– Нет, конечно. Им там наверняка будет лучше, чем здесь. Там все-таки и речка, и лес…
– Ну, значит, договорились. Что ж, счастливо тебе оставаться, Лу. Постарайся отдохнуть. В воскресенье вечером я вернусь.
– Счастливой дороги.
Он притянул её к себе, и его губы коснулись её губ, недвижимых и холодных как стылая вода. С сожалением качнув головой, он отстранился и поспешно сел в машину. Глухо взревев мотором, тяжелый груженый джип выехал со двора.
Облегченно вздохнув, женщина вошла в дом и прошла на кухню. Первое что бросилось в глаза: лежащий на табуретке рядом с холодильником и весь залитый молоком ноутбук. По-видимому, не дотянувшись до пакета молока, стоявшего на самой верхней полке, кто-то из сестер мало того, что подложил забытый ею на кухне ноутбук под ноги, так еще и облил его расплескавшимся молоком.
– Час от часу не легче, – женщина скривилась, – только не хватало, чтобы он приказал долго жить…
Она вытерла молоко с крышки и, раскрыв ноутбук, включила.
По экрану пробежала рябь, динамики издали хриплый стон, и ноутбук перестал подавать признаки жизни.
Несколько часов женщина, вооружившись паяльником, колдовала над разобранным ноутбуком, а потом, включив и убедившись, что реанимировать его не смогла, в изнеможении откинулась на спинку стула:
– Проклятье… Я конечно тоже хороша, что оставила его здесь, но это ж надо было додуматься использовать его в качестве постамента… Все… Не могу больше! Как же они все меня достали! Ладно, может, в сервисе что-то смогут сделать…
Женщина решительно встала, и в это время в гостиной заиграл мобильный.
Она подошла к телефону:
– Внимательно слушаю.
– Лу, это ты? – раздался в трубке голос Брюса.
– Да.
– Никак не привыкну к твоей новой манере отвечать на звонки, – усмехнулся он и замолчал.
– Это все, что ты мне хотел сообщить? – прервала она молчание.
– Нет. Я хотел сказать, что позвонил в банк и заблокировал тебе доступ к нашему счету.
Женщина нервно сглотнула, подумав, что теперь и в сервис ноутбук не отдать, и после минутной паузы тихо проговорила:
– Спасибо, что сообщил.
– Не хочешь спросить почему?
– Это и так ясно. Ты не хочешь, чтобы я снимала с него деньги. Но ты зря так утруждался, тебе было достаточно сообщить мне о своем желании, и я бы больше не касалась его. Хотя, если ты мне не доверяешь, то твои действия достаточно логичны…
– Я не хочу, чтобы ты наделала каких-нибудь глупостей до моего возвращения. Ясно тебе? У меня всю дорогу твои слова из головы не идут. Ты забила себе голову глупой чушью!
– Вы доехали?
– Нет, мы на подъезде… меньше десяти километров осталось.
– Тогда сосредоточься на дороге. Глупости, которыми я забила себе голову, мы обсудим позже.
– Лу, при родителях я не хочу это обсуждать… понимаешь, это явно последствия аварии. Ты просто так до конца и не отошла от нее. Пройдет еще немного времени, и ты полностью восстановишься, и все будет как раньше.
И тут женщина не выдержала:
– Да ничего не будет как раньше! – её голос сорвался на крик: – Я другая! Неужели ты не видишь? И прошлое никогда не вернется! Никогда! Я не та, за кого ты меня принимаешь! Хотя тебе все равно кто я, тебе нужна исключительно домохозяйка. Но я – не она!
– Хватит орать! Я за рулем, между прочим, – настолько резко оборвал он ее, что у неё от негодования перехватило горло.
– Ну что молчишь? – послышалось через минуту. – Никак язык от возмущения проглотила?
– Извини, – тихим голосом проговорила она, сжав в ладони трубку так, что побелели пальцы, – я действительно забылась.
– Лу, Лу! Эй… Что там с тобой? Ты это… не сердись… но так орать на меня в дороге это явный перебор с твоей стороны. Слышишь?
– Слышу и уже извинилась за это…
– Лу! Черт! Не замыкайся вновь. Я с ума схожу, когда ты такая! Лучше ори.
Она молчала, явственно представляя его, всматривающегося в сумрак дороги, небрежно держащего руль одной рукой и поправляющего наушник от телефона другой.
– Лу, ты должна знать, – после минутной паузы начал он.
– Я больше ничего никому не должна. Хватит! – хрипло выдохнула женщина, и её губы исказила злая усмешка. А потом она увидела как на дорогу из-за поворота, скрежеща тормозами, вылетел огромный трейлер. Его швыряло из стороны в сторону, и он, вздымая клубы пыли с обочин, оказывался то на одной стороне дороги, то на другой.
– Ой, мамочка!!! – истошно завопили девочки.
Услышав их крик, женщина прижала левую руку к виску, а потом властно заорала в трубку: – Руль до упора влево! Влево, черт тебя дери! И тормоз! Тормози, кретин безмозглый!
Послышался визг тормозов, потом злой голос Брюса, чертыхнувшись, проорал в трубку:
– Луиза, ты сумасшедшая! Мы из-за тебя чуть не убились! И влетели в овраг по твоей милости, между прочим! Ты точно сумасшедшая!
– Да, я знаю это, – едва слышно ответила она и полностью отключила мобильник, а потом, подойдя к стационарному телефону, выдернула штепсель и у него.
– Сумасшедшая идиотка! – услышав сигнал отбоя, повторил Брюс, со злостью стукнув кулаком по стойке машины. И тут, оглянувшись на замерший поперек дороги и наполовину съехавший в противоположный кювет трейлер, с ужасом понял, что не окажись они там, где оказались, их зацепило бы точно.
– Папочка, что это было? – с ужасом прошептали дочери.
– Ничего страшного, озорницы. Все хорошо. У трейлера, наверное, колесо лопнуло и тормоза отказали… Вернее не совсем отказали, раз он все же остановился. Пойду узнаю, может водителю помощь нужна, а потом решим как джип вытаскивать будем. А вы тут тихо сидите, и чтобы ремни безопасности отстегивать не смели!
– Хорошо, папочка, – закивали напуганные происшествием девочки.
Он вышел и, подойдя к трейлеру, увидел как его водитель, белый как мел, вылез из кабины. Узнав, что никто из них не пострадал, хрипло прошептал: «Извини, что так вышло, братан. Видит Бог, вот ничего сделать не мог» и обессилено сел на землю рядом с изодранным в клочья передним колесом трейлера. Брюс, ничего не отвечая, кивнул, вынул из кармана сигареты и зажигалку, после чего медленно побрел обратно к джипу. Пальцы рук дрожали, и он никак не мог прокрутить колесико зажигалки так, чтобы высечь искру. Неужели Луиза видела этот трейлер? Нет, это невозможно… Но тогда с чего она начала орать про руль? Услышала вопли дочерей, но они про трейлер не кричали… И откуда такой напор в голосе, что он, никогда не реагирующий ни на какие команды пассажиров и принимающий только самостоятельные решения, все-таки свернул на полосу встречного движения? Или все же не свернул, а свернул сам джип, а он лишь нажал тормоз? Огонек зажигалки, наконец, вспыхнул, и он с удовольствием затянулся. Вляпаться в такую историю на почти проселочной дороге… и ведь угораздило. Ладно, хорошо хоть все живы. Сейчас он докурит сигарету и перезвонит ей… или нет… он не будет ей сейчас звонить, сначала он позвонит отцу, и тот пригонит трактор и вытянет их из кювета. А вот когда они доберутся до места, он ей позвонит, и они спокойно поговорят. Он скажет ей, что любит ее, да, именно так и скажет, потому что так и есть… Сейчас, вспоминая её крик, вырвавший их из смертельной ловушки, он как никогда ясно осознал, что любит свою жену. И такую, как сейчас, ничуть не меньше, чем ту, которой она была когда-то… Он уже привык к её спокойствию и рассудительности… Его лишь немного напрягает её холодность и отчужденность, но это явно последствия аварии, и раз она так переживает за них, то у него наверняка есть шанс растопить лед их отношений. Ведь доктор так и сказал тогда: «Ваша любовь и время для неё лучшие лекарства», а он и позабыл совсем про любовь-то. Нет, он ни за что не даст ей уйти, и сделает все, чтобы удержать.
***
Когда через несколько часов он, сидя за столом в уютном родительском доме, настойчиво раз за разом набирал номер то её мобильника, то их городского телефона, к нему подсела мать, уже уложившая спать усталых внучек. И, глядя в глаза, напрямую спросила:
– Красавица твоя не приехала, потому что опять пить начала?
– С чего ты взяла, мам? Она как из больницы вышла вообще ни капли в рот не брала, – Брюс раздраженно поморщился.
– А чего тогда ты ей названиваешь без конца, а она трубки не берет?
– Обиделась на меня. Поругались мы.
– Ну и с чего ты тогда так психуешь? Это ж для вас дело обычное. Сколько помню вас, всегда цапались, как кошка с собакой. То ты весь исцарапанный ходил, то она с синяком.
– Тут серьезней, мам.
– Это что ж произошло?
– Ну вообще-то, в тупик мы какой-то зашли. Она сказала, что мы чужие… А я ей в ответ доступ к счету в банке заблокировал и еще сумасшедшей назвал…
– Какие ж чужие, если после аварии ты от неё не отходил, как не позвоню: «я в больнице, мам». Она это что уже и не помнит, у неё и на это память отшибло? К тому же стал бы «чужой» почти все деньги на адвокатов угрохивать, лишь бы её выгородить? – мать, явно обидевшись за него, недовольно поджала губы.
– Так не виновата она и вправду оказалась, в крови ведь алкоголя вообще не нашли. Это дура и истеричка Бетси все придумала… – тут же бросился на защиту жены Брюс. – Кстати, вот до сих пор не пойму: зачем ей это надо было… они же вроде подругами были. Может, конечно, поругались они как раз или еще круче: ей из этого хренова института заплатили. Ведь как-никак директор их погибла. Хотя, врать, что Лу, напившись у неё в гостях, вместо того, чтобы задом в гараж машину загнать, газанула прямо на проезжую часть, она начала еще до того как выяснилось, кто был в той машине… Но в любом случае это подло, и я бы с удовольствием «за клевету» на неё в суд подал, если б Лу так не уперлась и не отказалась доверенности мне или адвокатам подписывать. Сказала, что если её права начнут отстаивать за глаза и по свидетельским показаниям, то тогда окончательно будет себя чувствовать недееспособной и сумасшедшей…. Для неё это теперь худшее ругательство прям… И угораздило меня сегодня ей это в сердцах ляпнуть… Кстати, мам, как ты думаешь, может человек видеть то, что происходит на расстоянии?
– Это что, например?
– Ну беду какую-то. Когда с близкими что-то не так…
– Да сколько угодно. Я вон, когда ты мальчишкой с утеса свалился, прям сердцем почувствовала: что-то не так, побежала… а ты там без сознания лежишь, прям как мертвый… Меня потом все спрашивали: мол, кто тебе сказал, что первая к нему прибежала? А я всем отвечала: любящее сердце, – она смахнула рукой набежавшую от волнения слезу. – Или вон, когда с отцом плохо в поле было… Тоже прям как увидала… Так что бывает, сыночка. Коли любишь, и не такое бывает. А ты что, про нее, что ли что плохое увидал?
– Нет. Это она увидела и от беды уберечь постаралась, а я её за это сумасшедшей обозвал… А она сказала: «я знаю это», и телефоны поотключала.
– Видать и, правда, твоя красавица изменилась очень… На моей памяти она тебе ни одно ругательство не спускала. Ты ей – слово, она тебе – два. Она что, тебя про трейлер, от которого вы сегодня в овраг маханули, предупреждала?
– Она не предупреждала, она орала, что я делать должен, чтобы от столкновения с ним уйти. И, похоже, именно это нас спасло.
– Тогда, значит, и правда тебя сильно любит… А ты, выходит, обиделся, что она командовать тобой начала и в самое больное место ударил… Хорош, нечего сказать, – мать надолго замолчала, а потом тихо добавила: – Вот старалась никогда в ваши дела не лезть, а сейчас скажу. Вообще-то я с самого начала считала, что вы – не пара и недолюбливала эту твою красотку, уж больно хороша собой, горда, да упряма. Скорее шею сломит, чем на попятную пойдет… не такая жена быть должна. Но раз уж ты такую выбрал, то либо суметь обуздать должен, либо сам под неё подладиться. Я все ждала, думала притретесь… А вы все, как дети малые, друг другу доказываете у кого гордости поболее будет. А сердце друг другу рвать – дело последнее. К тому ж девочки у вас… Какой пример вы им показываете? Что в семье только собачась живут? Ведь если и впрямь тебя любит, а ты ее, неужель хотя бы уважительно относиться друг к другу нельзя? Она ведь и пила наверняка с этого… И если ты не сумеешь отношения ваши наладить, наверняка опять начнет.
– Мам, не каркай! Мне только этого не хватало! – Брюса даже передернуло от одной мысли, что тяга жены к спиртному может вернуться.
– Я не каркаю. Я предупреждаю в надежде, что учтешь и постараешься избежать такого. А коли ты к этому так относишься, что ж… говорить более не стану. Живи своим умом, – она резко поднялась.
– Ладно, ладно, не обижайся, – Брюс примирительно поднял руку, и она вновь опустилась на стул. – Ты не совсем права, потому что мы уже почти вовсе перестали ругаться. Лу после аварии очень сильно изменилась. Ты б её теперь вряд ли бы и узнала… только внешне той же осталась… голоса вообще почти не повышает и не ругается… Если что-то не нравится, спокойно скажет, и скорее развернется и уйдет, чем в разборку полезет… А с озорницами так вообще… иногда прям до тошноты… у меня порой даже смотреть терпения не хватает, как она им что-то по сто первому разу втолковывает… Хотя если что себе в голову вбила, на своем настоит обязательно. Вот тут решила старый мой ноут модернизировать. Я ей говорю: зачем тебе это? В продвинутые игры, что ль резаться решила? А она: я буду учиться… И ведь не отстала, пока я не согласился. Даже материны серьги в ломбард сдала, а потом сама моталась в сервис, выбирала, что заменить… не лень же было.
– И чему учится?
– Да, не поймешь… сидела вечерами… Я заглядывал: таблицы какие-то, графики… статьи из интернета скачивает… говорит, что пытается разобраться со своей болезнью и понять, почему память потеряла.
– Вообще-то женщине обязательно надо какие-то развлечения иметь. Или рукоделие или еще что. Так что, может, и пусть, а? Может, её это успокаивает, что она не одна такая…
– Ну я и не мешал ей этим заниматься… хочет – пусть.
– Тогда что тебя не устраивает?
– Если честно, она как замороженная после аварии стала. Её даже обнимешь, а она словно неживая, и глаза холодные, и держит себя так будто сказать хочет: ну развлекись, если тебе это надо, я потерплю… А я так не могу… Она ведь знаешь, какой раньше была – огонь…
– Что, совсем ничего у вас с ней?
– Нет, после аварии – совсем ничего.
– Ну вот с этого и надо было начинать… без этого дела какая семья удержится. Ты, сыночка, лаской с ней должен… лаской… Она может, если после аварии всю память потеряла, то для неё это как в первый раз… вот она и боится… а ты в обидки сразу… Лучше бы ласковых слов бы ей побольше наговорил, комплиментов там разных… мы ж, женщины, ушами любим.
– Да не умею я комплименты говорить. Вон тут попробовал на днях, сказал ей, что она по-прежнему такая аппетитная, что аж взгляд не отвести, так у неё чуть искры из глаз не посыпались… Сказала, чтобы я проспался сначала, а уж потом намекал, что хочу с ней переспать, и если я только попробую её в таком состоянии тронуть, то сильно пожалею.
– А ты пьян, что ли был?
– Ну выпил немного с приятелями для храбрости…
– А трезвым ты не пробовал?
– Пробовал. Она смотрит прямо в глаза и спрашивает, что конкретно мне от неё надо, а я теряюсь и злюсь…
– Да уж… Похоже, тебе сейчас даже сложней с ней, чем раньше…
– Да нет, мне даже нравится, какой она стала выдержанной и спокойной, если бы в постели еще с ней все наладить, то вообще не жена – клад.
– Тогда постарайся лаской… лаской брать. Подари ей что-то… колечко там какое или сережки, раз она материны в ломбард сдала. Ты когда ей последний раз подарки-то делал?
– Да уж и не помню… Денег сейчас в обрез. Я на адвокатов и продление её страховки столько грохнул, что, в общем, и не до подарков сейчас.
– Я дам тебе, есть у меня заначка, только отцу не говори. А ей скажи, что это именно от тебя. Поезжай к ней завтра с утра пораньше, малышек здесь оставляй и поезжай к ней, и помирись. И подарок сделай, а еще лучше, вместе с ней поезжай, и пусть выберет, что ей самой глянется. Женщины все любят побрякушки выбирать.
– Я отдам тебе потом, мам. Обязательно отдам.
– Не надо. Считай, это мой вам подарок. Уж больно мне хочется, чтобы все у вас хорошо было. Особенно если Луиза и впрямь так изменилась…
– Спасибо, ма. Ты у меня самая лучшая, – Брюс поднялся и, подойдя к матери, неловко чмокнул в щеку.
– Вот-вот, потренируйся на матери, как ласковые слова-то женщинам говорить, – нежно потрепала она его по короткому ежику волос.
– Мам, а я, кстати, и не догадывался никогда, что тебе Лу не особо по нраву. Ты всегда к ней и добра была, и приветлива… Ну может только иногда за глаза красоткой звала… а так всегда с радостью её встречала.
– Так я видела как ты по ней с ума-то сходил… Не согласись она тогда за тебя замуж идти, я и не знаю как бы ты это пережил. Правда, казалось мне, что после пары лет, вдоволь наскандалившись, разбежитесь вы, а вон видишь, как все повернулось. Но я даже рада. За внучек особенно. Люблю я твоих озорниц, сил нет. Ты кстати, даже если сразу помиритесь, не торопись их забирать-то… им тут намного лучше, тут и воздух свежее и простор, да и вы там отдохнете чуток и, может, вскорости, меня еще и третьим порадуете… вдруг мальчик будет… хотя и еще одна девчушка тоже неплохо было бы. Я привыкла, что детей много должно быть, а мне Господь кроме тебя и не дал никого… Так хоть внукам на старости лет порадуюсь.
– Да совсем ты не старая, мам! Ты у меня еще о-го-го!
– Вот и поторопись с внуками, пока я еще в силах, и помочь могу, – рассмеялась в ответ она, потом решительно поднялась. – Ладно, что языками молоть, да телефон понапрасну мучить, иди спать, день у тебя тяжелый был. А с утречка я тебя подниму пораньше, покормлю, и поедешь мириться со своей ненаглядной.
Разговор с матерью подействовал на Брюса на умиротворяюще, и он, заглянув к отцу, смотревшему в соседней комнате телевизор, и пожелав ему спокойной ночи, отправился спать.
Утром его разбудил аромат свежеиспеченных блинчиков. Потягиваясь, он вышел на кухню, где мать суетилась у плиты.
– А я только идти будить тебя хотела, а ты и сам встал… Давай умывайся и к столу. И не хватай! Не хватай, не умывшись. Ну что за неслух, – она шутливо замахнулась полотенцем на сына, торопливо пихающего блин в рот.
– Какая вкуснятина! Мам, с твоими блинами не сравниться ничто на свете… – отступая от неё в коридор и смакуя блин, Брюс театрально закатил глаза. – Просто божественный вкус.
– Я знала, чем тебя порадовать, – довольно улыбнулась мать. – Ты всегда до блинов охотником был.
– И им же остался, – согласно кивнул Брюс, отправляясь в ванну.
Быстро умывшись, он сел за стол и ополовинил изрядную стопку блинов, после чего обессилено откинулся на спинку стула:
– Ну я и объелся, мать… Как из-за стола встану даже не знаю…
– Встанешь, встанешь. Как вспомнишь про свою красотку ненаглядную, так сразу и встанешь, – рассмеялась та.
– Это точно. Надо ехать. Если удачно сложится, то я еще битву кречетов с гризли глянуть успею… Было б здорово, – он мечтательно усмехнулся и поднялся. – Мам, а ты мне блинчиков с собой не завернешь? Я б Лу отвез… она раньше их тоже всегда хвалила.
– Конечно, заверну. И тебе и ей. Иди, собирайся.
Всю дорогу Брюс гнал джип с максимальной скоростью, поэтому подъехал к дому задолго до полудня. Под дверью сидел явно голодный Персик, потому что как только Брюс подошел к порогу стал тереться о ноги и просительно заглядывать в глаза, намекая, что надеется, что его не только, наконец, впустят в дом, но и покормят.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке