– Не всегда в молчании есть благоразумие, как иногда нет пользы в молчаливом согласии тех, с кем советуемся… Поведай нам, о чём говорит голос, протестующий в душе твоей.

– Мне думается, – начал Шамиль, – не следует начинать дело с наружных концов. Зачем идти за Кумыкскую плоскость и отдалённую землю Джаро-Белокан, оставляя позади себя владения врагов-отступников? Вы знаете, что Авария, простирающаяся от южной подошвы Койсубулинского хребта по долине Аварского Койсу, от устья Андийского Койсу до устья Казикумухского Койсу, разделена на зависимые и вольные общества. Рядом с нами – владения хана Мехтулинского, выше – резиденция хунзахских ханов. Южнее – Кюра и Кази-кумухское ханства. Ниже – шамхальство и княжества кумыков. Не лучше ли было бы предотвратить сначала возможные удары в спины наши, умножить ряды за счёт освобожденных от зависимости и тогда, не оборачиваясь назад, идти вниз – на плоскость?

– Сын мой, – сказал в ответ ярагский шейх. – Слова твои не лишены смысла, однако целесообразнее сначала идти вниз.

– Почему? – спросил Шамиль.

– А вот почему. Когда мы покажем себя в деле с гяурами и с теми, кто переметнулся на их сторону, оставшиеся подумают и, возможно, с большей уверенностью и большим числом перейдут к нам. Если же мы начнём наступление на близлежащие Мехтулинское и Хунзахское ханства, неизбежные схватки приведут к возникновению вражды между народами. Причём кровники будут мстить нам до конца и своим внукам накажут делать то же самое. Междоусобица будет на руку главному врагу – царю гяуров. А нам необходимо крепить союз соплеменников и единоверцев против общего врага.

– Светлейший шейх, убедительность твоих слов навсегда развеяла мои сомнения, – сказал Шамиль.

Имам Гази-Магомед назначил Шамиля своим помощником по снабжению и строительству оборонительных сооружений.

Саид-кадий Араканский, обойдённый вниманием правящих кругов Койсубу, узнав о съезде учёных, духовенства, старейшин в Унцукуле, а также о готовящемся выступлении горцев, поспешил в Темир-Хан-Шуру к командиру Отдельного Кавказского корпуса генералу барону Розену.

Григорий Владимирович Розен знал араканского учёного, а потому любезно принял его. С помощью переводчика кадий сообщил Розену:

– Шейх – человек, известный не только в Дагестане, но и в Азербайджане. Этот возмутитель спокойствия, будучи арестованным Аслан-беком Казикумухским, бежал в Табасаран, затем нашел убежище в Унцукуле. Как учитель тариката он имеет большое влияние на наше духовенство. В Унцукуле недавно состоялось сборище влиятельных людей вольных обществ. На этом сборище избран имам, который возглавит повстанцев.

– Шейх откуда родом? – спросил Розен.

– Лезгин, из аула Яраг Касумкентского округа.

– Как зовут его?

– Шейх Магомед.

– Возраст?

– За шестьдесят.

– Одинокий?

– Нет, имеет дочь, жену.

– Как зовут избранного имама?

– Магомедом, только к его имени теперь прибавилось слово «гази» – воитель за веру.

– Значит, Гази-Магомедом называют… Кто он по национальности?

– Аварец из Унцукуля. Отец родом из Гедатля, мать – из Генучутля.

– Он тоже стар?

– Нет, напротив, очень молод.

– Как же могли молодого человека назначить предводителем? Я знаю, что восстание в Чечне возглавляли убелённые сединами шейхи, как, например, Мансур… Гази-Магомед из влиятельной семьи?

– Наоборот, из семьи бедного узденя, к тому же рано осиротел.

– За что же такая честь? – спросил генерал.

– Он учён и смел, молод и здоров, то есть обладает всем тем, чего недостает его наставнику – ярагскому шейху.

– Известно ли вам, когда и в какую сторону собираются выступить мятежники?

– Этого я сказать не могу, но, если узнаю, сообщу.

– Благодарю вас.

Розен протянул араканскому кадию кошелёк. Командующий корпусом не стал писать донесение и ждать особого распоряжения. Считая нападение лучшим способом обороны, он решил выступить в сторону Гимр.

С батальоном пехоты и пятью сотнями всадников Розен двинулся к Гимрам по дороге через Ишкатры-Каранай. Перевалив через Койсубулинский хребет, отряд остановился на горе Азалкач, расположенной напротив аула.

Гимринцы, обеспокоенные внезапным появлением русского отряда, выслали парламентеров на переговоры с генералом. Розен принял их и заставил гимринского старосту дать клятву верности императору России.

Имам Гази-Магомед в это время находился в Балахани у шейха. Шамиль сообщил ему о состоявшихся переговорах и уходе отряда гяуров. Тогда шейх Ярагский велел срочно созвать глав обществ, признавших шариат, в Гимры. Выступив перед ними в мечети, Гази-Магомед сказал:

– Аллах помог нам. Аскеры^[43] гяуров не решились спуститься с Азалкача. Нам нечего бояться их. Возвращайтесь в свои селения и скажите тем, кто ещё не поплевал на ладонь, перед тем как взяться за оружие, пусть не сомневаются. Газават объявлен. Если хотят обрести лучшее место в раю, громкую славу на этом свете и часть большой добычи, пусть поторопятся. Я жду их в урочище Чумескент.

Возвышенность, пересечённую глубокими оврагами, крутыми рвами, обрывистыми уступами скал, отвесными стенами гор, поросших вековым лесом, Гази-Магомед избрал местом сбора ополчения. В этом месте, почти непроходимом, он с раннего детства знал каждый камень, каждую стежку.

Чумескентское урочище имам решил сделать ещё более недоступным, соорудив на высоких выступах гранита каменные стены с бойницами, сторожевые башни. Звериные тропы, на которые редко ступала нога человека, он преградил завалами, перед ними вырыл, замаскировав, ямы-ловушки.

Чумескент находился на расстоянии тринадцати-четырнадцати верст от Темир-Хан-Шуры, военного лагеря русских, где постоянно квартировали войска.

Бывшее маленькое селение Темир-Хан-Шура, раскинувшееся в неглубокой котловине Кумыкского холмо-горья, русское командование считало важным стратегическим пунктом в Дагестане. Это место с юго-запада было окружено невысокими горами, поросшими кустами боярышника, кизила, тёрна, а также дубовым лесом. На северо-востоке лежали плешивые холмы, чередовавшиеся с солончаковыми равнинами. Через это место, позднее превращенное в губернский город, пролегали пути, ведущие из общества Койсубу и Анкратль, ханств Казикумухского, Аварского, Мехтулинского к шамхальству Тарковскому, через княжества Аксая и Эндери к равнинной Чечне и на юг – к Дербенту.

Через Чумескент шла наитяжелейшая, но и кратчайшая тропа от Гимр к Темир-Хан-Шуре. Руководя строительством укреплений и преград в Чумескенте, Шамиль вспоминал, как в детстве он со своим другом Магомедом не раз спускался на заду, держа за хвост скользящего вниз ослика, навьюченного плетёными корзинами с фруктами. Так, сокращая путь, спешили мальчишки к туринскому базару.

Поздней осенью, когда дремучий лес Чумескента одевался в золотисто-багряный наряд, друзья, весело смеясь, скатывались вслед за торбами толокна, сброшенными с плеч. Они шли, а под ногами предостерегающе шептала опавшая сухая листва: «В мечетях на равнине ученых немного, они живут под строгим надзором гяуров, не ходите вниз…»

Шамилю хотелось, чтобы гяуров изгнали, но не было у кумыков такой силы. Они покорились. И только теперь, когда он стал взрослым, его другу было суждено возглавить эту силу, а ему, Шамилю, как и прежде, следовать за ним.

Чумескент относился к владениям шамхала Тарковского. Но это не смущало молодого имама Гази-Магомеда, он говорил:

– Первым и последним владельцем Вселенной является Аллах, временным – человек, обладающий силой и властью.

Восьмитысячный отряд мюршида должен был собраться в Чумескентском урочище. Первым, с пятью сотнями строителей, прибыл сюда Шамиль. За ним последовали вооружённые отряды конников из койсубулинских аулов.

Силы имама Гази-Магомеда значительно пополнились за счёт кумыкских повстанцев, которых привёл в Чумескентское урочище Ирази-бек – хозяин расположенного вблизи аула Казанище. Он поссорился со своим родственником шамхалом Тарковским и бежал в Чечню.

У Ирази-бека в княжествах Эндери и Аксая, а также в граничащих с этими княжествами аулах Чечни оказалось много друзей, которые были извещены о намерениях Гази-Магомеда.

Когда войска собрались в Чумескенте, имам устроил парад на поляне, расположенной недалеко от урочища. Кавалерия и пехота были разбиты на тысячи и сотни, назначены юзбаши^[44] и минбаши^[45].

После этого силы, собранные в урочище, были разделены на три части – пехоту и два конных отряда. Один отряд, во главе с Гамзат-беком Гоцатлинским и советником шейхом Шабаном Белоканским, по утверждённому на совете плану действий пошёл на юг. Второй, во главе с имамом Гази-Магомедом и шейхом Ярагским, направился в сторону шамхальства Тарковского. Пехота была оставлена при штабе имама в Чумескенте.

Положение у юго-восточных границ России было напряжённым. В связи с разрывом мирного договора с Персией часть войск, дислоцированных по линии Восточного Кавказа, была оттянута в Азербайджан – к Ширвану.

Гази-Магомед, зная об этом, торопился с выступлением. Отправив Гамзат-бека к Джаро-Белоканским горам, граничащим с Азербайджаном и Грузией, имам стал спускаться к Кумыкской низменности. Сначала он пошёл на северо-восток к небольшому кумыкскому селению Атлы-боюн, расположенному в глухом ущелье, среди хаоса голых скалистых громад, окружённых мертвыми, выжженными солнцем и высушенными ветром солончаковыми равнинами. Атлы-боюн находился на полпути от Темир-Хан-Шуры до городища Тарки. Жители его, подвластные шамхалу, влачили жалкое существование. Они покорились Гази-Магомеду и пропустили в сторону богатого Параула, резиденции шамхала.

Тщетно пытались параульцы, преданные потомственному владыке, воспрепятствовать вторжению имама в свой аул. Одним натиском горячих коней мюридов сопротивляющиеся были сшиблены, Параул взят.

Шамхал ещё накануне вместе с семейством бежал из своей резиденции. Ему не хотелось встречаться вторично с Гази-Магомедом, который до вооруженного выступления явился к нему с Ирази-беком и сказал:

– Поистине пора отойти от тех, которые ведут к гибели тебя и весь твой род. Забудь времена, когда твоего предка Гирей-шамхала, а также князей Аксая и Эндери русский царь одаривал из своей казны. Разве ты не убедился в жестокости царского ставленника, проклятого Ярмула, который хочет, чтобы его слово крепче цепей сковывало горцев и было законом, страшнее неизбежной смерти? Грубый невежда считает нас дикими. Снисхождение в глазах наших воспринимает как признак слабости. Не он ли, многобожий гяур, единой волей пресёк всё доброе между вами и русским народом? Ярмул расправляется за малейшее непослушание не только с простыми людьми, но и с потомственными владетелями вилаетов. Он хочет уничтожить у нас всё нерусское. А царь оправдывает его зверские действия. Если не хочешь думать о своём спасении, подумай о народе. Не пожелаешь установить в своём вилаете шариат мирным путём, мы заставим тебя сделать это насильно.

– Хорошо, – ответил шамхал, подумав, – я сделаю то, что ты говоришь.

Гази-Магомед уехал из параульской мечети, но шамхал обещания не выполнил. Из двух зол выбрал наименьшее. Он не захотел нарушать присягу, данную царю.

– Я не могу надеяться на человека, спустившегося с гор на время, – сказал шамхал жене.

– Конечно, лучше положиться на русских, – согласилась она. – По одному Ярмулу нельзя судить о русском народе. Твой прадед Адиль-Гирей был человеком дальновидным и разумным.

Жена шамхала Тарковского была мехтулинской княжной.

– Я помню, – продолжала она, – бабушка рассказывала, как шамхал Адиль-Гирей выехал встречать русско-го царя, которого звали Пётр, к Аграханскому заливу, когда тот намеревался идти на Дербент. Она говорила, что царь урусов три дня гостил во дворце в Тарках. Тот замечательный царь обласкал и одарил Адиль-Гирея. С тех пор его дети и внуки постоянно получали помощь из России. А что нам может дать нищий имам, если сами ханы аварские существовали за счёт того, что даёт им царь урусов?

– Кроме того, – заметил шамхал, – нам выгоднее жить, соблюдая адаты, узаконенные предками, в своих и наших интересах, чем внедрять шариат, который одинаково распространяется на нас и наших рабов. Мы останемся здесь до тех пор, пока нас не потревожат, и будем делать то, что делали до сих пор, – решил шамхал.

Но нукеры его были начеку. Когда им стало известно о прибытии имама с мюридами в Атлы-боюн, они поспешили удалиться вместе со своим господином и его семьей.

Придя в Параул, Гази-Магомед разграбил и сжёг дом шамхала Тарковского. Имам оставался в Парауле несколько дней. К его радости, туда пришёл с вооружённым отрядом мулла Хан-Магомед из Табасарана. Он сказал имаму:

– Почтенный гази, народ Табасарана, узнав о возведении тебя в сан имама, безмерно обрадовался и предался ликованию. Мы получили воззвание, изучили его сами и довели до сердец людей. Народ наш согласился принять шариат и просит прислать учёного для его утверждения. Табасаранцы шлют имаму и тебе, светлейший шейх, – мулла обратился к ярагскому праведнику, – большой салам и много добрых пожеланий в достижении успеха.

В Параул в тот же день прибыл гонец с письмом из Чумескента. Оставленный в урочище с отрядом пеших Амир-хан Чиркеевский писал Гази-Магомеду:

«Высокочтимый имам, спешу доложить, что наши люди при свете дня и во тьме ночи бродят в окрестностях Шуры и Дженгутая, неустанно следя за намерениями врагов. Нам стало известно, что находившийся в Дженгутае при Ахмед-хане Мехтулинском отряд русских солдат вместе с ханом ушёл в Шуру. Там они присоединились к силам, находящимся в крепости. Через персиянина-торговца, который часто бывает в шуринском укреплении, мы узнали, что объединенные отряды гяуров собираются выступить в сторону Тарков. Да воспрепятствует им Аллах!»

Это известие не остановило Гази-Магомеда. Он тотчас покинул Параул и двинулся в направлении горы Тарки-Тау, на которой высилось старое городище.

Гора Тарки заметно выделялась в цепи громад, тянущихся вдоль побережья седого Каспия. Её юго-восточный обрывистый склон гигантской стеной возвышался над узкой полосой прибрежной равнины, которая служила проходом с юга России к странам Ближнего и Среднего Востока.

Южнее Тарков этот путь преграждался могучей стеной до бескрайней морской глади. За неприступными природными стенами прятался древний город Дербент, над которым высилась овеянная легендами цитадель Нарын-Кала. И на господствующей высоте Тарки-Тау над глинобитными домами также поднималась крепость, ограждённая валом. Внутри крепости ещё стоял полуразрушенный дворец, напоминая о днях величия и славы.

Городище Тарки, как и Дербент, издавна считалось торговым центром. Каждый четверг сюда сходились менялы – таты^[46] и персы, спускались купцы-коробейники с гор, чтобы наполнить товаром свои короба, подъезжали на скрипучих двухколесных арбах торговцы из Аксая, Эндери.

В этот день базарного четверга, беспокойный и шумный как всегда, никто не обратил внимания на западную дорогу, по которой двигался отряд мюридов.

Время было полуденное.

Лишь только тогда, когда воины имама подошли к верхней окраине Тарков, кто-то из жителей поднялся на крышу и стал кричать, обратившись лицом в ту сторону где гудел базар: