Цитаты из книг автора «Мариэтта Чудакова»

«Преступление и наказание» (как и «Идиот») открывает читающему роман, что можно осуждать преступление, но сострадать преступнику.

Выяснилось, что такое может происходить на пересечении эмоций, стресса и памяти. «…В некоторых ситуациях самые сложные участки нашего мозга перестают обрабатывать информацию – их захватывает в заложники другая часть памяти, примитивный кусок серого вещества, не изменившийся со времен динозавров, невнимательный, неаналитический, упертый, да просто тупой…». Исследователь обнаружил путем многих экспериментов на животных: «Стресс – внезапный или хронический – ослабляет участки мозга, функционирующие на более высоком уровне, и делает их беззащитными перед напором угрюмо-доисторических…». Память в этих важных участках памяти стирается — «как компьютерная программа, пораженная вирусом. И если вовремя не произойдет перезагрузка – ребенок заплачет, жена напомнит, – то этот кусок памяти может просто исчезнуть». Да, таков XXI век. Мобильные телефоны сохраняют родителям нервы – можно в любой момент узнать, где ваш ребенок. И та же техника играет губительную роль – отвлекая человека за рулем и от внимательного наблюдения за дорогой, и даже от мыслей о собственном ребенке в машине за твоей спиной…

«Наша память – это машина, и она несовершенна. Сознание приоритезирует все происходящее по степени важности, но на клеточном уровне память этого не делает. Если ты способен забыть мобильник, ты потенциально способен забыть и ребенка».

Известный американский писатель (дважды лауреат престижной Пулитцеровской премии) Д. Вайнгартен глубоко и пристально занимался гибелью детей, забытых на жаре в машине – то есть тем, что происходит в США примерно 15–25 раз в год[61]. Его анализ показал, что для трактовки трагедии как небрежности по отношению к приемному ребенку, да еще с подчеркиванием, что к российскому, – нет оснований. Дело гораздо сложнее. Страшное событие чаще всего оказывается весьма далеким от беспечности, тем более – от злого умысла.

Говорила в советское время Инна Соловьева, замечательный театровед: «Советская власть играет с нами в русскую народную игру:   – А мы просо сеяли-сеяли! – А мы просо вытопчем-вытопчем!

Во-первых, предложенное ранее чтение вслух на уроках, при котором один читает, другие (предполагается) следят по печатному тексту (или на экране). Таким образом будет возобновлено внимание всех одноклассников (а не только книгочеев) к внешнему облику произносимых слов. Во-вторых, на каждом уроке литературы писать два-три (четыре-пять) слова на доске – под предлогом пояснения их значений. Примерно так, как предлагают авторы «Литературы» для 7 класса (Э. Э. Кац и Н. Л. Карнаух) после чтения «Размышлений у парадного подъезда»: «Объясни значение слов, словосочетаний и фразеологических оборотов: прожектёрство, холопство, пилигримы, лепта, останки, похоронная лепта…»[59]. Я только добавляю непременную запись объясняемых слов на доске. В-третьих, также на каждом уроке (выхода иного нет! Пока не изменим преподавание радикально) вызывать к доске двух учеников и диктовать им по одной короткой фразе из прочитанного. Один пишет – остальные следят за написанием… Второе и третье должно занимать не более пяти-шести минут. Польза – уверена – немалая. Выход-то надо искать!

1. Русскую классику – наше главное культурное богатство – читать на уроках вслух за счет сокращения примитивного школьного литературоведения (специализированные гуманитарные классы, школы Юного Филолога и проч. – особь статья). 2. Образцы классической поэзии помимо чтения в классе вслух обязательно учить наизусть, добиваясь результата. Предлагаю наиболее отчаянным словесникам выступить застрельщиками такого почина – каждый выпускник средней школы должен знать наизусть одну главу «Евгения Онегина». 3. Убедить учащихся, что родной язык требует ежедневного внимания. Не меньшего, чем любимые домашние животные. Например, если встретилось слово, значение которого вам неизвестно, – необходимо в течение двух дней, не позже – отыскать его значение в словаре. Следить за ударениями – и упрямо произносить «квартал» с ударением на последнем слоге, даже если все вокруг произносят его иначе, не уподоблять «малую толику» неизвестному «Толику». И ни за что, ни за какие коврижки не соглашаться говорить – самый оптимальный, более оптимальный, менее оптимальный… На каждом уроке – 1) спрашивать значение двух слов («типа» – невежа, вальяжный, отнюдь, раритетный…), 2) интересоваться, считают ли они, что некое заимствование (тренд-бренд и проч.) заполняет какую-то лакуну в нашем языке? Нет ли у них в запасе русской замены?.. Займет это пять-семь минут. А пользы – масса. И напоследок, если вернуться к биографии и творчеству – то есть к сути литературы – необходимо помнить всего две, но самые важные, на мой взгляд, вещи: 1) писатель дает нам в творчестве свое представление об идеале, но вовсе не слепок со своей собственной жизни: она может быть очень далека от его идеала (понимая это, не будем забывать и пример писателя, который жизнью своей – хотя бы самоотверженной поездкой на Сахалин и многими другими поступками – подтвердил соответствие своей жизни провозвещаемому в его творчестве идеалу); 2) поэт нам ничего не должен кроме своих стихов.

4. Вместо сердца – пламенный мотор!

ДЬЯК. Он спрашивает – чего королю передать. МИЛОСЛАВСКИЙ. Наш пламенный привет. Тут же раздается голос несчастного «бывшего князя», а теперь управдома Бунши: БУНША. Я не согласен королю пламенные приветы передавать. Меня общественность загрызет. Он-то, чуткий к советскому климату, и удостоверяет, что слово стало советизмом – то есть приобрело четкую прикрепленность к определенным контекстам.

И. Д. Шабалин – назвал свое мемуарное сочинение «Свидетель социализма».