Сморщившись, я с трудом разлепила веки и попыталась сфокусировать мутный взор на самоубийце, решившемся разбудить черную ведьму. Ею оказалась невысокая пышка в нелепом чепце на голове. С трудом удалось припомнить вчерашний день и румяное лицо экономки Брентов.

– Как вы себя чувствуете? Ваша мигрень прошла? – поинтересовалась она исключительно ради вежливости.

Интересно, это было такое изящное издевательство? Сделать вид, будто беспокоишься о здоровье больного человека, а потом распахнуть занавески на втором окне и позволить солнечному свету залить каждый кубический дюйм пространства.

– У вас было закрыто, пришлось воспользоваться своим ключом. Вы же не против? – продолжила она. – Я стучалась.

– Мэри, немедленно погасите солнце! У меня сейчас лопнут глаза, – прохрипела я, возмущенная одной только мыслью, что экономка бесцеремонно ворвалась в гостевую спальню и потревожила мой сон. А если бы тут Дороти занималась неудержимым утренним прелюбодеянием с женихом? Даже стало обидно, что я спала одна, без Картера на краешке кровати.

– Господин Брент велел всем собраться на завтрак в столовой. Он хочет видеть всю семью, – пропела экономка, профессионально скрывая издевательскую интонацию. Наверняка мстила за вчерашний чай с отбивной.

Вдруг она замялась, а потом недоуменно уточнила:

– Вы дали свободу домашнему питомцу?

– Свобода и домашний питомец вещи взаимоисключающие, – назидательно пробормотала я, не желая шевелиться.

– Да, но вашей лягушки нет.

– Как нет?

Мгновенно просыпаясь, я уселась на кровати и воззрилась на временное пристанище Дороти. На дне по-прежнему грелась мутная водица, плавала захлебнувшаяся муха, но невеста исчезла, как предрассветный туман. Я даже глаза протерла, а потом и амулет, надеясь, что зрение станет четче. Никакие ухищрения не помогли, аквариум все равно остался пуст. Похоже, жаба снова превратилась в крысу и слиняла под половицы.

От неприятного открытия головная боль усилилась троекратно, а нижнее правое веко мелко задергалось. Я была готова проклясть любого, кто осмелился бы открыть рот и изрыгнуть какую-нибудь глупость, даже если бы сказанное глупостью показалось только мне. Или решился «случайно» обронить словесную шпильку.

Наши с экономкой глаза встретились…

– Пожалуй, пойду, – тонко прочувствовав трагичность момента, ретировалась она.

Когда за ее спиной закрылась дверь, я застонала и упала обратно на подушки. Похоже, мне предстояла очередная бессонная ночь и погоня за непослушной невестой. Оставалось объявить Картеру, что Дороти отрастила хвост и сбежала из-под венца на своих четырех.

В столовой, на мой взгляд, излишне помпезной для загородного поместья, одну стену украшала яркая фреска с растрепанной бурей шхуной. Зато камин оказался на загляденье большим, в человеческий рост, как в замке Нортон. Знала бы, никогда бы не полезла в узкое окошко в своей спальне, рискуя разбить затылок.

Дверь в сад была открыта, летний сквозняк раздувал легкие занавески, но на улице царила гробовая тишина, ни стрекота птиц, ни лая собак из псарни. Однако жители большого дома вряд ли замечали маленькие странности, ведь во главе длинного стола сидел дядюшка Флинт и с большим аппетитом заправлялся масляным гренком с клубничным джемом. Выглядел старик бодреньким, свеженьким и совершенно точно передумавшим отправляться на тот свет.

Клянусь, на фоне налившегося здоровьем хозяина поместья гости выглядели полумертвыми, словно мучились коллективным похмельем (не исключаю, что так оно и было). Он точно бы одним глотком отхлебнул у всех разом жизненной энергии, что, впрочем, тоже исключать не стоило.

Опоздав к трапезе на двадцать минут, я прямиком направилась к обеденному столу.

– Дороти! – хитро улыбнулся Флинт. – Как вы себя чувствуете, дорогая невестка?

– Отвратительно, – не стала я жеманничать и коротко улыбнулась: – Зато, вижу, вам стало лучше?

Он поднялся со стула, точно невзначай показав, что не только вернул аппетит, но и двигательные навыки. Дядька оказался ниже меня на целую голову, но продемонстрировал отменные манеры, когда проводил к пустующему месту между Картером с Эбигейл и даже лично отодвинул стул.

– Это чудо, которое для меня совершил пастор Крюгер, – указал он на святого отца, в руках которого тряслась чайная чашка. – Своими молитвами он отпугнул смерть.

– Как нам повезло, что падре с нами, – буркнула я, усаживаясь, а когда случайно толкнула Эбби под локоть, то получила злобный взгляд.

К слову, в противовес дядьке на Картера было больно смотреть. Наследник выглядел таким подавленным, что даже из приличия не смог бы изобразить радость от неожиданного выздоровления богатого родственника.

И только я приготовилась вкусно откушать, как обнаружила между Уильямом и пастором эффектную дамочку с огненными волосами, собранными под черепаший гребень. От незнакомки за милю несло столичным духом и благовоньями, очевидно, призванными этот самый дух подчеркнуть. Мы встретились глазами.

– Дороти, познакомься с Имоджен. Она гостья Уильяма, приехала вчера вечером, когда ты уже отдыхала, – не поднимая головы, пробурчал Картер, хотя мне лично было глубоко фиолетово, как зовут дамочку, явно вызванную скрасить деревенские будни его старшему брату.

– Нам вчера не хватало вас за ужином, – проворковала Имоджен, словно мы познакомились тысячу лет назад. – Как ваша мигрень?

– Спасибо, все еще при мне, – сухо отозвалась я и немедленно отвлеклась на лакея, положившего в центр огромной фарфоровой тарелки крошечный гренок. Скромность предлагаемой трапезы никак не улучшила настроения. После ночных приключений я бы не отказалась от чая с отбивной и жареной картошкой.

– Пастор Грегори, расскажите еще раз, что с вами произошло, – потребовал дядюшка Флинт.

Святой отец замялся, поднес к губам кружку, и фарфоровый край звучно застучал по фарфоровым зубам. Возникла пауза. Флинт не утерпел и принялся рассказывать сам:

– Сегодня ночью во сне к нашему пастору пришла смерть, но он смело отпугнул ее молитвой к светлой Богине и заставил забрать на тот свет крысу. А я этим утром впервые за много недель поднялся с кровати. Представляете?

– Какая занимательная история, – тихо вымолвила я.

Видимо, теперь от патологической смелости у святого отца так истерично тряслись руки, что гренок падал с вилки. Кстати, я не заметила, как проглотила свой завтрак, даже вкуса не распробовала.

– Дороти, как вам еда? – не делая пауз, неожиданно спросил дядька.

– Вкусно, но мало, – машинально отозвалась я.