Звякнул зуммер, послашка от лейтенанта Ли всплыла над столом двумя страницами скудного досье. Парню – шестнадцать, значит, дело намного проще, чем казалось сначала, по законам корабля он уже не ребенок, потому и угодил в Утку. Законы палубы не нарушены, безопасники имели право его казнить. Хотя такое изуверство, как отправка человека в сознании в утилизатор, вызывало невольную дрожь. А ведь судя по всему, эти мелкие бесы давно уже так развлекались. В первом поколении утилизатор не был местом казни и служил исключительно для погребения. В мире, где правит замкнутый цикл, любая протоплазма используется для переработки, тела умерших точно так же, как моча и фекалии. Убийц – и тех поначалу не казнили, а держали в специальном отсеке, назначая в качестве наказания монотонную, тяжелую и опасную работу. В первые годы полета убийства случались редко, потом люди все чаще прибегали к насилию, ненависть вскипала внезапно, начались склоки, драки и, наконец, смертоубийства по любому поводу. Первый Командор тоже был убит, но ни исполнителя, ни заказчика преступления так и не нашли. Сразу после смерти первого командира корабля была введена смертная казнь, но за год ее применили всего три раза – и только за предумышленное убийство. А потом выросло второе поколение, и семнадцатилетние юнцы с лозунгом «Мы не выбирали пустоту» ринулись штурмовать Мостик, требуя развернуть корабль и взять курс на Старую Землю. Каким бы тяжким ни было существование на покинутой родине, планета – это твердь, а не жуткая ледяная пустота, в которую людей погрузили без спроса. Полет на огромном ковчеге к далекой землеподобной планете – это был выбор первого поколения, они бежали от изменений климата, перманентных войн и очагов хаоса, захвативших огромные территории Старой Земли. Второе поколение не выбирало космическую пустоту и не желало всю жизнь тратить на полет без надежды добраться до цели. «Верните нас на Землю!» – этот лозунг до сих пор время от времени появляется в коридорах сишной палубы уже не как требование, а как напоминание о жестокой расправе, когда безопасники стреляли в упор в безоружных мальчишек и девчонок. Тогда, кажется, впервые утилизатор задействовали для массового убийства – десятки зачинщиков были казнены, а их рассеченные тела загружены в окровавленный раструб, переработаны и отправлены на удобрение в оранжереи. Целый год потом еду заворачивали в пакеты со зловещим черным крестом – напоминание, что картофель и тыквы выращены на плоти убитых, и Мостик заставляет неблагонадежный экипаж причащаться телами казненных.

Через несколько недель после подавления бунта Мостик ввел правило четырех нарушений. Четыре отметки в деле – и ты отправляешься в утилизатор, нет нужды никого судить, доказывать вину и прибегать к уловкам адвокатов. Поначалу столь суровой мерой наказания пользовались не часто, потом случилась настоящая эпидемия казней, после чего ввели правило обнулений: каждые пять лет на годовщину старта корабля все нарушения, кроме особо тяжких вроде предумышленного убийства, списывались, и обитатели палуб опять могли хулиганить, но в меру.

Слорр был из тех, кто с самого начала дистанцировался от палубной революции. Даже в семнадцать он был достаточно рассудителен, чтобы понять: разворот и возвращение назад не даст экипажу ровным счетом ничего. Старая Земля удобна для существования двух десятков могущественных кланов, остальные в бесправности могут соперничать с муравьями, и уж, конечно же, жизнь большинства ничуть не лучше, чем на корабле. Только бегство дарует иллюзию движения вперед. Возможно, эта нерадостная картинка целиком плод фантазии первого поколения, придуманная для младших генераций, чтобы тем проще было принять безальтернативность полета. Но Слорр думал о возможности обмана без малейшего внутреннего сопротивления.

Конформизм окупился. Очень быстро Слорр пошел на повышение, в тридцать пять был избран префектом, и уже четыре раза на эту должность переизбирался. Как ни странно, но следующее, третье поколение, относилось к своей судьбе с полным безразличием. Для них Старой Земли как будто и не существовало, они не желали о ней знать. А после аварии новая планета Гея-2 превратилась в сказку для детей, в такие верят до первого класса.

Остался только полет.

– Натали, – вызвал Слорр дочь по внутренней связи. – Загляни-ка ко мне в кабинет. Как ты понимаешь, разговор у нас с тобой будет не очень-то приятный. Придется рассказать, что вы там натворили в наблюдательной и почему мне прислали донесение службы безопасности и запись из Утки. – Несмотря на строгость фраз, в интонациях его не было и намека на гнев.

Против воли Слорр улыбнулся. В самом грозном вопросе к Нате всегда звучала доля иронии – на младшую дочь он не мог сердиться с первого дня ее появления на свет. Втайне он всегда улыбался, едва ее видел, как будто самые нелепые, дерзкие, капризные выходки его красавицы доставляли ему великую радость.

Натали не заставила себя ждать, явилась на зов, едва он договорил. Знала, что встреча будет. В отличие от отца, она и ванну успела принять, и переодеться в легкое домашнее – спортивный топик и зеленые спортивные трико. Светлые волосы после мытья золотым ореолом стояли вокруг головы. Внешность у нее удивительная: почти кукольная красота – короткий точеный носик, красиво очерченные губы, широко распахнутые голубые глаза, выпуклый высокий лоб. И одновременно – дерзкий взгляд этих наивно-кукольных глаз, язвительная усмешка кукольных губ. В этом было что-то ошеломляющее и пугающее. Высокого роста, стройная, тонкая в талии. Красивая девчонка, дерзкая девчонка. Младшая, его любимица. Старшие давно уже вылетели из гнезда – Александр только что получил чин лейтенанта и вскоре отправится служить на Мостик (милость исключительная), Ирен – ведущая информсети корабля. А Натали – Натали пока загадка. И еще – он боялся за нее, как никогда не боялся за старших, в ночные часы ему часто снилось, как она погибает: то разбивается на глайдере в заповеднике на Гее-2, и ее не могут найти поисковые отряды, то сгорает во время аварии шаттла, то поднимает бунт на корабле и погибает под пулями безопасников. Просыпаясь в холодном поту непременно с криком отчаяния и боли, он всякий раз бормотал с облегчением: это всего лишь сон. Только сон, сон проклятый. Но сны возвращались с пугающей регулярностью, будто кто-то пытался пробиться в его сознание и рассказать, предупредить, но о чем? Ирма говорила, что это старое суеверие. Ирма – умница, пытается успокоить, он хотел бы с нею согласиться, но не мог. Регулярность и однообразие видений указывали на некую закономерность, которую он пока не сумел разгадать, но и не мог игнорировать. Кто-то присылает ему эти сны, скорее всего, воздействуя через нейрошунт. Но кто и зачем? Что это – предупреждение или шантаж? Он хотел поговорить об это с Лил, но почему-то не решался.

– Как прошел день, папочка? – такой естественный вопрос, и в нем – любопытство – ну как же, утром Слорр довольно долго рассуждал перед своими девочками (за завтраком были Ирма, Ирен и Ната), как важна сегодняшняя встреча с префектом палубы B.

В первоначальной структуре корабля должность префекта палубы не предусматривалась, у каждой страты имелись свой командир в чине лейтенант-коммандера, варент-офицеры, служба безопасности. Вся эта военная организация замыкалась на Мостик. Но жизнь в корабле-ковчеге оказалась куда сложнее, чем это виделось с Земли, никто не мечтал начать и закончить свой путь в военном поселении. После подавления бунта второе поколение создало советы палуб и должности выборных префектов. Для решения важных вопросов собиралось общее собрание палубы, куда приходили все, начиная с четырнадцати лет. В итоге образовались две структуры – военная и гражданская – и их тайная борьба служила источником постоянных интриг, а порой и открытых столкновений, но в то же время своеобразными чашами весов, качелями, на которых почти что ради забавы раскачивалась жизнь корабля. Это вносило в однообразность бытия некоторое разнообразие. Скука убивала куда чаще, нежели аварии изношенного оборудования. В итоге лейтенант-коммандер превратился просто в лейтенанта, возглавлявшего службу безопасности на палубе, отряд охраны и службу спасателей. А все остальное управление палубой перешло к префекту.

Натали перегнулась через стол и чмокнула отца в щеку.

В ответ он указал на кресло напротив.

– Все утонуло в говорильне, – буркнул Слорр, мрачнея. – Такое впечатление, что бэшников вообще не интересуют наши разработки по новым материалам. Их главная забота – безопасность биосферы Корабля, чтобы мы тут все не сдохли и жили долго и несчастливо. А сами они не предоставили ни одной новой теории. Ни одной! – префект поднял палец и повел им из стороны в сторону. – Мы батрачим на этих надутых бездельников. Но… – он сделал угрожающую паузу. – Речь сейчас не об этом, сейчас вот о чем речь. Расскажи-ка мне, дорогая, что ты там со своими дружками-переростками учудила в наблюдательной Утки?

– Утка? Ты называешь ЭТО Уткой?

– А ты прежде не слышала такое сокращение?

– Я бы назвала это адом.

– Так что вы там натворили, мои резвые бесята?

Ната кивнула, давая понять, что вопрос резонен, сделала паузу – не так легко признаваться, что ты напала на служащих корабля, пусть даже это утко-бесы (отличная кликуха, так и буду их звать, – решила Ната).

Слорр тем временем включил последний отрывок записи, и Ната со стороны увидела крупным планом свое лицо – выражение ярости настолько исказило черты, что она едва себя узнала.

– Ну, я тут точно фурия, – фыркнула Ната. – Вид жуткий. Если попадет в лицейский чат, все обделаются от страха.

– Попытка отвлечь не засчитывается. Жду объяснений. – Слорр по давней привычке сцепил пальцы в замок.

– Мы спасли парня от смерти.

– Это я понял. А подробнее?

– Да все просто: пошли позырить на утиль. А там вместо гроба – какая-то бочка, и в ней живой человек. Его собирались живьем разрезать и бросить в утилизатор. Мерзость! Так поступают только приматы.

– Дорогая, мы все приматы, – напомнил Слорр.

– Ну да, конечно, это я чтоб помягче. А вообще звери.

– На тебе взыскание, дорогая моя приматка, иными словами, строгач. Ну да ладно, дальше.

– А потом я, считай, пригласила его в гости.

Слорр закусил губу, изобразил задумчивость.

– Как получается, что в утилизатор отправляют живых людей? – возмутилась Ната: нападение – лучшая защита, отец внушал ей это не раз, и она успешно применяла его тезисы на практике.

– Закон корабля строг – четыре нарушения с фиксацией в деле, и далее тебя автоматически ждет Утка. Если пятилетка не спишет прежние грехи.

– Прекрати говорить «Утка»! – разозлилась Ната.

– Дисциплина прежде всего.

– Надо же, какой прилет! А как же бандиты-ешники, сколько лет они грабили промку, вместо того чтобы проверять отчеты пожарной безопасности? Кажется, никто их не призвал к порядку, пока не случилась драка и их не начали убивать. А тут за какие-то закорюки в деле чела режут на котлеты.

– Ты права, – Слорр поскреб большими пальцами под подбородком, по-прежнему держа остальные в замке, будто боялся их разомкнуть. – Мы тогда выпустили ситуацию из-под контроля.

– Зато теперь играете в суровых дядек. Я, кстати, поглядела, что натворил этот чувак. Всего лишь без разрешения пробирался с палубы на палубу, собирал инфу по поводу зондов. Ну, это, конечно, куда опаснее, нежели шайка бандитов, что грабят промпалубы, убивают всех подряд, насилуют девчонок, а потом продают их в трюмный бордель. – С каждой фразой она распалялась все сильнее.

– Чего ты хочешь?

– Справедливости. Чтобы живых не отправляли в утилизатор!

– Это решается на палубе А. Вернее, на Мостике.

– Запрети казнить на нашей палубе! – Натали очень шел требовательный прокурорский голос – при ее кукольно-прекрасном личике и яростно сверкающих глазах.

– Наш утилизатор обслуживает пять первых палуб.

– Пусть они тоже запретят. Наша палуба – наши законы.

– Все не так просто. Не в моей власти менять законы. – Тон был суров, но при этом Слорр улыбался.

– Значит, это сделает общее собрание палубы. Зачем оно вообще существует, если не имеет права писать правила, по которым жить и умирать людям?

– Да ты у меня прям революционер! – улыбнулся Слорр.

– Я никогда не видела людей с Мостика, но ты, и мама, и Ирен, и все-все, трудитесь на них. А что взамен? Они спускают приказы: этому жить, этого в утилизатор. И мы подчиняемся, как тупые роботы. И после этого тебя именуют бароном! Если ты барон, то вассалы с палубы подвластны только тебе, а не каким-то сеньорам с Мостика. Вассал моего вассала – не мой вассал! – вспомни принцип идеальной страты. А заодно историю феодализма.

Подобный взрыв эмоций ошеломил Слорра. Больше всего ему хотелось сказать: «Замолчи!» Но не потому, что он был не согласен с дочерью – просто сами слова были слишком опасны. И хотя каждодневно он лично проверял кабинет на предмет жучков, уверенности, что Мостик их не прослушивает, не было. Ему иногда казалось, что сама структура корабля способна передавать сигналы наверх и отслеживать настроения палуб.

«Третье поколение – самое сложное, – любила рассуждать психолог Лил. – Они окончательно потеряют связь с Землей, но не будут иметь даже малейшей возможности достигнуть Геи-2. Как убедить их в ценностях прежних поколений?» – «Создать свои цели», – ответил он тогда автоматически. И едва не добавил – «фальшивые». Именно Лил разрабатывала теорию феодальной структуры: если никто из команды не волен покинуть корабль, то теперь они – обитатели крошечного королевства, на всю жизнь закрепленные за своей палубой и своим сеньором. Получают в наследство будущую профессию на всю жизнь, титулы, бокс для проживания, перечень нудных обязанностей и скудный набор развлечений. Ситуация такова, что ты просто обязан влиться в систему, нравится она тебе или нет. Изменить этот мир не получится. Согласно теории Лил, средневековые титулы и модели поведения помогут смириться с неизбежным: люди жили так сотни лет, экипажу придется повторить их путь. Красивые погремушки должны скрасить однообразность жизни и притупить ощущение бессмысленности, сложиться в узор замысловатых ритуалов. Прежде были рыцарские турниры, теперь – синт-игры на компах. Голограммы замков, поклоны при встрече, вечеринки в средневековых костюмах – страсть к подобным геймам вспыхивала и угасала, осыпаясь облезлой шелухой, не проникая внутрь сознания. Но Лил не отступала и уже начинала нашептывать Слорру, что надо сделать следующий шаг. Но какой – пока не сообщала. В данный момент Лил ратовала, чтобы в «Золотых драконов» разрешили играть не менее пяти часов в нерабочее время, но на Мостике постоянно тупили и раз за разом отказывали, хотя подобная милость казалась Лил простой и необходимой.

– Пап, ты где? – будто издалека долетел голос дочери.

– Попробую что-нибудь придумать, – внезапно уступил Слорр. – Что ты скажешь о спасенном?

Натали с сомнением выпятила нижнюю губу, изобразив нарочитую задумчивость.

– Ну, я не знаю. Он странный, но интересный. Его выпнут назад в промку?

– Пока не знаю, Ната. Тут есть проблемы. И я его даже не видел.

– Ну, так познакомься. Думаю, он тебя удивит. И он останется, да-да, он должен остаться! Если вернуть парня в промку, низшие его убьют.

– Он тебе нравится?

– Я же сказала: он странный. Спокойной ночи, пап!

Она упорхнула – легко, будто на корабле внезапно отключилась гравитация.

«Неужели и она умрет в пути?» – с тоской подумал Слорр.

И тут только понял, что никаких мер воздействия для Наты и ее друзей не принял.

«Придется, как всегда, замять», – усмехнулся префект.

⁂

Когда Гор вошел в кабинет, Слорр сидел за столом и рассматривал голограммы. Они мелькали перед ним, проносясь стайкой бледно-голубых призраков, и Адриан поразился, что кто-то с такой скоростью может просеивать информацию, потом сообразил, что у префекта наверняка есть вживленный нейрочип, и этим объясняется поразительная скорость просмотра. Когда-то чипы вживляли всем членам экипажа в первом поколении, но во время флуктуаций магнитного поля платформы они не просто выключались, а сводили людей с ума. Потом придумали предохранители, что успевали вырубать чипы в случае опасности, но простые планшеты, что клеились на предплечья, удобные в обращении и легко заменяемые, успели полюбиться команде, и нейрочипы стали неприятной обязанностью высших чинов и программистов.

– Тихого вечера, – пожелал Гор, приветствуя префекта на манер высших палуб.

Он старался держаться сдержанно, как будто был здесь, на палубе, давным-давно свой.