Вторник

Утро встретило тишиной. Это была полнейшая, абсолютная тишина. Снегу за ночь намело, чуть не по окна. Спасибо Палычу, дорожка к поляне была расчищена.

– Света нет, – Люська щелкнула выключателем в санузле.

– Нет, – подтвердила я безуспешно попытавшись включить чайник.

Воды тоже не было. Хорошо, что уже почти рассвело. Мы оделись и вышли на улицу. На склоне работал ратрак⁶. Над кухней курился дымок. Больше никакого движения видно не было. Девственный снег укрывал пышными шапками все, что можно было укрыть: и крыши, и скамейки, горки и домики на детской площадке, качели, столбики ограждений, ель на поляне, деревья в лесу. Дверь проката была открыта, но за стойкой и среди стеллажей со снаряжением никого не было. В одноэтажной гостинице похоже, еще спали. Троица сноубордистов с вечера таскала от машины позвякивающие стеклом пакеты. Этим просыпаться еще рано. Приоткрылась дверь одного из коттеджей и на крыльцо вышла старушка в унтах и меховой жилетке. Седые волосы были заплетены в две тонкие косички и уложены «корзиночкой». Мы еще вчера обратили внимание на эту пожилую пару. Они приехали вскоре после нас и сразу пошли на склон. Катались оба здорово, а вот ходили с трудом. Даже на крылечко кафе взбирались, покряхтывая и поддерживая друг друга.

– Доброе утро! – поздоровалась она. – У нас ни света, ни воды нет. Вы не в курсе, что-то случилось?

– Нет, пытаемся найти кого-нибудь, – ответила я. – Доброе утро!

– Если узнаете, дорогие дамы, будьте так добры, проинформировать нас, – на крыльцо вышел благообразный дедок в таких же унтах и меховой жилетке, как у жены. – Эх, старость не радость!

– Какая старость! – бабуля толкнула его локтем. – Бессовестный! Ты на полгода младше меня! Тебе еще рано жаловаться!

– Как мило! – шмыгнула носом Люська. – Интересно, второй коттедж занят? Может попросимся в него? Раиска, еще одну такую ночь я не переживу.

– Я тоже сюда отдыхать приехала! Давай попросимся.

Насколько мы смогли заметить с вечера, кроме нас, пожилой парочки, троицы сноубордистов и семьи с детьми других проживающих на территории базы не было.

– Смотри! Собака! – вдруг взвизгнула Люська. – За ней! Барсик! Барсик! Где хозяин?

– Его зовут Васька, – поправила я.

– Какая разница?

В самом деле, пес, увидев нас радостно помахал хвостом, как будто пригласил следовать за ним. Мы последовали. Васька уверенно бежал к склону. Там внизу, у входа на подъемник толпился народ. Толпа состояла из пяти человек. Мы поспешили присоединиться. Спустились по самому краю склона, увязая по колено в снегу. На снегу лежала Катя-Апельсин, над ней стояли Александр и сторож Палыч. Еще два мужика в толстых резиновых перчатках копались в распределительном шкафу возле конечной станции подъемника.

– Что случилось?

– Она жива?

– Жива! Это вы виноваты! – Александр ткнул пальцем по очереди в меня и в Люську.

– Мы? – опешила я.

– С чего бы? – возмутилась Люська.

– Я вам вчера сказал, что она безопасна. Сглазили!

– Вот еще! Вы сказали, вы и сглазили! А что случилось?

– В распределительный шкаф залезла.

– Зачем?

– Вот и мы хотим знать, зачем? Катя! Ты зачем полезла в распределительный шкаф?

Катя лежала молча, но глазами моргала.

– Здорово ее током ударило? – обеспокоилась я.

– Наверное, в больницу надо? – подхватила Люська.

– Надо бы, в психиатрическую. Но связи нет, и дороги замело, «Скорая» до деревни не доберется. И психушку в районе, как на грех, сократили. А в нормальную больницу Катю нельзя, нормальная больница против Кати не устоит. Вообще могло быть хуже. Но Катька у нас умная, она резиновые галоши надела и перчатки. Молодец. Один вопрос, Катя, зачем? Ты в темноте табличку «Не влезай! Убьет!» не заметила?

Катя молчала.

– Поэтому света нет?

– Естественно, без электричества света нет.

– А воды почему нет?

– Так воду тоже электричество качает. Мужики! Как там у вас? – Александр обернулся к ковырявшимся в шкафу.

– Спокуха, начальник. Щас наладим, – один из специалистов отвернулся от переплетений проводов и помахал нам рукой.

– Покараульте ее, – обратился к нам Александр. – Я за санями. Еще простудится тут, на снегу лежавши.

Он побрел по склону. Следом крупными прыжками понесся Васька. Палыч тоже пошел наверх.

– Катя, ты как?

– Ты нас слышишь? – принялись мы тормошить пострадавшую.

Она кивнула.

– Тебе не холодно?

Катя отрицательно помотала головой.

– Болит где-нибудь?

Опять помотала головой.

Спрашивать о том, зачем, почему и как она это сделала, мы не стали. Ясно было, что ответа не дождемся. Сверху, с громким треском, в облаке зловонного дыма спустился снегоход. За рулем сидел, конечно, Александр, а у него из-за спины выглядывал незнакомый молодой человек. Сзади к саням были прицеплены волокуши.

– Повезло тебе, Катерина. Доктор приехал.

Катя шире распахнула глаза и уставилась на доктора. Тот был в дутом камуфляжном костюме и без медицинского чемоданчика.

– Как чувствуем? Что беспокоит? – он пощупал пульс, поводил пальцем у Кати перед носом, по очереди поднял руки и ноги, осмотрел ладони. – Будет жить, грузите.

И сам же отправился выполнять свое распоряжение. Они с Александром подтащили волокуши, переложили на них Катю, сверху водрузили сноуборд, зафиксировали ремнями и покатили вверх по склону. Мы тоже пошли следом. Благо, за санями идти было легче, чем по целине.

– Она точно чокнутая, – сказала Люська, когда ближе к середине подъема мы остановились передохнуть.

– Точно, – согласилась я. – Может, и правильно, что ее из школы уволили.

– Видимо, завуч была права.

– А может, она хотела с собой покончить?

– Тогда зачем галоши с перчатками надела?

– Чокнутая, что с нее взять.

И мы потащились наверх.

Александра мы застали на рабочем месте.

– Как она? Может, чем помочь?

Александр поморщился.

– Нормально, поспит и будет, как новая. С ней сейчас Иванов занимается.

– А врач откуда взялся?

– Вчера вечером приехал. Повезло. Он всего-то пару раз за сезон здесь бывает.

– Да, повезло. Иванов, говорите?

– Иван Иваныч.

– Так бывает?

– Не знаю, – пожал плечами Александр.

– А он по какой специальности врач? – не унималась Люська.

– Понятия не имею, – Александр опять пожал плечами. – Он здесь инкогнито.

– Иван Иваныч Иванов – это псевдоним?

– Не наше дело. И не ваше, – Александр выразительно глянул на Люську.

– Откуда знаете, что он врач?

Люська опытный кадровик, и отделаться от нее не просто, практически невозможно. Видимо, Александр это понял.

– Ничего я не знаю. Прошлый раз мужчине на склоне стало плохо с сердцем, так он помощь оказывал. Лекарства у него какие-то нашлись, скорую сам вызывал. Скорая ехать не хотела, он что-то на их языке объяснял, ругался.

– А как он скорую вызывал? Здесь же связи нет.

– Мы того сердечника в деревню отвезли. Туда и вызывали. В деревне есть места, где телефон ловит. На чердаках, в основном.

– Он с женой? Она тоже врач?

– Люсь, – я дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.

– Ах, да, – моментально переключилась Люська. – А чего ваша Катя хотела с собой покончить?

– С собой покончить? С чего бы? – Александр так удивился, что даже перестал пожимать плечами.

– Обычно девушки пытаются покончить с собой из-за несчастной любви, – пояснила я.

– Несчастной любви? – еще больше удивился Александр. – Несчастная любовь – это не про Катьку.

– Почему? Чем она хуже других? Девушки влюбляются.

– Катя-Апельсин в любви счастлива. Еще вчера вечером все было нормально.

– А потом?

– А потом связи не было.

– А при чем тут связь? – я глянула на Люську.

Ей тоже было не понятно, при чем тут связь.

– Жених у Кати есть. Тоже здесь работает, в прокате по выходным, иногда инструктором на склоне подрабатывает. Все у них хорошо. Ждет не дождется, когда она из своего музея уволится и они вдвоем уедут куда-нибудь на Кавказ, где горы покруче. Вчера вечером привет от него передавала. Вот, – Александр достал из-под прилавка бутылку коньяка и водрузил ее на стойку.

– Что это? – не поняла я.

– Привет.

– Александр, вы говорите загадками, – проворковала Люська.

– У нас сухой закон, – Александр убрал бутылку обратно. – Спиртное доставляется контрабандой с большой земли.

– Серьезно? – Люська забыла ворковать и вытаращила глаза.

– Нет, конечно. Что за детский сад? Просто в деревне магазина нет. А в город я не езжу.

– А закуску она не передала?

– Зачем? – Александр уже откровенно наслаждался разговором.

– Вы не закусываете? – Люськины глаза округлялись все больше.

– Люсь, – я опять дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.

– Точно! Можно нам номер поменять?

– Очень шумно, – пояснила я.

– Соседи безобразничают?

– Нет, нельзя сказать, что безобразничают. Но такое впечатление, будто у них в полу микрофоны.

– Можно нам в одноэтажную гостиницу, чтобы никто по голове не ходил?

– Можно, но, думаю, вам это не подойдет.

– Почему это?

– Гостиница эконом-класса, – пояснил Александр. – Удобства в коридоре, кухня и гостиная с телевизором тоже общие. Стены, правда нормальные. Но на всю неделю заселилась компания с тремя ящиками водки и цистерной пива.

– Да, это не вариант, – согласилась я. – А как насчет коттеджа?

– Все заняты. В одном – пенсионеры, во втором – Ивановы, в третьем – сибиряки.

– Что ж так не везет-то? – чуть не плакала Люська. – Днем, что ли спать придется? Так днем еще хуже, они вообще в лыжных ботинках будут по голове ходить.

– Знаете, что, – Александр заговорщицки оглянулся на дверь и склонился к прилавку.

Мы приблизились.

– Есть отдельный дом на компанию, – прошептал он.

– Мы согласны!

– Дом забронирован на три дня, – прошептал Александр.

– Тогда зачем вы нам это говорите? – прошептала я.

– Дорогу из города до деревни после ночного снегопада расчистят не скоро. Дорожные службы в районе слабоваты. Велика вероятность, что в ближайшие дни никто не приедет. Поживете пока. А если, кто явится, извинитесь и освободите помещение.

– Отличный вариант! – обрадовалась я. – На выходных ко мне приедет семья. На субботу забронируйте его для нас официально!

– К вам тоже семья приедет? – Александр повернулся к Люське.

– Нет, я женщина свободная, – томно вздохнула Людмила. – Это Раиска у нас образцовая жена и мать.

Радостно схватив ключи, мы побежали переселяться. По дороге заскочили к пенсионерам. Но их уже проинформировал доктор Иванов, или, как его там. Александр только очень просил по возможности не поднимать шума и, особенно, не извещать о переселении горничную. Это оказалось несложно. На кухне наконец приготовили завтрак, проживающие и обслуживающий персонал потянулись в кафе. Даже Васька занял пост у входа. Убедившись в том, что все наличное население проследовало на завтрак, мы подхватили вещи и припустили в противоположном направлении. Лыжи с собой брать не стали, воткнули в сугроб возле шале, пускай поживут здесь, поближе к склону. Домик был рассчитан человек на шесть-семь. В гостиной стоял диван, а еще имелось раскладное кресло-кровать, стол, коврики на полу и картинки на стенах, кухонный уголок с микроволновкой и холодильником. Кроме гостиной в домике были две спальни и раздельный санузел. Свет дали. Водопровод заработал. Шикарно!

В кафе кроме тех, кого мы уже видели, присутствовала еще одна пара средних лет или чуть постарше. Все, не торопясь, наслаждались завтраком. И обсуждали перспективы дневного катания. Оказывается, из-за аварии на подстанции, так громко называли распределительный шкаф, что-то случилось с подъемником на основном склоне, и он пока работать не будет. Предлагалось покататься на тюбингах или пройти на учебный склон.

Мы решили прогуляться к церкви. Церковь стояла на небольшой возвышенности дальше по склону, после тюбинговой горки. Дорожку к ней никто не чистил, но она проходила под высокими и густыми елями, так что снега там намело меньше, чем на открытых местах. К тому же перед нами кто-то прошел в ту сторону, и под елками тянулась цепочка глубоких следов. Идти было метров сто, не больше, но мы здорово взмокли, пока добрались. С заметенного крыльца спускалась пара раннего пенсионного возраста, которую мы приметили за завтраком.

– Как там? – поинтересовалась я, отдышавшись.

– Прекрасно! – отозвалась женщина. Она разрумянилась, на щеках от улыбки появились ямочки, глаза сияли. – В этом году, наконец, окна застеклили и дверь поставили. По большим праздникам батюшка приезжает, служит.

– Вы здесь не первый раз?

– Почти каждый год бываем. Печально, конечно, – при этих словах никакой печали у нее в глазах не появилось. – Такая красота разрушается, но окна и двери временно помогут. Мы всегда жертвуем на восстановление храма.

Я подняла глаза и внимательнее осмотрела строение. Не знаю, сколько надо пожертвовать, чтобы его восстановить. Общий вид был удручающим.

– Обратите внимание на росписи. Это работы учеников Пилюгина. Они здесь практиковались. Некоторые картины, несмотря ни на что, прекрасно сохранились.

– На красках, видать, не экономили, – вступил в разговор мужчина.

– Миша! – воскликнула женщина.

– А что, Маша, – невозмутимо продолжил мужчина. – Всем известно, если экономить на материалах, качественного продукта не получишь. Миша, – представился мужчина.

– Людмила, можно Люся.

– Раиса, можно Рая.

– А я – Маша, – представилась улыбчивая женщина.

– Девочки, Люся, Рая, – мужчина распахнул перед нами дверь, – Настенные росписи – это прекрасно, но церковь примечательна не только этим. Если подниметесь на колокольню, что конечно же запрещено, оттуда можно позвонить.

– Вот спасибо! – обрадовались мы и поспешили войти.

Разруха внутри была еще хуже, чем снаружи. Полы отсутствовали. Узкий настил из досок вел от входа к столику с иконами, свечками и картонной коробкой с мелочью. Этим внутренне убранство и ограничивалось. До высоты вытянутой руки стены густо покрывали обычные надписи. Но выше! Не то, что бы росписи прекрасно сохранились. Чудо, что уцелело хоть что-то. Эти уцелевшие среди разрухи фрагменты были великолепны! От сцен священного писания под куполом глаз было не отвести. Конечно, краски выцвели. Росписи сохранились не более, чем на четверть. Но то, что наблюдалось, могло достойно украсить собор в крупном городе. Художник Пилюгин, уроженец этих мест, творил в начале прошлого века. После окончания академии он вернулся в родные места и, пользуясь покровительством местного фабриканта и мецената, открыл школу для одаренной молодежи. Меценат предоставил в распоряжение Пилюгина и его учеников свое загородное имение. О том, что его ученики в свободное время расписывали храмы по всей округе, я не знала. Под впечатлением от увиденного мы поставили свечки и прошли на колокольню.

Дверь на колокольню находилась справа от входа и была закрыта на амбарный замок, но Миша объяснил, под каким камнем взять ключ. Кирпичи на узкой лестнице крошились, подниматься надо было, держась за стены. На одной из уцелевших нижних ступеней я пристроила замок, а дверь заложила изнутри на засов. Ведь, если есть засов, значит, на него надо закрыть. Разве нет? Люська согласилась, что, если есть, значит надо. Может, для того чтобы не столкнуться на узких ступеньках с теми, кто будет двигаться навстречу. Последний пролет представлял собой приставную деревянную лестницу.