Цитаты из книг автора «Мариэтта Чудакова»

Осипа Мандельштама – его знаменитое стихотворение 1931 года:   Я пью за военные астры, за все, чем корили меня, За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня…

Через два года, в 1824 году, Дельвиг написал экспромт на лицейскую годовщину – некий вариант того же перевода и в том же размере:   Семь лет миновало, но, дружба, Ты та же у старых друзей…   И почти сорок лет спустя П. Вяземский напишет «Друзьям» (1862):   Я пью за здоровье немногих, Немногих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих В соблазнах изменчивых дней…

в 1822 году Дельвиг вместе с Баратынским:   Ничто не бессмертно, не прочно Под вечно-изменной луной… ………………………………….. О дружба, да вечно пылаем Огнем мы бессмертным твоим!..

Люди, вообще читающие стихи, привыкли думать, что поэт пишет стихи «из себя», переливает в них свой неповторимый внутренний мир. Что сочинение стихов – вообще сугубо личное дело. И они, пожалуй, будут несколько ошарашены открытием, что поэзия – дело довольно-таки коллективное.

«Второй напрашивающийся ответ будет такой: значит, в звучании каждого размера есть что-то, по привычке (а не от природы) имеющее ту или иную содержательную окраску. Иными словами, связь между метром и смыслом есть связь историческая» (выделено нами. – М. Ч.).

«У каждого метра есть своя душа, свои особенности и задачи: ямб, как бы спускающийся по ступеням (ударяемый слог по тону ниже неударяемого), свободен, ясен, тверд и прекрасно передает человеческую речь, напряженность человеческой воли. Хорей, поднимающийся, окрыленный, всегда взволнован и то растроган, то смешлив, его область – пение. Дактиль, опираясь на первый ударяемый слог и качая два неударяемые, как пальма свою верхушку, мощен, торжественен, говорит о стихиях в их покое, о деяниях богов и героев. Анапест, его противоположность, стремителен, порывист, это стихии в движенье, напряженье нечеловеческой страсти».

Первый напрашивающийся ответ будет такой: значит, в звучании каждого размера есть что-то, от природы имеющее ту или иную содержательную окраску – хотя бы самую неопределенную, чисто эмоциональную. Иными словами, связь между метром и смыслом есть связь органическая. Такой ответ не раз давали сами поэты: например, в начале пути новой русской поэзии – Ломоносов, в конце – Гумилев».

«Есть детский вопрос, который стесняются задавать литературоведы: почему поэт, начиная стихотворение, берет для него именно такой-то размер, а не иной? Как на все детские вопросы, на него очень трудно ответить.

Учителей же, которые способны вызвать и усилить любовь к классике, и тогда, и теперь – по несовершенству рода человеческого, – было, есть и будет меньше, чем иных.

Не оставлять человека наедине со своими мыслями и впечатлениями, безостановочно обрабатывать его сознание – это, несомненно, оставленная нам в наследство черта советского типа общественных отношений, когда идеологическая обработка умов была важнейшей функцией власти.