что меня давно не было в офисе.

– Знаю, но всё равно интуитивно я чувствую во всём этом какой-то подвох, Всеволод, – она сделала паузу, – ты ничего не скрываешь от меня?

– Мама, помилуй, что я могу скрывать? – Всеволод порадовался хотя бы тому, что сейчас она не видит его лица.

– Ладно, пусть так. Что касается моего дня рождения, то я приглашаю тебя в загородный особняк к семи вечера, будь любезен не опаздывай, – деловитым тоном произнесла Фаина Витальевна.

– Спасибо, мама, а Димку с Мирой ты пригласила? – Всеволод взял в руки карандаш и стал крутить его между пальцами.

– Твоего брата – да, эту девицу – конечно же, нет.

– И что Димка?

– Отказался быть на празднике, сказал, что один никуда не поедет. Возмутительное поведение, и это мой сын, – фыркнула Фаина Витальевна.

– Молодца братишка, – Всеволод прицелился и метко закинул карандаш в органайзер.

– Что? Что ты сказал? – не расслышала Фаина Витальевна.

– Я сказал, что Димка стал совсем взрослым.

– Ты ошибаешься, дорогой, твой брат не повзрослел и не поумнел, увы. Меня утешает только то, что ты не такой, Всеволод.

Попрощавшись с матерью, он положил трубку телефона. Поднялся со своего места, стал отмерять шагами помещение. По ходу просмотрел остальные неотвеченные звонки, что-то набрал в сообщениях, затем взял со спинки кресла пиджак и вышел.

– Такое впечатление, словно ты не ел весь день, Сева, – Анна посмотрела на мужа. Он сегодня вернулся с работы пораньше, бросил в коридоре пиджак, чего никогда не делал, отличаясь поразительной аккуратностью. Молча, поцеловал жену, молча, вымыл руки и сел ужинать.

– Неправильное впечатление, – соврал он, – просто ты очень вкусно готовишь, Анечка. Спасибо, моя любовь, – ободряюще подмигнул, доел всё, что было в тарелке, и откинулся на спинку стула.

Анна кивнула, неловко улыбнулась. Подумала о том, как изменился супруг с того момента, как они вернулись в Россию. Он всё время будто в напряжении, в тревоге, хотя всё так же пытается шутить, балагурить, а у самого глаза серьёзные. Может быть, ему не по душе жизнь в этом доме, он привык к большей роскоши. Да и на работу ездить далеко. За границей было всё как-то иначе – легко, свободно, хотя Всеволод и там много работал. Но та жизнь отличалась от этой – на Родине. Анна стала думать о том, не сделали ли они ошибку, заключив брак. Нет, она по-прежнему любила Всеволода, но ей казался куда более важным факт его личного спокойствия. Она обратила внимание на то, что по прибытии в Москву он снял с пальца обручальное кольцо, а ведь за рубежом носил его. Это была идея Севы – купить кольца. Анна тогда засомневалась: стоит ли? Пусть молодые носят кольца. На что Всеволод сказал, что они тоже молодые. И купил ей обручальное кольцо – с бриллиантами.

– Иди ко мне, – требовательно сказал он, она повиновалась. Всеволод прижался к груди жены, закрыл глаза.

– Севочка, милый, у тебя неприятности? – тихо спросила она.

– Почему ты так решила? – он открыл глаза, поднял голову и посмотрел жене в лицо.

– Не знаю, я так ощущаю, – она пожала плечами.

– Моя родная, это всё женские фантазии, не более, – Всеволод стал расстёгивать на жене халат, губами нашёл грудь, принялся ласкать её. Затем крепко прижал к себе, несколько секунд не двигался. – Я люблю тебя, – подхватил Анну на руки и отнёс в спальню.

Глава 20

Надежда не успела дойти до павильона, как увидела возле него людей в форме. Внутрь никого не пускали, недалеко стояла полицейская машина.

– Вы пришли, – Надя услышала голос Константина, повернула голову. Он держал очки в руках и близоруко смотрел на неё.

– Доброе утро, Константин, – поздоровалась Надя, – пришла, но, кажется, не вовремя. Что-то случилось на выставке?

– Да, случилось ужасное, – он надел очки и тут же их снял, – ночью выставку ограбили, причём позарились только на один зал, – молодой человек сделал паузу.

– Только не говорите мне, что тот зал, где мы вчера были, – упавшим голосом сказала Надежда.

– К сожалению, это так, – закивал Константин. – Унесли самое ценное, что было на стендах. Ох, нас ждут неприятности.

– И аграф тоже украли? – нервно спросила она, надеясь, что хотя бы здесь Константин её не расстроит.

– Тоже, – подтвердил молодой человек, – и ещё много чего. Полиция обязала в ближайшее время составить список того, что пропало. А ещё они всех допрашивают, – Константин обернулся и посмотрел на оперативника, который только что вышел из здания павильона. – Я никогда не имел дел с полицией.

– Постарайтесь успокоиться, Костя, – как можно мягче сказала Надежда, – да, случившееся крайне неприятно, но вы же ни в чём не виноваты, полицейские это поймут.

– Надеюсь, хотя Марка уже полчаса допрашивают. У следователя такое выражение лица, будто он уже подписал ему приговор. Марк вчера всего лишь уходил последним и включил сигнализацию. Но он не мог украсть, я уверен.

– Почему? – не скрывая интереса, спросила Надежда.

– Марк хотя и сноб, каких поискать, надменен, к тому же красив как актёр и любимец женщин, но он кристально честен. Принципиально никогда не возьмёт чужого, – выдал Константин. – Тем более в том, что касается его работы, он просто помешан на истории и геммологии. Я давно Марка знаю – мы учились вместе.

– В таком случае, кто же мог? – озвучила свои мысли Надя.

– Ума не приложу, – наконец, надел очки, опять заволновался, – вчера в этом зале я был дольше всех. И я знаю лучше, чем другие, историю тех экспонатов, которые там были представлены. Ну, лучше, после Марка, конечно.

– Разве только вы и Марк? – засомневалась Надежда. – Насколько мне помнится, вы сами утверждали, что аграфом занимался, как его там? Глеб? А кстати, где он?

– Да-да, Глеб. Постойте, но я его не видел с самого утра, где же он? – всполошился Константин. – Вчера вечером я дозвонился до него и рассказал ему о вас, Надежда. Он ответил, что всенепременно расскажет вам об аграфе и подъедет утром к открытию выставки. Но сегодня я не видел Глеба, – он ещё раз обернулся, поискал глазами коллег, которые кучкой стояли в стороне. Наконец, из павильона вышел ещё один молодой человек. Судя по всему, тот самый Марк, вот как к нему все бросились, – подумала Надежда. Сноб и любимец женщин. Но её он не интересовал, а Глеб, который, судя по всему, не приехал на работу. Или же сильно близорукий Костя его просто не увидел.

– Простите, пожалуйста, Надежда, я ненадолго покину вас, надо поговорить с Марком, – умоляюще посмотрел на неё Константин. – Не уходите, прошу вас.

– Хорошо, – она невольно улыбнулась. Всё-таки, когда нравишься мужчине, он перед тобой слаб.

– Вот уж не ожидал встретить здесь вас, – она узнала голос и вздрогнула. Медленно обернулась. Надо было не слушать Костю, попрощаться и быстро уйти. Нет же, осталась, желая узнать больше, и попала в поле зрения совсем нежелательного человека. – Меня мало можно чем удивить, но тут, не скрою, сюрприз, – Турчанинов щёлкнул зажигалкой, затянулся. – Госпожа Фертовская, – выпустил струйку дыма в сторону.

– Здравствуйте, Евгений Борисович, – Надежда выдавила из себя улыбку.

– Хорошая память, – он ухмыльнулся, посмотрел на неё исподлобья.

– Не жалуюсь.

– А вот я жалуюсь, – тут же ответил следователь. – Жалуюсь на то, что уже во второй раз, когда происходит кража драгоценностей, почему-то рядом оказывается кто-то из семейства Фертовских, – стряхнул пепел с сигареты.

– Это совпадения, – Надя решила не тушеваться. Она помнила, как Турчанинов прессовал её мужа.

– Я в них не верю, госпожа Фертовская. Итак, что вы здесь делаете? – он нахмурился.

– Пришла на выставку, как и другие посетители, – она жестом показала на десяток людей, которые толпились недалеко от входа, их, конечно, туда не пустили. – Сегодня последний день, – пожала плечами.

– То есть вы хотите сказать, что пришли на выставку в первый раз? – уточнил следователь.

– Именно, – подтвердила Надежда.

– А о чём тогда вы так мило разговаривали с одним из помощников куратора выставки? Вон с тем очкариком, – поймал её Турчанинов.

– О выставке, о чём же ещё? – она пожала плечами, поправила пушистые волосы, откинув их назад, посмотрела Турчанинову прямо в глаза. Ну, не лгала же, они, действительно, говорили о выставке.

– Хороший ответ, – похвалил следователь, – особенно, если учесть, что вы здесь случайно.

– Не случайно, а целенаправленно, – уточнила Надя.

– Целенаправленно? – переспросил Турчанинов.

– Да, люблю, знаете ли, искусство. Вот с этой целью и хожу по выставкам.

– Ладно, сделаем вид, что я вам поверил, – следователь сверлил Надю взглядом.

– В таком случае, я свободна? – она посмотрела на часы, затем краем глаза на Костю. Только бы теперь ему хватило ума не направиться к ней. И он не сделал ни шагу, хотя смотрел на Надежду. И видел, как она уходит. Но следователь тоже смотрел ей вслед.

Как только Надя дошла до своей машины, она набрала в телефоне номер Кости, он ответил почти сразу:

– Костик, милый, а давайте встретимся, – она сделала паузу, – ну хотя бы сегодня вечером? Мне всё ещё нужна помощь для научной работы, да и просто побеседуем, я вас очень прошу, – произнесла эту фразу мягко, почти проворковала.

– Да, конечно, – быстро ответил молодой человек. – Я постараюсь найти для вас ещё и Глеба, – добавил он.

– Буду признательна! И рада вас увидеть. Адрес кафе я вышлю сообщением.

Надежда села в машину, несколько минут просто не двигалась. Ещё вчера всё было куда проще, ну, по крайней мере, без криминала. А сегодня кража и на горизонте Турчанинов. И опять следствие. А главное, аграф опять исчез.

Глава 21

Вадим спустил лямки комбинезона с плеч, вытащил из пачки сразу несколько писем и уселся прямо на полу под окном. То письмо, что было сверху, он уже прочёл. Мама писала, что до дома она добралась хорошо, на перроне её встретил брат. Затем были романтические впечатления о поездке с описанием тех мест, куда её и друзей водил Гоша, так она называла Георгия, и вообще, несмотря на непогоду, Санкт-Петербург ей показался самым прекрасным городом на планете. Вадим понял, что девочка по имени Виолетта просто влюбилась.

Вторым было теперь уже ответное письмо от Гоши Зорина. Его слог был не столь романтичен, он больше рассказывал о том, что грядёт третий курс института, но он решил пойти подрабатывать, поэтому придётся вертеться, хватит уже сидеть на шее родителей, у него должны быть свои деньги. А ещё они с ребятами изобрели такую штуку, далее последовало подробное описание рационализаторского предложения, которое едва ли было интересно девушке. Но Гоша описывал его с упоением, даже сделал эскиз прямо в письме. Вадим не сдержал смех – отец был в своём репертуаре.

Но каково же было его удивление, когда в следующем письме он увидел восторг в целых три строки, написанный его матерью по поводу изобретения Гоши. По всей видимости, она внимательно прочла описание той технической шарады, проект которой прислал ей Гоша, потому что задала своему будущему мужу вопрос, касающийся какого-то диода. От чего Гоша пришёл в неописуемое возбуждение, назвав Виолу не только самой красивой девушкой, но и самой умной. Опять же в письме. Затем он добавил ещё несколько эмоциональных эпитетов, из чего Вадим заключил: батя попался в грамотно расставленные сети матушки. Отродясь она не разбиралась в диодах, не разбирается и сейчас. Он не сомневался. Но, по всей видимости, на тот момент её кто-то хорошо проинструктировал. Пожалуй, также вполне могла поступить и Виктория. Между ними есть общее, не зря они так сдружились с самой первой встречи, да и мама Вику всегда защищает, оправдывает. Неужели правду говорят, что мужчина ищет жену, похожую на мать?

А ведь Виола в молодости тоже была писаной красавицей, с правильными чертами лица, тонкой талией, прямой спиной аристократки, одним словом – семейство Фертовских. Которые всё равно держались особняком, на расстоянии от людей. Гордецы, что сказать. Неудивительно, что отец Виолетты Фертовской был против того, что она влюбилась в студента из Санкт-Петербурга, мальчика из обычной семьи. Пусть и умненького. Отец и брат. Оба долго не могли принять её выбор.

Вадим открыл следующее письмо, поменял позу – ноги затекли. В следующем письме Виолетта как раз писала о том, что брат устроил ей реприманд, заметив пачку писем неосторожно оставленных на столе. Он их не читал, но увидел адрес и имя на конверте. Этого было достаточно, чтобы разгневаться, потому что в её годы надо думать не о чувствах, а о том, чтобы поступить в институт, это важнее всего. Учёба и выбор профессии, а не девичьи пустые грёзы. Виолетта заверила своего возлюбленного, что её не смущают слова брата, и она сама решит, что ей в жизни важнее. И это было в стиле мамочки, она, действительно, всегда сама решала, как ей жить, как расставлять приоритеты и что при этом делать.

Зорин прочёл две трети писем из всей пачки, решил сделать паузу, задумался. Родители не так много рассказывали ему о своей молодости, нет, конечно, часть историй он знал, но без таких подробностей, которые обнаружил в их письмах. Сколько же в них было нежности, чувственности, трогательности, почти в каждой строке, даже там, где Виолетта просто рассказывала о проведённом дне, но без него. А Гоша о том, что, сидя на лекциях, несколько раз засыпал – это из-за того, что ночами он работал. Ведь он копил на свадьбу, потому что не проходило и дня, чтобы он не думал о своей желанной Виоле. В этих слегка пожелтевших от времени листочках хранилась история не просто двух молодых людей, их чувств, движений души, а некий мост между Москвой и Санкт-Петербургом, ведь на фоне их элегических объяснений свершались события не только городского масштаба, но и страны.

– Вадимыч, – в дверях появилась Вика, – ну как ты тут? О, сидишь на полу, – удивилась она. – Разобрал? – она огляделась.

– Да, почти, – кивнул Вадим. – Вы хорошо погуляли?

– Отлично, я бы сказала. Мы дошли до леса, сегодня наша дочь особенно шустра и совсем не устала. По возвращении я её покормила и уложила спать. А ты, я так понимаю, не обедал, – Виктория подошла к окну, выглянула наружу. – Какой здесь вид! – восхитилась она. – Надо сюда подниматься под настроение и смотреть на округу сверху, красота-то какая! А что это у тебя, Вадик? – она, наконец, заметила письма.

– Представляешь, я обнаружил письма своих родителей, – объяснил Вадим, – ещё на тот период, когда они только познакомились – мама сразу после окончания школы со своими друзьями поехала в Питер. И познакомилась с Гошей Зориным – моим будущим отцом, – он взял в руки несколько писем. Виктория села рядом с мужем тоже прямо на пол.

– Ух, как интересно! – воскликнула она, поправила очки, – и ты сейчас читал все эти письма?

– Читал, – улыбнулся Вадим, вдруг вспомнив, как Виолетта в письме приревновала Гошу к какой-то комсомольской активистке. Он наивно писал-рассказывал, как та агитировала его на какой-то субботник. А потом приглашала на танцы. Виолетта в самых щедрых красках навела критику на потенциальную соперницу и пообещала, как только приедет в Санкт-Петербург, показать ей небо в алмазах. – Думаю, и тебе будет увлекательно.

– И ты разрешишь мне их прочесть? – с надеждой спросила Вика.

– Ну-у-у, – он закатил глаза, – разрешу, если ты будешь хорошо себя вести, – выдал без улыбки. Сдержался.

– Клятвенно обещаю хорошо себя вести! Во всём слушаться моего образцового мужа, лелеять его, холить, кормить вкусными обедами и далее огромный список моего почтения, – засмеялась Виктория.

– Ну, ладно, если образцового, тогда дам тебе почитать письма, – с важностью в голосе сказал Вадим.

– Что самое интересное, самое главное ты вынес из писем своих родителей, Вадимыч? – Виктория положила ему голову на плечо.