Проверив написанную идеально ровным почерком (сразу видно, что писало заговоренное перо) рецептуру, я усомнилась в простоте:
– Ты уверена?
– Списала из гримуара бабки Примроуз, так что результат стопроцентный, ее зелья всегда работали.
– Ты залезла в бабкин гримуар? – восхитилась я, помня, что старая ведьма всегда прятала ведьмовскую книгу в личных покоях с охранниками на дверях и с камином, опечатанным проклятьем. – Как?
– Отвлекла ее внимание пожаром на кухне. Идем варить? – Она присмотрелась к жабе у меня в руках и вдруг плотоядно облизнулась. – Говорят, что рагу из жабы удивительно наваристое и считается деликатесом во Фракии.
– Не знаю, – буркнула я, покрепче прижимая Дороти к груди. – Никогда не бывала во Фракии.
– Может, ну его, зелье? – Брит предлагала столь серьезно, что было непонятно, подшучивает или действительно хочет оскоромиться мясистой ножкой заколдованной девушки.
Неужели приближалась ночь Кровавой луны, а я не заметила за нервотрепкой с Брентами? В этот праздник у всех ведьм начинал подтекать чердак и проявлялись странные причуды. Кого-то тянуло голыми на метле полетать (вороны недоделанные), кого-то светлого зелья вкусить, а потом еще неделю болеть несварением. Кузина, вон, вдруг на жабу принялась облизываться.
– Только через твой труп! – ткнула я в нее пальцем и направилась в кухню, попутно перепрыгнув через зеленоватую кляксу с проклятьем колченогости.
В кухне царила парилка. Воздух был душным, горячим, и разогретый очаг с шумящим магическим котелком на огне никак не способствовал прохладе. Пока Дороти поглядывала из вазона на мух, мы с кузиной варили снадобье.
– Рыбьи глаза четыре штуки, – прочитала я по бумажке, потянулась за банкой и обнаружила, что Брит уже отсыпает желеобразную зловонную субстанцию в котел прямо из горла.
– Четыре! – рявкнула я.
– Хуже не будет. Знаешь, как говаривала моя матушка? Кашу жабе рыбьими глазами не испортишь. – Она принялась мешать в котелке деревянной ложкой.
Но оказалось, что хуже могло быть, хотя беды ничего не предвещало. Едва зелье закипело, а ядовито-алый дым, невыносимо вонявший ненавистным рыбьим жиром (по-соседски рассчитывала, что аптекарю с женой-кулинаркой тоже аппетит отбило на неделю), повалил, как из жерла вулкана, варево начало стремительно чернеть. Не успели мы опомниться, а субстанция загустела, приобретя консистенцию тягучей смолы.
– Снимай! – взвизгнула сестрица. – Снимай!
Чугунная посудина со звоном брякнула на деревянную подставку. Не веря в провал предприятия, мы с Брит таращились внутрь котелка. На наших глазах смола стремительно окаменела и даже треснула, как засохшая земля.
– Говоришь, кашу не испортишь? – проворчала я, хмуро глянув на Брит. – Поэтому у твоих хлыщей то хвост из штанов вылезет, то копыта появятся.
– У тебя ведь еще есть котелки? – Пальчиком она постучала по черной застывшей корке.
Через четыре котелка и три кастрюли за окном загустела ночная темнота, аптекарь с семьей, судя по звукам, доносившимся из открытого кухонного окна, сбежал на другой конец города, а я превратилась в черную ведьму, которой оказалось не в чем варить не только зелья, но и даже супы. Совершенно выбившиеся из сил, мы смотрели на чистый ковшик с медной ручкой, стоявший на столе между нами. Было очевидно, что мы ошиблись в рецептуре. Семь раз подряд.
– Рыбьи глаза закончились? – уточнила кузина, помотав четыре жалкие штуки по дну банки.
– Угу.
– Значит, последняя попытка.
– Она и так последняя, посуды тоже не осталось, – со вздохом намекнула я на шеренгу испорченной хозяйственной утвари, жавшейся на полу по стенке.
За последние часы мы отработали движения до машинальности, а потом из медного ковшика снова повалил кроваво-красный дым, а зелье принялось густеть.
– Да чтоб тебя! – плюнула я, и неожиданно жидкость просветлела, зазолотилась, приобретая красивый цвет наваристого бульона.
– Что ты сделала? – удивилась Брит.
– Выругалась, – медленно выговорила я.
Мы переглянулись и вдруг поняли!
– Хочешь сказать, что бабкин секретный ингредиент… – Брит передернуло. – Выходит, она во все зелья плюет? Великая Нортон плюет в свои зелья?!
– Темная Богиня, я до шестнадцати лет пила ее укрепляющие эликсиры и закапывала в глаза капли для остроты зрения.
Уверена, что мое лицо было столь же отвратительного зеленоватого цвета, как и у Британи.
– Ты до шестнадцати, а я только вчера флакон снадобья от похмелья выхлебала, – судорожно сглотнула она.
– Давай сделаем вид, что мы никогда об этом не узнали? – жалобно прошептала я, как будто могла по щелчку пальцев стереть неугодные воспоминания. – И больше никогда не будем воровать рецепты из ее гримуара.
– И пить зелья! – поддакнула кузина.
Мы синхронно кивнули, мысленно давая зарок.
С невестой, в отличие от жениха, решили поосторожничать. Не швырять в ковшик с зельем, а полить сверху тоненькой струйкой, изображая душ. Пока выкупанная жаба не превратилась в девушку, переложили на застеленный полотенцем стул. Думаю, Картер прослезился бы, если бы увидел, сколько деликатности отвесили его благоверной две черные ведьмы, учтивостью к простым смертным вообще-то не отличавшиеся. Бабка Примроуз от возмущения точно схватилась бы за сердце.
Едва Дороти обсохла, как вокруг бородавчатого пухлого тела заплясали магические огоньки. Брызнула ослепительная вспышка, точно на озаренной свечами кухне взорвалось крошечное солнце. Прикрыв глаза, я с наслаждением представила, как заберу из поместья вещи, вернусь в лавку, а напоследок оставлю Бренту-старшему какое-нибудь пакостное проклятье. К примеру, удивительное в своей мерзости проклятье волосатости, когда ладони покрывались жесткими, похожими на волчью шерсть волосками и ничем, кроме эликсира для облысения, не убирались. Тот, в свою очередь, лишал всех волос, даже ресниц…
– Кхм, Эльза? – сдержанно позвала меня Брит, вырывая из блаженных мечтаний.
Приоткрыв один глаз, чтобы воззриться на преображенную Дороти, я вздрогнула в непритворном ужасе:
– Что это?!
Мне бы подошел любой вариант: квакающая девушка, девушка с синими волосами, с пятачком вместо носа, с кошачьими глазами, даже хвостатая, но на стуле, спрятав лапы и голову под панцирь, сидела большая черепаха!
– По-моему, зелье не очень помогло, – резюмировала Брит.
– Ты же сказала стопроцентное превращение! – воскликнула я, отказываясь верить в реальность происходящего.
– Она ведь превратилась, – осторожно заметила кузина, боясь спровоцировать во мне приступ ярости.
– В худшем случае Дороти должна была сохранить жабью личину, но она стала черепахой!
– Ну, ведь тоже земноводное.
– Но у нее панцирь! Как я объясню его появление Брентам?!
– Скажешь, что неожиданно за ночь отрастила. Кстати, в доме сквозит? – деловито поинтересовалась Брит и, когда я зачарованно кивнула, продолжила: – Вот! Замерзла и отрастила панцирь. Такая бронированная лягушка. Как думаешь?
– Думаю, это звездец моей лицензии, с большой литеры «Пэ». – Я поправила на носу очки и прямо как наяву услышала издевательский хохот бабки Примроуз, не впускавшей меня в замок ради профилактики приступов самостоятельности.
Пока мы, ошарашенные провалом, ломали голову, как помочь бедной бронированной Дороти, она кувыркнулась со стула и со стуком тюкнулась о каменный пол. В воздух брызнула новая вспышка, заставившая нас на секунду зажмуриться. Вместо черепахи под стулом съежилась приличного размера крыса с коричневой подпалиной на спине.
– А это-то я как объясню?! – взревела я.
Отчаянный вопль взбудоражил хвостатую тварь, и та галопом рванула под шкаф.
– Держи ее!
Кузина моментально выставила указательный палец и направила в несчастное животное, едва обросшее шерстью, магический луч. Первая молния оставила черный опаленный след на полу, а крыса сделала резкий вираж и устремилась в торговый зал.
– Остановись! – выкрикнула я как раз в тот момент, когда второй магический удар достиг цели. Беглянка подпрыгнула и сковырнулась набок. В воздухе повеяло паленой шерстью, а от серого плотного тельца шел подозрительный дымок.
– Ой, – глубокомысленно пискнула сестрица, пряча руки за спину.
– Ты ее поджарила!
Чувствуя, как в жилах леденеет кровь, я со всех ног бросилась к бедняжке Дороти, но по дороге шмякнулась мизинцем о котелок. Скривилась от боли и высказала вслух все, что думаю о неумехе Брит, о Томми, заразившем меня неудачливостью, о гулящем Картере и даже о его надменном брате, отчего-то решившем, будто он достоин внимания настоящей черной ведьмы в тринадцатом поколении. Говорила громко, матерно и витиевато, удивляясь, что так умею. Кузина даже рот открыла от изумления.
Клянусь, они бы все по очереди оказались проклятыми, но Дороти ожила! Сначала дернулась, повозилась, а потом, точно получив пинок для ускорения, рванула под стеллаж в торговом зале. Толкаясь и ругаясь, мы с Брит бросились следом, хотя понимали, что не сумеем догнать приобретшую невиданную скорость невесту. Вдруг темный зал озарила новая вспышка.
– Опять?! – застонала я.
Когда перед глазами перестали плясать радужные круги, то мы разглядели на полу знакомую жабу, обездвиженную проклятьем паралича. Британи, взлохмаченная и запыхавшаяся, сползла по стенке и прошептала:
– Какое счастье, что не в таракана.
– Зато теперь я точно знаю, что ни одно оборотное зелье из нее не сделает человека, – тяжело опускаясь рядом с кузиной, рассудила я.
Вдруг снова сверкнула магическая вспышка. Дороти опять обратилась в крысу, на счастье, парализованную.
– Впрочем, жабой она тоже долго не пробудет, – вздохнула я.
В гробовой тишине затрещали часы, выехала кукушка и прокаркала страшным голосом три часа ночи.
– Я вот что думаю… – вдруг произнесла Брит, и я уж решила, что сейчас она выдаст гениальную идею по превращению жабы в бабу, но услышала: – Тебе нужна птичья клетка.
– Полагаешь, если ее посадить в клетку, то она перестанет перекидываться?
– Нет, но если она вдруг отрастит крылья вместо хвоста, то поймать ее будет гораздо сложнее.
– А если она правда превратится в муху или таракана? – ужаснулась я собственной мысли и тут же постучала по деревянному полу, чтобы не сглазить, как всегда бывало, когда дурацкие предположения облекались в слова.
– Тогда добро пожаловать в замок Нортон, кузина, – издевательски похлопала меня по плечу Британи. – Бабка будет в восторге, когда начнет планировать твою свадьбу с тем недомерком. Кстати, ты его видела вживую? Отвратительный тип даже для черного колдуна. Он достает нам до плеча и все время смотрит в вырез платья.
– Британи? – сдержанно позвала я.
– А?
– Прокляну.
Прежде чем исчезнуть в воздуховоде камина, кузина попыталась меня успокоить:
– Не нервничай, Эльза. Ты же знаешь, что как бы Томми ни прятался, бабка все равно его за пару недель найдет. Обещаю, прежде чем она пустит братца на жаркое, он скажет, из чего сварил свою отраву. Скоро твоя жаба, в смысле крыса… – Брит покосилась на охваченную магической дремой Дороти у меня в руках. – Ну или кем она обратится на тот момент, станет девушкой.
– Ты правда так думаешь?
– Нет, но я пытаюсь тебя поддержать, – ухмыльнулась сестрица и послала мне воздушный поцелуй. – Как-нибудь в гости загляну в это твое поместье.
– Лучше оставайся в замке, – сдержанно отказала я в визите.
Две черные ведьмы в одном особняке – это почти колдовской шабаш, а старик Брент мне ничего плохого не сделал, чтобы впустить Брит и разнести дом на дощечки.
– Удачи! – прокряхтела кузина и абсолютно неженственно свернулась калачиком в камине.
Вспыхнуло колдовское пламя, и она исчезла, а следом внутрь полезла я, босая, растрепанная, со спящей крысой на руках. Разгромленная кухня и перепорченная утварь претили моему чувству прекрасного, но за окном занимался рассвет, и вряд ли Картер сумел бы объяснить очередной неожиданной мигренью отсутствие невесты за завтраком.
Но, как водится, если черной ведьме не везет, то во всем и сразу, глобально. Когда я переместилась в особняк и уселась на сложенные поленья, хотя из своего камина предусмотрительно вытащила их еще днем, то поняла, что ошиблась с покоями. Боясь вылезти из каминной пасти, с опаской оглядела комнату, окрашенную предрассветной сединой.
На кровати, зажав в сложенных на груди руках крест, сладко похрапывал пастор. Я так изумилась, что даже приподняла голову и немедленно тюкнулась затылком о прогоревший свод. И пока прикидывала, как бы перебраться через каминную решетку, не зацепившись длинным подолом за острые кованые пики, Дороти пробудилась от дремы и выскользнула из моих рук.
– Куда? Стой, дура! – Я бесполезно сжала кулак, пытаясь поймать беглянку.
Мелькая хвостом и лапами, невеста дернула под пасторскую кровать, а подо мной с оглушительным грохотом перевернулась каминная решетка. Наверняка от взрывоподобного шума вздрогнули даже лошади в конюшнях, а святой отец резко сел на кровати и осенил себя божественным знаменьем.
– Помоги светлая Богиня пережить грозу! – пробормотал он и прямехонько уставился на меня, замершую в нелепой позе и во всей натуральной красе, то есть с кошачьими глазами и цветом лица, как у свеженькой утопленницы.
Тишина стояла такая, что звенело в ушах.
– Госпожа смерть, мое время пришло, или вы ошиблись комнатами? – громким голосом, как будто не бредил секунду назад со сна, спросил пастор.
Тут крыса выскользнула из-под кровати и уселась на видном месте, нахально умывая усатую морду.
– Я за ней! – ткнула я пальцем в сторону Дороти.
– Не за мной. Какое счастье… – выдохнул святой отец и без сознания рухнул на подушки. Едва он обмяк, как предрассветные сумерки разрезала яркая вспышка, и крыса снова превратилась в жабу.
– И не говорите, святой отец, – поддакнула я, подхватила невесту и тихонечко улизнула из пасторской спальни.
На свечах в особняке явно экономили. Извилистыми коридорами, застеленными пыльными коврами, в потемках я добралась до выделенных мне покоев и едва не ослепла от зеленоватой вспышки, когда открывала замок с помощью магии.
В комнате были плотно закрыты портьеры, но накопленное за день тепло вышло сквозь открытое окно. Пахло влажной свежестью и конюшней. Слышались людские голоса, вероятно, прислуга уже просыпалась. Из последних сил я отмылась от каминной сажи, нацепила маскирующий амулет и, кажется, заснула еще до того, как уткнулась лицом в подушку.
Дороти счастливо дремала в аквариуме.
О проекте
О подписке