Клим и Гай тащили спасенного по коридору. Тот висел между ними мешком, едва переставляя ноги. Натали догадалась напялить ему на башку колпак ут-работяги, чтобы камеры не идентифицировали похищенного. Сама Ната шагала впереди, вернув парализатор в кобуру, но при этом настороженно оглядываясь по сторонам.

Встречные косились с любопытством, но вопросов не задавали: ответ напрашивался сам собой – чокнутая дочурка префекта затеяла очередную потеху. Теперь детки-малолетки играют в большой утилизатор, издеваются над бедолагой, заставляют изображать приговоренного. Говорят, на прошлой неделе эта же троица засунула в раструб утилизатора робота-мойщика и поломала технику. Того и гляди, доиграются, – осуждение читалось в каждом взгляде.

– Куда его? – спросил, пыхтя, Клим.

– Ко мне в каюту, куда же еще? – Натали дерзко объявила каюту префекта своей, и никто из прайда в этом не усомнился.

– С нас спустят шкуру, – предрек Гай. – Точно, до самых костей, а потом еще и кости вынут.

– Я вас прикрою, – пообещала Натали.

– Не надо было лезть. Я чуял: громить утилизатор – глупость последняя, – бубнил Клим, изнемогая под тяжестью полуживого тела.

– А если б тебя скрутили и сунули в мясорубку, тогда что, а? – подражая ледяному голосу лейтенанта Ли, спросила Ната.

– Ну, я не такой.

– А какой ты, какой? Кто решает, каким положено быть?

Женщина в форме медсестры остановилась, глянула с подозрением.

– Что с ним? – указала на черный колпак.

– Перекайфовал. Надышался ночью из даровой форсунки. Ничего страшного, проспится. Если что, я на связи. – Натали похлопала себя по предплечью, вернее, по гибкой пластине планшетки, прилепленной к рукаву.

– Он просто на ноги слаб, – поддакнул Клим.

Женщина протянула руку, пытаясь сдернуть колпак.

– Вы же не хотите, чтобы парня высекли! – Натали перехватила ее руку. Пальцы у нее были по-мальчишески крепкие, и женщине не удалось выдернуть запястье.

– Очень даже хочу. – Женщина глянула гневно. – Вас давно уже надо призвать к порядку, а то угробите корабль.

– Порка никого не сделала лучше. – Натали отвела настойчивую лапку медсестры от черного колпака на лице пленника. – Это просто выплески садомазохистского комплекса. Вы как, в сексе употребляете садомазо? Плеточка там, намордники, кляп красненький, как у клоуна нос? Слюнки не текут? – Она отпустила руку любопытной, одновременно толкнув женщину к стене.

– Сейчас же напишу докладную префекту, – пообещала медичка, закипая гневом.

– Да хоть десять, – фыркнула Натали. – У префекта их толстенная папка.

Больше по дороге к ним никто не приставал, хотя многие фоткали на планшеты странную стаю. В итоге они благополучно добрались до каюты префекта. Места тут было с избытком, почти простор: несколько разнокалиберных блоков, один – гостевой, в котором зачастую ночевал кто-нибудь из знакомых, сейчас он как раз пустовал. Здесь, в гостевом боксе, освобожденного паренька посадили на стул. Гай подал ему картонный стакан с трубочкой, внутри был томатный сок, его любимый. Кусты томатов, по виду больше походившие на деревья, росли не только в оранжерее, но и в боковых коридорах, раскидывая плети с гроздьями мелких плодов до самого потолка, так что томатный сок подавали в столовке самый что ни на есть настоящий. Про себя Гай называл этот сок вишневым, хотя знал, что вишни на корабле не растут.

Парень сделал глоток, сморщился:

– Что за гадость?

– Ты кто? – спросила Ната подлинно инквизиторским тоном, уперев руки в бока и постукивая носком ботинка.

– Кошмар… – пробормотал тот.

– Да я поняла, что это все кошмар. Я имя спрашиваю.

– Я и говорю – зовут Кошмар.

– Так я и думал, – кивнул Гай.

Парень нелепо хихикнул. Теперь его начало трясти крупной дрожью.

– А вы кто?

– Я – Кирдык, – объявил Клим, решив, что пошутил удачно.

– Мы все – прайд, то есть стая, – уточнила Ната.

Парень кивнул, и закрыл ладонями лицо, пытаясь прийти в себя. Так он и замер, скрючившись, не двигаясь, будто робот, которому отключили прогу.

– Да он и не знает, что такое стая, – презрительно фыркнул Клим. – Он ведь не с нашей палубы.

– Он с эйчной страты, – сообщил Гай, успевший прошерстить Сеть. – Прозвище Кошмар там значится только за одним челом по имени Адриан Гор. Чувак с промки. 31 августа исполнилось шестнадцать, значит, ответка по полной. А у него четыре строгача в деле.

– И что теперь? – спросил Клим.

– Он – мой гость, – объявила Ната.

– Ты водишься с промаками? – презрительно выпятил губы Клим.

– А ты бы смог с эйчной палубы без пропуска стартануть до высших уровней? – насмешливо спросила Ната.

Клим пожал плечами:

– Зачем мне прыгать?

Пленник наконец отнял руки от лица, обвел всех троих взглядом. Глаза у него были шальные.

Наконец он вымолвил с трудом:

– Мы попадем на Гею-2 еще при нашей жизни.

– И как именно? – насмешливо спросил Клим.

– Еще не знаю.

⁂

«Наша жизнь – один сплошной баг».

⁂

Гор вышел на фальшивую лоджию. Окружающий его голограммный пейзаж представлял проект будущего города на Гее-2. Вид на несуществующую столицу колонии. Сверкали вечерние огни Виктория-сити. Все эти проекты, вернее красочные картины, делались еще на Земле, пока в космосе из блоков собирали корабли конвоя. Труд длился десятилетиями, картинки должны были вдохновлять работавших сменами монтажников. Потом картины перекочевали на ковчеги, автоматически сделавшись частью интерьера. Первое поколение воспринимало их почти восторженно, второе – с некоторой долей скептицизма, третье полагало почти с уверенностью, что Виктория-сити существует и ждет их где-то впереди.

Город на берегу бирюзового залива напоминал огромный зиккурат. Внизу – массивное основание, изрытое черными оспинами многочисленных входов, что открывали дороги в подземные блоки, выше – рабочие сектора, ну а еще выше – офисы-башни, группы жилых корпусов, градокуртины, каждая отделенная от соседней аркадой прозрачных арок. Эти хрустальные аркады – на самом деле сервисные виадуки, по которым будут течь в город энергия и ресурсы. А в центре высилась Золотая башня, покрытая стеклянной чешуей, на восходе и закате дарящая жителям снопы золотых отраженных лучей нового Солнца, воистину ось грядущего мира.

Паренек, выросший на промышленной палубе, от одного взгляда на этот потрясающий город должен был завизжать от страха, свернуться в клубок и лежать теперь где-нибудь в самом темном уголке. Нет ничего страшнее открытого горизонта для человека из бокса. А Гор стоял на лоджии, смотрел и улыбался. А еще прикидывал, где нужно построить дом, чтобы из окна открывался подобный вид.

Кошмар сделал отчаянный шаг, поставил все на один пуск, и теперь ждал, чем завершится полет. Взрыва на пусковом столе не произошло – его авантюрный шаттл оторвался от тягостной тверди привычного, преодолел гравитацию безумных запретов. Теперь в ближайшие часы стоит ожидать максимальной гидродинамической нагрузки – безопасники постараются либо убить мятежника, либо умять и вернуть в промку во что бы то ни стало. Страты – основа социальной структуры корабля. Переход с одной палубы на другую запрещен, к этому приучают с детства, это вплавляют в мозг, вытравливая желание что-то изменить в существующем миропорядке.

Много лет назад, в ночь, когда погибли его родители, они с Надей смотрели на настоящее звездное небо с балкона палубы H.

Малыш Гор стоял недвижно, вцепившись в Надину руку, такую сильную в перчатке скафа.

Он слышал ее голос в переговорном устройстве, слова звучали как заклинание.

– Запомни, Гор, запомни: стены мы возводим вокруг себя сами. Или нам помогают их возвести. Нет никакой причины всю жизнь провести на промпалубе, нет причины жить в крошечных боксах-каютах и смотреть на мир только сквозь призраки голограмм. Просто кому-то выгодно, чтобы мы были такими – боязливыми, ограниченными, заранее обреченными стать трудягами, не видеть для себя иных путей, кроме одного. Нами манипулируют совет палубы и префект, ими – высшие палубы и Мостик. Всеми – Командор, и так без конца. Никто не имеет права запретить тебе выбрать дорогу. Чтобы отправлять корабли в космос, нет нужды всю жизнь терпеть тесноту космического бокса. А теперь отпусти руку, будь собой.

И он разжал пальцы. Стоял, разведя руки в стороны, балансировал над бездной. Кружилась голова, и волна сладкого ужаса уносила его все дальше и дальше – в неведомые фантазии, где он, Адриан Гор, видел себя сидящим в Большом Совете Виктория-сити. Глаза слепило от золота, пурпура, ярких огней, а женщина на возвышении, похожая на Надю, говорила, вращая перед собой модель невиданного прежде корабля.

В следующий миг он обхватил Надю руками, прижался шлемом к ее скафу и зашептал в переговорник:

– Давай убежим из промки, давай убежим!

– Убежим, скоро. Но еще рано. Будет время, обещаю.

– Не оставляй меня, Надя.

– Не оставлю.

Надя все время рассказывала ему про удивительные вещи: про ученых древности, про великие открытия, про поразительного Леонардо да Винчи, который был одновременно художником и ученым, архитектором и медиком, музыкантом и устроителем празднеств. Анатомические рисунки и чертежи он создавал как произведения искусства. А еще он мечтал летать как птица, а не сидеть в утробе огромного ковчега.

Надя доводилась Адриану теткой по матери. Гор почти не помнил родителей – реальные воспоминания ему очень скоро заменил набор голограмм. Отец с матерью работали в ремонтном блоке палубы и сгорели заживо во время очередной мелкой аварии. Зато в память навсегда врезалось, как склоняется над ним сухое, напоминающее ящерицу существо с черном комбезе, произнося одно-единственное слово: «сирота».

Иногда ему это снилось.

«Сирота», раз за разом шепчут бесцветные губы существа из первого поколения. Гор пугается немигающих черных глаз без ресниц, тонких губ, серой истонченной кожи. Отшатывается, забивается в угол, прижимается к Наде. Слово «сирота» ему ни о чем не говорит. Он потерял то, чего у него никогда не было, у него всегда была только Надя – круглолицая, веселая, с черными, завязанными на макушке в дерзкий хвост волосами. Гору тогда было пять с половиной лет.

Они жили в боксе-каюте вдвоем. Стойка с кроватями (Надя спала на верхней, забираясь на нее ловким броском тела), Гор – на нижней. В стене у каждого имелся маленький шкафчик для личных вещей – белья, запасного планшета, который иногда именовали тушкой, нескольких коробок с какими-нибудь вкусняшками. Еще был один общий шкаф – такой большой, что в нем могла спрятаться Надя, а не только малыш Адриан. Там хранились одежда, старая три-дэшка без картриджа, коробка с лекарствами. За матовой загородкой – туалет и душевая кабинка. Это их мир, их пространство, их территория, где можно укрыться. Каюта, в которой матовый иллюминатор на двери в коридор создавал иллюзию окна. Переборки, клочок палубы, дверь. Дверь открывалась в узкий коридор – напротив такие же боксы-каюты, оттуда поутру выползали дети и взрослые. Первые – бежали в школьный блок, вторые – в рабочий. По вечерам двери в коридор держали открытыми – крошечные боксы были слишком тесны, так что коридор служил своего рода общей гостиной, здесь болтали, смотрели голограммы, обсуждали новости, кокетничали, назначали свидания, ссорились, сплетничали.

– Почему у нас нет окна? – спрашивал Гор Надю.

– Окно есть.

– В коридор! А нужно окно со звездами.

– Такие окна опасны.

– Нам нужно окно в нашем боксе, – требовательно заявлял Гор. – Окно, мне нужно окно со звездами!

– У нас будет окно. Но не здесь, – обещала Надя. – На планете, когда мы до нее долетим.

– А Пирс говорит, что никакой планеты нет.

– Кто такой Пирс, чтобы утверждать такое?

На следующую ночь после того, как пришло известие о гибели родителей, Надя разбудила Гора и сказала одной слово: «пойдем».

И он пошел за нею – сначала узкими извивами коридоров, потом через какой-то технический выход они выбрались во внешний круг – лимб палубы, окруженный складскими блоками. Здесь они облачились в скафы и загрузились в шлюз. Насосы стали откачивать воздух, и Гор, завороженный, смотрел, как движутся стрелки манометров к красной черте. Наконец в шлюзе настал вакуум, двери открылись, и они ступили на балкон.

– Тебе страшно? – спросила Надя.

– Нет.

– Обитатели промки боятся внешнего мира не потому что он страшен, а потому, что им этот страх внушили. Но если ты начнешь говорить, что готов переступить порог, что тебе не страшно, тебя начнут пугать сильнее, чтобы ты испугался, как и все прочие.

– Зачем? – спросил Гор.

– Потому что так им проще.

– Кому – «им»? Училке в школе?

– И ей тоже.

– Тогда что делать?

– Не поддаваться страху. Человек, опутанный страхами, может существовать только так, как ему прикажут. Оплетенный мнимыми страхами, он готовится к настоящему ужасу – жизни без планеты, начать и закончить жизнь без цели в полете, который не он выбирал.

Воспоминание было столь ярким, что Адриан протянул руку, чтобы коснуться Нади, и понял, что рядом с ним никого нет. Он стоял на фальшивой лоджии чужой каюты и смотрел на фальшивую столицу планеты, до которой они не могли добраться.

Как это ни печально, Надя его обманула. Однажды вечером она не пришла в их бокс из рабочего сектора, и никто ее больше не видел. Это случилось во время первого рейда наблюдателей. А Кошмар пустился в свои путешествия с палубы на палубу, уже ничем не сдерживаемый, но втайне надеясь Надю отыскать. Он так и не нашел даже ее следов. Скорее всего, она сгинула в утилизаторе. Он догадывался, что с нею случилось прежде, чем она умерла, но запрещал себе об этом думать. Теперь он знал, что люди, которые над нею измывались, а потом ее убили, давно мертвы. Но это не приносило облегчения. Одному человеку он так и не отомстил – прежнему префекту эйчной палубы, который отдал их страту на разграбление. Избитый и униженный, префект был спасен прибывшими сверху безопасниками и укрыт где-то внизу, на безличной палубе K, где сгинул безвозвратно. Перед Надей Гор испытывал вечное чувство вины – не защитил, не сумел. Он был ребенком, но мог призвать других, должен был призвать. Как потом, полтора года спустя, начал бунт. Все восемнадцать месяцев он еще лелеял надежду, что она жива. Потом понял, что обманывает себя – не с ее характером терпеть надругательства полтора года. Наверняка она погибла почти сразу после похищения. И он уже никогда не узнает, как и где.

Чтобы начать действовать, надо утратить страх потери.

Теперь он в доме, где в каждой комнате есть окно, правда, окно условное. Есть лоджия, с которой можно смотреть на голограмму будущей столицы в любое время дня и ночи. За одно это стоит… он оборвал мысль так внезапно, как будто опасался, что мысли можно подслушать.

За его спиной прогудел зуммер, а затем вспыхнула голограмма, изображающая высокого человека с седыми коротко остриженными волосами и странными золотыми глазами.

– Адриан Гор, прошу проследовать в мой кабинет для разговора.

– Уже иду, префект Слорр, – отозвался мальчишка.

Итак, сейчас все решится и станет ясно, сможет ли он выбраться из липкой тесноты промки, преодолеть гидродинамическое давление и сбросить первую ступень низкого (в прямом смысле) происхождения, чтобы двигаться все выше и выше, или его столкнут назад, на плаху непреодолимой гравитации.

Он глубоко вздохнул и произнес довольно громко:

– Самое страшное – старт.

⁂

После долгого и суматошного дня Слорру хотелось отдохнуть – принять ванну, поужинать, поболтать с Ирмой о том, что случилось за время его отсутствия, и если Натали еще не спит – а она наверняка не спит – и с нею перемолвиться парой слов. А потом…

Но случившееся требовало немедленных действий. Ни ванны, ни даже душа. Пока. Слорр уселся за свой огромный стол в домашнем кабинете. Стол был сработан из мореного дуба – черный, массивный, украшенный ручной резьбой – на высших палубах земляне позволяют себе подобную роскошь. Стол в космической каюте был таким же символом, как и его собрат, сработанный много лет тому назад из обломков барка «Резолют». Усевшись в кресло, Слорр долго водил ладонью по полированной столешнице и продумывал план действий. Главное: рассчитать на несколько шагов вперед, оценить, насколько этот свалившийся ему на голову мальчишка осложнит воплощение его планов или же, наоборот, намного облегчит задуманное.

Но сначала надо поговорить с Натали, а потом уже с этим странным гостем. Опасен новичок для Натали или нет? Ирма – умная женщина, но слишком щепетильна, к тому же ее всегдашняя тактика: во всем и всегда поддакивать Слорру, подчеркивая полное отсутствие своего мнения. Она никогда не заменит девчонке-подростку мать. Тем более такой дерзкой разбойнице, как Натали. Еще пару часов назад префект связался с Ирмой и попросил устроить «гостя» удобно, но без излишеств. Ирма тут же всё исполнила, снабдив свой отчет порцией сладчайшей лести: «Дорогой Говард, я совсем ничего не знаю о людях с промышленных палуб, но ты всегда вникаешь во все тонкости вопроса и, конечно же, разберешься в ситуации».