– А что творится? Изуродовал девку. Все самоутверждаешься? Зачем тебе? Ты и так в порядке. Почему тебе непременно нужно из кожи вон выпрыгивать и партнершу из нее вытряхивать, чтобы доказать кому-то, как ты крут и какой ты офигенный Верх? Никто в этом не сомневается.

– Н-да? – щурится он. – И ты не сомневаешься?

– Тебе мое мнение зачем? Да, и я не сомневаюсь, если уж ты хотел это услышать. Не сомневаюсь – ты хороший садист, всегда таким был, у тебя чутье, что ли. Но зачем лезешь туда, где от тебя только вред? Ну, вспомни – ты ведь и меня чуть не угробил, Денис. Я больше десяти лет восстановиться не могу, я внутри мертвая совсем.

– Это не из-за меня.

– Ты в этом уверен? Не ты ли… а, да что об этом в сотый раз, все равно ведь не понимаешь.

Наливаю чай в большую кружку, режу лимон. Денис наблюдает так, словно никогда прежде не видел.

– Что – господин чаю изволят? – кривит губы.

– Завидуй молча.

– Ну, скажи мне хоть раз честно – он что, на самом деле лучше меня?

– А ты по мне не видишь? Качество Верхнего сразу заметно по состоянию его нижней, дорогуша, если вдруг ты этого не знал.

– Это ты сейчас что имела в виду? Лерку?

– А хоть бы и так.

Отставляю кружку, разворачиваюсь к нему лицом, а сама ловлю себя на том, что рука за спиной нащупала на столе нож. Кошмар какой-то, на автопилоте уже…

– Зачем ты с ней так? Ведь она пришла в Тему Верхней. Ну, и мутили бы на пару, вам же примерно одного типажа женщины нравятся. Но нет – ты ж не можешь признать в женщине равную себе, откуда у тебя это первобытное понятие? Ты ведь нормальный мужик, Денис, откуда, а?

Он вдруг хлопает рукой по столешнице, и я вздрагиваю, сжав рукоять ножа:

– Откуда? А не ты ли меня сделала таким? Не ты ли – своим упрямством, своей манерой соревноваться? Не ты ли меня постоянно обламывала, даже когда уже чуть не в крови валялась? Я ведь каждый раз, каждый экшн дерьмом себя чувствовал – потому что ты смотрела на меня с пола так, как будто ты сверху, а на полу – я! Я – а не ты! И я ничего с этим не смог сделать.

А, ну, вот оно – во всех своих проблемах быстренько обвиняй Мари, и все. Все так делают. Удобно – Мари виновата, а они вроде как пострадавшая сторона, даже если Мари потом кровью умывалась и на таблетках сидела. Мари – вселенское зло, чуть что не задалось – «а помнишь, ты то-то и то-то, и потому я теперь…»

– Знаешь, мне тебя даже не жалко уже. Ты придумал себе образ, с которым носишься так долго, что уже и сам в него поверил. А я другая, понимаешь? Совсем другая Мари, не та, которую ты все жаждешь заполучить. У меня даже имя – не то, каким ты меня звал, не замечаешь? Как только Олег появился, я стала Мари для всех – и ты не сопротивлялся. Твоя Мари – фантом, за которым ты бегаешь, попутно ломая на своем пути все и всех. Остановись, Диня, я серьезно. В дурку ведь загремишь.

Вместо ответа он вдруг встает, и я сжимаю пальцами рукоять ножа за спиной так, что слышен хруст суставов. Денис подходит почти вплотную, но руки не поднимает, не пытается прикоснуться.

– Брось ножик, Мари, ты не сможешь.

– Не советую проверять.

– Не буду. Ты права. Ты больше не моя Мари. Ты его Мари. И с такой тобой мне точно не справиться – иначе действительно дорога в дурку.

Стоим друг напротив друга и молчим. Нож я так и не выпустила – словам Дэна цена пять копеек в базарный день, так что…

– Но как же ты пахнешь, Мари… – вдруг хрипло произносит он, наклоняется на какую-то секунду, втягивает воздух где-то в районе моей шеи, распрямляется и поворачивается к двери. – Иди, господин заждался, – и выходит из кухни.

Я слышу, как хлопает дверь его спальни, и этот удар – словно пощечина, уж не знаю, почему.

Олег уже не спит, лежит с планшетом в руках, что-то читает.

– Чего ж ты меня не разбудила, я бы сходил, – кивает на кружку в моих руках.

– Ты так сладко дремал, мне стало жалко будить. У тебя вид уставший, Олег.

– Я месяц дома пролежал, тут хоть кто устанет. А что с твоим лицом?

– А то ты не знаешь.

Вздыхает:

– Что на этот раз?

– Ничего нового, – вкратце пересказываю диалог с Денисом – скрывать мне нечего, но сказать надо, чтобы не было потом эксцессов.

Олег опять вздыхает, откидывает одеяло:

– Иди сюда.

Выбираюсь из спортивного костюма, ныряю в постель, прижимаюсь к Олегу всем телом и замираю. Его рука обнимает меня, и от ее тяжести становится спокойно. Так всегда – его руки способны вылечить любой мой невроз, успокоить, дать ощущение защищенности.

– Трудно быть богиней, да, малыш? – я пытаюсь заглянуть ему в лицо, чтобы понять, смеется ли он, но нет – говорит серьезно.

– С ума ты сошел… какая из меня богиня…

– Как – какая? Моя. Этого достаточно.

– Нет, родной, недостаточно, видимо, раз то и дело чужие руки тянутся. Как надоело, Олег…

– Забавная ты у меня зверушка, Мари. Другие женщины хотели бы на твое место, все отдали бы, но нет – получают только то, что могут заслужить или выпросить. А тебе достается все, что ты захочешь или о чем подумаешь, и ты от этого почему-то страдаешь.

– А ты не понимаешь, почему, да? Или тебе нравится видеть эту возню вокруг меня? Не трудно быть богом, Олег? Не отвечай, я знаю, что и не трудно, и нравится – иначе бы ты давно это прекратил. У тебя, оказывается, тоже комплексы. Тебе непременно нужно, чтобы твою игрушку все в песочнице хотели.

– Мою игрушку я никому не дам, могут хотеть, сколько им влезет. Она на то и моя, чтобы ни с кем не делиться. Другое дело, что она иной раз сама не против, правда?

О, а вот это лишнее…

Выдираюсь из его рук, сажусь на дальний край кровати, чтобы не достал:

– А, вот когда ты мне припомнил. Ну, не сомневалась, что ты рано или поздно выскажешься. Имеешь право, не спорю. А тебе в голову не приходило подумать, почему так? Почему я иду к нему, как крыса на дудочку, а? Ведь не потому же, что он лучше тебя – ты отлично знаешь и сам, что нет. Так почему?

– Страх, – отрезает он, закидывая руки за голову и устремляя взгляд в деревянный потолок. – Мне казалось, что я смог избавить тебя от этого страха, но, похоже, я переоценил свои силы, Мари. Что, скажи, я не так делаю? Ты ведь всегда лучше меня знаешь, где я неправ.

– Ты прав. Ты везде и во всем прав, и в этом, видимо, проблема. Мне порой кажется, что я тебя недостойна – тебя, такого правого и правильного. И от этого мне хочется лезть на стенку. И я наказываю себя, оказываясь с ним. Думаешь, мне хоть раз с ним было хорошо? Ну, раз уж ты начал этот разговор – заметь, не я, а ты? Так вот – не было. Ни разу. Даже приблизительно не было. Я все время помнила, что надо наматывать поводок на руку, чтобы суметь дернуть в нужный момент, все время нужно держать его под контролем, в узде, не дать потерять голову. Как думаешь – в таких условиях вообще может быть хорошо?

– Выходит, ты к нему не за кайфом, а за наказанием бегала? Оригинально, Мари. Даже для тебя – оригинально.

– Куда уж…

– Ты умеешь быть жестокой, Мари. Как думаешь – мне сейчас не больно?

– Больно. И я за это себя ненавижу еще сильнее, поверь. Меньше всего я хочу делать больно тебе. Ты знаешь, в тот раз, что ты меня после такого побега наказывал, я физически ощущала, как твоя боль переходит ко мне, в меня – и, наверное, тебе становилось хоть немного легче.

– Вернись под одеяло, здесь холодно, у тебя температура.

Вот так… и все, разговор закончен. Хотя нет – он берет меня за горло, наваливается сверху, оказываясь над лицом. Я ничего не помню страшнее этого – когда его рука чуть сдавливает горло, а глаза впиваются в глаза, и он двигается во мне, наблюдая за реакцией. Я не знаю, почему такое вроде простое действие внушает мне ужас. Олег куда опаснее с девайсом в руке. Но тут эмоции – совсем другие эмоции. И когда после всего он вдруг начинает целовать меня, едва касаясь губами, мне совершенно отрывает голову – до истерики.

Утро, мать его, туманное… На улице мороз, да еще и дымка, из окна не видно даже баню на другом конце участка. Олег, разумеется, идет бегать – потом еще и обливаться будет, морж… Я смотреть не могу на это, мне физически больно, а не холодно даже.

– Ты лежи пока, не вставай, – целуя меня в щеку, говорит он. – Похоже, опять печь потухла, сейчас подкину, а то перемерзнем здесь.

– Не ходи, там холодно.

– Не канючь, я быстро – на долго нога моя не рассчитана.

– Вот! Вот! И нога еще! Не ходи, вдруг что – а ты один.

– Сказал же – далеко не побегу, по улице вверх-вниз пару раз, и хватит. Все, Мари, отпусти.

Он уходит, я закутываюсь в одеяло, натягиваю носки и забираюсь с сигаретой на подоконник. Вижу, как Олег, натянув капюшон толстовки, заворачивает за дом. Через пару минут на крыльце появляется Денис – в спортивных штанах и уггах, но по пояс голый. Быстро растирается снегом, матерится и возвращается в дом. Снизу доносится звук чего-то упавшего на пол, потом Леркин голос:

– Ну, вашу маму бог любил… Какого хрена вообще… смотреть же надо…

– Полная хата нижних – уберёте! – это Север.

– Может, Мари разбудить? – ой, кто это смелый такой у нас – с утра Мари разбудить? Лена, что ли? Совсем уже…

– Не троньте Мари, у нее температура, – это Денис.

– Ну, как обычно – не троньте Мари, она у нас неприкосновенная!

– Лена, у тебя что – две жизни? – опять Денис, и Лена умолкает. Откуда у нее две жизни…

То, что я вчера практически в одно лицо накрыла стол, пока они маялись непонятно чем, конечно, не считается – а вот то, что я завтрак готовить не спустилась, сразу заметно. Я по утрам мертвая, мне не до чужих завтраков, уж извините, вас там трое – как-нибудь управитесь.

Снова забираюсь в кровать и пытаюсь согреться – в доме, действительно, стало холодно. Примерно минут через двадцать слышу со двора голос Олега, зовущий Дениса, и голос самого Дениса внизу:

– Хрен тебя дери… Да иду я! Север, айда, обольем его.

– Маньяк. Мороз ведь.

– Да ему ни фига не сделается, ты ж видел – он босиком по снегу легко, даже насморк не подхватит.

Стукает входная дверь, я все-таки иду к окну – Север с Дэном держат в руках по ведру, Олег снимает толстовку, штаны и кроссовки, босиком становится в снег, поднимает вверх руки, и из двух ведер в него летят водяные струи, ударяясь и отскакивая от напряженного тела. Олег фыркает, отряхивается, спокойно забирает вещи и идет в дом вслед за Севером и Денисом.

Я беру большое полотенце из сумки, разворачиваю и, едва Олег входит в комнату, накидываю на него:

– Вытирайся, простынешь.

– Пошутила? – он растирается полотенцем, отжимает косу, на которую тоже немного попало, переодевается в сухое и садится на кровать. Я опускаюсь на колени и беру шерстяные носки. – Вернись немедленно в постель! – командует он, отбирая их у меня.

Подчиняюсь.

– Тебя согреть?

Он насмешливо смотрит на меня:

– Тебе ночью мало было, согревалка?

– Мне не бывает много, если ты об этом.

– Об этом! – он забирается на постель, ложится на меня сверху, осторожно трогает губами лоб. – Вроде не такой горячий, как ночью.

– Остываю, – увесистый шлепок по бедру, даже через одеяло больно.

– Думай хоть иногда, о чем говоришь.

– А ты меня накажи.

Он скатывается с меня, закидывает руки за голову и тянет мечтательно:

– А ведь это идея…

– Нууу…

– Богатая идея…

– Иии…

– И я что-то этого не хочу! – ржет во все горло, закидывает меня на себя, ведет ручищами по телу от бедер вверх.

– Скажи, чего хочешь, и я все сделаю.

– Сверху садись. вот так… спокойно, не дергайся… тихо, тихо… – свободной рукой он закрывает мне рот, я вцепляюсь зубами в но ребро его ладони, даже не понимая, что делаю ему больно. – Аккуратно… вот так… вот так, моя девочка… хорошо…

Ну, кому хорошо, а кому и так себе, но я сама предложила выбрать, так что придется терпеть.

– Руку отпусти, – цедит он, не прекращая двигаться.

Разжимаю зубы, вижу красные следы от них. Рука перемещается на грудь, сжимает – еще пара движений, и Олег выгибается, буквально подкидывая меня вверх. Падаю рядом, тяжело дышу.

В дверь деликатно стучат – наконец-то Олег отучил желающих врываться в комнату:

– Завтракать идете?

– Да… сейчас, – отзывается Олег, стараясь восстановить дыхание.

Я лежу лицом в подушку и совершенно не хочу ни завтракать, ни двигаться. Олег, похоже, разделяет мое нежелание, потому что тяжело вздыхает и встает с кровати:

– Но надо, Мари, надо. Потом полежим, я сегодня ни на что не настроен, хочу валяться в кровати и что-нибудь читать.

– Не дадут же…

– Мы их не спросим, пусть сами развлекаются, вроде вчера не сильно напились, так что свои головы на плечах.

За завтраком все как-то расслаблены, даже странно, учитывая утреннюю перебранку по поводу его приготовления. У Леры на шее синяк, она его пытается прикрыть воротником клетчатой рубахи, но бесполезно – синяк огромный. Олег незаметно наступает мне на ногу под столом, давая понять, чтобы никак не комментировала увиденное. Я вскидываю на него глаза, и он еле заметно качает головой – мол, не смей. Да я и не собиралась – пусть хоть поубиваются, если мозгов нет.

– Какие планы? – интересуется Денис, отодвигая от себя пустую тарелку.

– Может, погоняем еще? – предлагает Север.

– А мы? – тут же спрашивает Ира, и Север недовольно на нее зыркает:

– Ну, а куда вас? С собой возьмем.

– Мы – пас, – говорит Олег, помешивая в кружке кофе. – Хочу полежать, ногу вчера перегрузил.

– На фиг бегал сегодня? – спрашивает Денис. – Давай расслабляющий массаж сообразим.

– У тебя палец в гипсе.

– Ну, скажи за это спасибо своей нижней, – не упускает случая Денис. – Ничего, я одной рукой справлюсь.

– Не надо. Просто полежу, отдохну, к вечеру нормально все будет.

– Да так и скажи… – начинает Денис, но Олег перебивает:

– Успокойся. надо будет – скажу, ты первый услышишь.

Лера, чтобы сгладить ситуацию, вспоминает:

– В этом году вечеринка-то будет? Или запрет?

– Конечно, будет, правда, в масках, – отзывается Историк. – Приглосы будут в понедельник.

– Надеюсь, в этом году без костюмов обойдется, – замечает Ира. – Задолбали эти маскарады, хочется хоть раз нормальное платье надеть…

– Да, в прошлом году ты в латексе не очень смотрелась, – невозмутимо подкусывает ее Лена.

Ира вспыхивает – у нее тяжелый низкий зад и короткие ноги, и в красном латексе это было то еще зрелище, но с Севером не поспоришь – сказал «в морг», значит, «в морг».

– Надо было на тебя вообще упряжь надеть, – мечтательно произносит он, постукивая по столу пальцами, и Ира, не будь дура, сразу понимает, что и в этом году вечернее платье ей не светит. Она мгновенно падает под стол, и оттуда доносится:

– Я вас умоляю, господин, не делайте этого…

Рука Севера скользит под скатерть, похлопывает Иру по щеке:

– У меня еще есть время, чтобы это решить. можешь встать, – но всем нам, отлично знающим Севера, становится ясно, в чем именно мы увидим Иру на вечеринке..

Меня, конечно, это не касается – у моего Верхнего столько дури в загашнике нет, поэтому ему вполне достаточно, чтобы я просто была рядом, а уж в чем – могу сама решить. Я давно уже не напрягаюсь по этому поводу, обхожусь длинной черной юбкой с запахом и белой рубашкой, Ну, ладно, в этом году для разнообразия надену черную. Нашла было в магазине прозрачную с набитым рисунком, но Лялька отговорила – рюши, цветочки – это вообще не мое. Да и правда – где я, а где те рюши…

– Втроем поедем? – спрашивает Денис у Олега, и я понимаю, что Лера опять в пролете – он не брал ее ни в прошлом году, ни в позапрошлом.

– Мы, если и поедем, то вдвоем, а ты как знаешь, – Олег отодвигает пустую кружку, находит под столом мою руку, сжимает пальцы. – А вообще у тебя женщина есть, с ней и поезжай.

– Это в Тулу-то со своими пряниками?

Лера вспыхивает, но тут же наклоняет голову низко-низко, словно пытается рассмотреть мелкий рисунок на скатерти. Дэн все-таки редкое дерьмо, обязательно должен прилюдно ее нагнуть.

– В какую Тулу? Какие тебе там пряники? В этом году бесхозных не будет, приглосы строго парные, – Историк хорошо знаком с организатором, потому в курсе всех новшеств. – Так что Лерку бери, чего скрывать, все давно все знают.

На лице Дениса плохо скрываемое разочарование – он-то надеялся, что сможет, как и в прошлые годы, поехать с нами и испортить нам вечеринку, как два года назад испортил бал по случаю аукциона. Но в этом году прийти один он не сможет, так что Леру взять придется – либо придется никуда не идти совсем. Одно я знаю точно – Лере не позавидуешь, на вечеринке Дэн обязательно вытворит что-нибудь этакое в ее сторону. Я, конечно, могу ее об этом предупредить, чтобы была хотя бы морально готова, но она к моим словам больше не прислушивается. Да и черт с ней – хотела – пусть получает. Боится, что в моем присутствии Дэн опять все внимание направит не на нее… а в этом случае ей бы как раз так было лучше, потому что, зная Дениса, если его вынуждают делать то, что он не хотел, то в его голове рождаются такие мерзости – даже думать не хочу.

Что вообще случилось между этими двумя за то время, что я игнорировала все сборища и поездки? Как Лера – такая уверенная в себе, такая свободная, сильная – вдруг стала такой? Даже бог с ним, с сексом… Но что Денис сделал с ней, что она не просто ушла вниз, а наглухо, и позволяет теперь ему вести себя с ней еще хуже, чем Север с Ирой, например? Куда делась та Лера, которая привезла меня сюда, на эту дачу, когда я рассталась с Олегом и думала, что сдохну, но ни за что ему в этом не признаюсь? Она тогда взяла ключи у Дениса и привезла меня сюда, и мы ходили с ней в баню, парились, лежали на диване, потом пили чай и слушали один плеер на двоих – Арбенину, конечно – «прости нас, господи, мы умерли вчера. в последний раз» – и я так себя и ощущала – умершей вчера, а она уверяла, что все будет хорошо. Куда она делась потом? Ту, что сейчас передо мной, я вообще не знаю. Более того – мне ее жалко…

Олег меж тем аккуратно поглаживает мою ногу под скатертью, и у меня по спине бегут мурашки, отвлекая от мыслей о Лере..

– Надо баню затопить, – говорит Историк, – чтобы, как вернемся, было где погреться.

– Я затоплю, все равно ведь остаюсь, – отзывается Олег. – Мы сами как раз до вашего возвращения сходить успеем.

– Ей в первый пар нельзя, – сразу влезает Денис, и Олег недовольно морщится:

– Ты достал. Без тебя не разберемся.

– Да идите вы… – машет рукой Дэн, вставая из-за стола. – Лерка, посуду убери тут и собирайся.

Она вскакивает, начинает собирать тарелки. Вся компания потянулась по комнатам – одеваться.

– Иди, собирайся тоже, я уберу, – говорю я, глядя на ее трясущиеся руки, и испытываю жалость – я-то помню ее совсем другой, свободной, открытой, гоняющей на джипе и байке. Как, когда она успела так измениться, что он сделал с ней? Неужели она расплачивается за то, что не сделала я? Так ведь не бывает… много лет страдать по фантому и попутно калечить тех, кто невольно оказывается рядом…

– Не надо, Мари, я сама…

– Иди, говорю, – отбираю у нее тарелки, отношу в мойку. Лера в замешательстве стоит у стола, не решаясь пойти в комнату – там Денис.