С колокольни открывался впечатляющий вид на заснеженные поля и леса до горизонта. Лыжная база под ногами тоже прекрасно просматривалась. Красота! Деревню Высокое за лесом видно не было. Зато с другой стороны под горой на расстоянии не больше километра вырисовывался ряд крыш. Над некоторыми поднимался дымок. Вид сверху мы запечатлели, телефонные звонки сделали. Связь была не очень, долгих разговоров не получилось. Да и продувало на высоте, будь здоров! Решили возвращаться в тепло. Тем более, сверху разглядели, что подъемник заработал. Разноцветные фигурки мелькали на склоне, играла музыка. Осторожно, поскальзываясь на скошенных ступеньках и цепляясь руками за стены, начали спускаться. Как раз добрались почти до низа, когда услышали стук в дверь. Мы притихли. Не то, что бы в наших действиях было что-то противозаконное, инстинкт сработал. Мы даже к стене прижались, что было совсем уж лишним. Через закрытую дверь нас все равно нельзя было увидеть. Кто-то подергал дверь, постучал, отошел, подошел, опять подергал дверь, нецензурно выразился. Мы продолжали стоять, не дыша. После того, как неизвестный выругался, выходить совсем расхотелось. Он потоптался у двери и, судя по звукам достал телефон и опять пошел прочь от двери.
– Это я, – массивная дверь сильно приглушала хриплый голос.
Но внезапно слышимость чудесным образом улучшилась, как будто говоривший вдруг оказался рядом с нами. Чудо было, наверное, ни при чем. Все дело в особенностях распространения звука. В этой церкви не только росписи были выполнены качественно, но и акустика на уровне.
– На месте, надежно, как в сейфе, – говоривший не только хрипел, но еще говорил заметно «в нос». Теперь это было отчетливо слышно.
Думаю, мы его слышали лучше, чем абонент.
– Дороги нет, электричество наладили. Работают, чего им сделается. Да! Чего? Чего-чего? Под контролем. Спрятано. Але! Але! Тьфу, связь называется.
Шаги затихли, дверь закрылась. Мы постояли еще немного и только решили выбираться, как опять услышали скрип открывающейся входной двери и шаги по настилу. Опять прислонились к стене и затихли. Хорошо, хоть мороза сегодня нет, а то уже примерзли бы к этим кирпичам. Кто-то медленно прошаркал по настилу. Потом послышалось какое-то шуршание, потом очень тихое пение, прерванное телефонным звонком.
– Да, да, дочь. В храме, зашла прибрать маленько. Замело. Да. Очень. Обнимаю всех. Шурочку поцелуй. До свидания.
– Какой посещаемый храм, – прошептала Люська.
– Похоже, его используют, как переговорный пункт.
Мы отодвинули засов и вышли наружу. Очень интересно было посмотреть, каким образом здесь можно «прибрать».
У столика с иконами бодрая пенсионерка перебирала свечи. Увидев нас, она даже не удивилась.
– С базы? – спросила она. – Неужто дорогу почистили?
– Нет, мы ночевали. Церковь у вас красивая, такие росписи! Чудо!
– Да, церковь знатная. В пятницу служба будет, приходите. Батюшка из Селищ приезжает.
– Это здорово. А народу много бывает?
– Откуда возьмется много-то? С Высокого человек десять, да у нас, с Булгаринки, четыре бабки. Но в этот раз народ будет. Батюшку мпригласили молодых обвенчать.
– Булгаринка – это деревня с той стороны? – я махнула рукой на запад.
– Да, большое раньше село было, и церковь эта – Булгаринская. Погост тоже вокруг старинный, надгробья и кресты каменные, склепы даже есть. Сейчас под снегом не видать. А летом к нам часто художники приезжают. Речку рисуют и церковь. На храм жертвуют помаленьку. Фермер окна поставил, да с лыжной базы хозяйка дверь оплатила. Теперь вот батюшка стал ходить.
– А вы сами-то, как добрались? Говорите, дороги нет?
– Дороги нет, никто не чистит. Лыжники от базы до Высокого трактором своим пройдут, и хорошо им. А нам остается на дорожников надеяться. Пока раскачаются, пока сюда доберутся. Снегоступы у меня, так и хожу. Почти каждый день прихожу. В других местах, – бабка набожно перекрестилась, – телефон не ловит. А здесь, спасибо боженьке, слышно. Лучше всего аккурат на этом месте, – она ткнула пальцем в алтарь и опять перекрестилась.
– И молитвы отсюда лучше доходят, – изо всех сил стараясь быть серьезной, нараспев сказала Люська.
Тетка покосилась на нее с подозрением, достала из-под стола метлу и начала сметать сор с досок настила. Мы удалились.
Уже подходя к своему жилищу вспомнили, что не заперли дверь на колокольню. Постояли в растерянности. Брести обратно по колено в снегу не хотелось. С другой стороны, раз дверь запирают, это неспроста.
– Вдруг дети заберутся, – с сомнением сказала Люська.
– Откуда тут дети? Ты же слышала, что в деревне четыре бабки. Им на колокольню не подняться. Повезло, что связь в районе алтаря работает.
– Над нами двое детей полночи топотали. А еще есть пьяные сноубордисты.
– Да, эти хуже детей будут, – согласилась я и мы повернули обратно к церкви.
– Зато тропу к переговорному пункту утопчем и аппетит нагуляем, – Люська попыталась утешить себя и меня.
Следов вокруг церкви прибавилось. Заметная тропинка шла теперь от лыжной базы. Тропинка поменьше – в противоположную сторону. По целине вокруг церкви тоже петляли цепочки следов. Мы уже поднялись на крыльцо, и я потянулась к ручке двери, да так и замерла с протянутой рукой. Люська зажала себе рот ладонью. Снег с ближайшего к крыльцу сугроба немного осыпался и под ним открылась темная дыра. В этой дыре кто-то шевелился.
– Чур меня! – взвизгнула Люська и метнулась в церковь.
Я не отставала. Мы нырнули в дверь, ведущую на колокольню и задвинули засов.
– Медведь?
– Или Упырь?
Хрен редьки не слаще, решили мы и полезли на колокольню, чтобы посмотреть с безопасного расстояния. Мысль была неправильная. Интересующий нас сугроб и берлогу под ним закрывал угол церкви. Так что, кто оттуда вылез, мы не увидели, зато услышали, как кто-то вошел внутрь.
– Наверное, это был медведь, – сказала Люська. – для упыря слишком светло.
– Медведь не смог бы войти в церковь.
– Упырь тем более. Опять кто-то позвонить пришел?
Мы прислушались. Снизу ничего не было слышно.
– Пошли, – сказала я. – Мы сюда кататься приехали.
– Пошли, – сказала Люська. – Есть охота.
Осторожно ступая и цепляясь за стены, мы полезли вниз. В самом деле уже сосало под ложечкой.
Упс! Мы стояли перед запертой дверью. Подергали за ручку, толкнули плечом. Дверь была основательная и даже не думала нам поддаваться.
– Что будем делать?
– Поднимемся на колокольню и позвоним?
– Кому? Внизу телефоны не ловят.
– Да. А из города не проехать.
– Что ж за день-то сегодня?
– Вторник, – автоматически ответила я. – Давай вместе подналяжем на дверь, косяк деревянный, может скоба и вылетит.
Места для разбега у нас не почти было. Мы наваливались на дверь в прыжке с третьей ступени лестницы. Не сразу, но дверь поддалась. Скоба со звоном вылетела и затерялась между камней фундамента. Чертыхаясь и потирая плечи мы с Люськой ползали под настилом и пытались отыскать проклятую железку в вековой пыли, когда дверь на колокольню распахнулась и оттуда бодро вышла свежая и румяная Катя-Апельсин.
– Катя?! – я села прямо камни.
Люська плюхнулась рядом.
– Привет! – радостно кивнула Катя. – Это вы так грохотали?
– Это ты нас заперла?
– Я не знала, что на колокольне кто-то есть. Спасибо вам за утро.
– Пожалуйста, – Люська попыталась быть вежливой. – Подожди, а как ты туда попала?
– Легко. Все ключи в прокате лежат. Бери, кто хочешь! – радостно пояснила Катя.
– Ключ от колокольни хранится в прокате? – не то, что бы я сильно удивилась. Почему бы запасному ключу от переговорного пункта не храниться под рукой у администратора.
Удивилась Катя.
– От колокольни? С какой стати? В прокате висит ключ от трансформаторной и электрических шкафов. А от колокольни здесь, под камнем хранится. Я пришла, а он с замком на ступеньке лежит. Подумала, что кто-то приходил позвонить и не закрыл. Непорядок. Я и заперла.
– А ты не подумала, что кто-то дверь открыл и на колокольню поднялся? – хотелось разобраться в хитросплетении мыслей этой апельсиновой головы.
– Подумала. Но дверь на всякий случай заперла. Мало ли, что. Поднялась на колокольню, а там нет никого. Значит, правильно, что заперла. Потом грохот услышала, пришла посмотреть, что случилось.
Убийственная логика. Даже возразить нечего. Осталось только кое-что прояснить.
– Как ты на колокольню попала?
Мы что, обе упали в обморок и не заметили, как она прошла наверх? Даже, если в обморок, на этой лестнице вдвоем не разойтись.
– По стене поднялась. Тренируюсь иногда. Скалодром вот оборудовала.
Я только покачала головой и опять принялась шарить в пыли.
– Скажи нам, Катюша, – вкрадчиво пропела Люська. – А в трансформатор ты зачем полезла? Он же невысокий. Какой тебе интерес.
– Да так, поискать кое-что надо было. А вы что потеряли? – Катя попыталась сменить тему.
– Ухо от замка, – так же вкрадчиво продолжила Люська. – Мы же, деточка, пока ты, как граф Дракула, по стене лезла, дверь высадили.
– Это не так делается! – просияла Катя.
По-моему, она даже не обиделась. Достала из кармана магнит, пошарила над кучей мусора под ногами и выудила проушину.
– Ноу-хау! – гордо сказала она, убирая магнит. – Я часто разные железки теряю.
Мы, как смогли, восстановили запор на двери и отправились обедать. А ведь еще и покататься хотелось.
– Людмила, Раиса, как вы, отоспались? – приветствовал нас Александр.
– Мы церковь осматривали, – отмахнулась Люська. – Давайте ски-пасс для постоянных клиентов.
– Сегодня – пожалуйста! Как вам церковь?
– Великолепные росписи. То есть, были когда-то великолепные, – ответила я.
– Вот ящик для пожертвований на храм, – Александр указал на прозрачную коробку со щелью в крышке.
– А связь никуда не годится. То ловит, то нет, – добавила Люська.
– Хорошо, организуем сбор пожертвований на вышку сотовой связи, – на полном серьезе подхватил Александр. – Хотя лично мне связь не нужна.
– Вам некому звонить? – удивилась Люська.
– Некому, – глядя ей в глаза, ответил Александр. – Я у себя один. Один, как перст.
Я оставила их изъясняться намеками и пошла на склон. Погода хорошая, покатаюсь, пока не стемнело. На склоне резвились сноубордисты в количестве трех человек и Катя.
– А тебе доктор уже разрешил такую активность? – спросила я, когда мы встретились у подъемника.
– Доктор? – неподдельно удивилась Катя. – Какой доктор?
– Иванов, или, как его там? – спросила я, когда догнала ее в следующий раз.
– Ах, этот!
– Никакой он не доктор, – пояснила Катя перед очередным подъемом.
Я дождалась ее наверху и потребовала пояснений.
– Он водитель на скорой, – ответила Катя, помахав компании сноубордистов. – Только это секрет.
– От кого?
– От его дамы. Она думает, что Иванов нейрохирург. Ой, извините, у меня ученики по записи, – теперь Катя помахала семейству наших бывших соседей сверху.
Люська тоже пришла на склон. Такая вся томная и загадочная.
– Я пригласила Александра к нам на чай. Ты не против?
– Конечно, нет. Я так хочу спать, что сегодня мне даже семья со второго этажа не помешает.
Люська задумалась.
– Я тоже жутко хочу спать, но не отменять же приглашение. Человек может обидеться. Заварим кофе покрепче и немного поболтаем. Может, чего интересного расскажет.
– Например?
– Например, что Катя искала в трансформаторной будке и в провалившейся могиле?
– Если ты спросишь про Катю, он перекрестится пяткой и убежит. Беседуйте на нейтральные темы. Кстати, ты думаешь, что из той берлоги вылезла Катя?
– Думаю, больше некому. Во-первых, это не берлога. Медведь бы не стал укладываться спать возле церкви, куда вся деревня ходит поговорить по телефону. Это просто старая провалившаяся могила. Но и упырь среди бела дня оттуда вылезти не мог. На колокольню мы в этот раз поднялись быстро. Если бы кто-то шел от церкви сюда или в ту, другую деревню, мы бы его увидели. А никого точно не было. В церковь никто кроме Кати не заходил, мы бы услышали. Остается она. Спрашивается, что этот Апельсин искал в могиле?
– Ну, она же историк. Может какие-нибудь артефакты? – предположила я.
– А в трансформаторной будке? Может спросим ее еще раз?
– Бесполезно. Девочка умеет уходить от ответов.
– Чего-то плечо ноет. Пойти, что ли, доктора проведать? – лениво протянула Люська.
– Не стоит. Он нейрохирург, – предупредила я.
– Что, нейрохирург не может плечо посмотреть? – Люська решительно направилась к коттеджу.
Я не стала ее отговаривать. Пускай заезжий кобель выкручивается, как хочет. Назвался нейрохирургом, действуй, пока не разоблачили!
Против ожидания Люська вернулась через полчаса довольная с тюбиком крема и двумя таблетками.
– Вот, мазь втирать два раза в сутки, таблетку на ночь! – гордо провозгласила она. – Я на двоих взяла. Мы же вместе пострадали!
Я отказалась. Сказала, что ничего не болит. Не настолько мне плохо, чтобы лечиться по назначениям шофера. Даже если он работает водителем на «Скорой».
Александр подошел после завершения катания с бутылкой вина и шоколадкой. Люська не стала его спрашивать про Катю. Она пытала его вопросами про церковь. Почему-то ей казалось, что в церкви должен быть подземный ход. Но Александр сказал, что не в курсе. Удивительно нелюбопытная личность. О себе он сообщил, что перебрался в Туманов с Мурманской области. Ему тогда было восемнадцать. Точнее, перебрались родители. Сам же Александр серьезно занимался горными лыжами и постоянно мотался по сборам, соревнованиям, отслужил в армии, отучился в физкультурном. Два года назад приехал ухаживать за престарелыми родителями, но отец и мать ушли один за другим. Теперь он, чтобы не торчать в пустой тумановской квартире, практически постоянно проживает на лыжной базе. Раз в месяц наезжает в город заплатить за квартиру, полить кактусы, поругаться с соседями из-за отказа оплачивать вывоз мусора, домофон и общедомовое освещение, закупить кое-что из продуктов и предметов первой необходимости.
– Прачечная здесь есть, вещи стирают, в кафе кормят прилично. Скучать особенно некогда. Одна Катька чего стоит!
– Не страшно? – поинтересовалась я. – Сторож говорил, волки ходят и медведи?
– А сторож на что? – ответил Александр. – Я в лесу гулять не любитель. А зверье на территорию не заходит. Здесь дымом пахнет и псиной. Палыч с Васькой тут круглый год живут. Палычу вообще ехать некуда.
– Он из деревни?
– Нет, он вообще бомж, неизвестно откуда. Хозяйка его привезла, говорит из самой Москвы. Квартиру у него там жулики отобрали, гол, как сокол остался. Она его сюда пристроила. А что? Пить он не пьет, здоровье не позволяет, на воровство и безобразия всякие ума не хватает. Идеальный работник. Даже не знаю, платит она ему зарплату, или так, за харчи и одежду работает. Но на хозяйку молится. А что у него есть? Хозяйка и Васька. У меня, правду сказать, и этого нет.
– А что у вас за хозяйка? – мне стало интересно, даже сон пропал.
– Стелла? Увидите. Она каждые выходные приезжает. Здешняя, тумановская. Все детство у бабушки в Высоком прожила, пока родители где-то работали. Тогда, говорит, ребятни много было, все время на этой горке проводили. В то время тут была лыжная база детской спортивной школы. Стелла тоже занималась, делала успехи. А потом родители ее в столицу забрали. Так спортивная карьера у девочки и закончилась. А несколько лет назад она это место выкупила и горнолыжку открыла. Одноэтажная гостиница и кухня еще от спортивной школы остались. Прочее сейчас отстроила. Деловая женщина.
– Послушайте, а как думаете, что Катя могла искать в могиле? – Люська все-таки не утерпела.
– Катя? Где? – Александр поперхнулся кофе. – Не поминайте вы ее к ночи! У меня с ней аллергия на апельсины открылась. Ненавижу цитрусы!
Гость собрался откланяться. Я постучала по лбу и пошла спать. Пускай Люська сама разбирается. Я сегодня тоже от Кати пострадала. Плечо, вон, разнылось. Не надо было от мази отказываться. Не солидол же нейрохируг-самозванец ей выдал, в самом деле.
О проекте
О подписке