Меня все-таки мучил вопрос, о том, кто должен за мной следить. Еле дождавшись, пока уйдут Ивановы, я обратилась к Люське.

– Ставлю на Палыча, – не задумываясь ответила она. – Неизвестно, кто, неизвестно, откуда. Вполне возможно, что в розыске. Хотя он и не производит впечатления человека, который будет читать анкету. Не похоже, что он вообще что-нибудь читает.

– А голос? Мы разговаривали с Палычем, он совсем не так говорит. Тот, в церкви, говорил так, словно у него прищепка на носу.

– Это, как раз, не показатель. Он мог простудиться. Там были собачьи следы?

– Там было темно. И, кстати, не забывай про Александра. Он тоже мог простудиться. И еще он читать умеет.

– Ты права, – Люська была серьезна. – Доедай и пошли!

– Куда? Я хочу насладиться варениками.

– Наслаждайся быстрее! – Люська уже проглотила свою порцию. – Идем! Надо узнать, как здоровье Александра.

– Иди, я догоню.

– Раиска, я не могу оставить тебя одну! – Люська опять уселась за стол рядом со мной и кивнула на компанию сноубордистов. – О них мы вообще ничего не знаем.

– Они уже сами себя не помнят, где им за мной следить!

– Они могут шифроваться. Притворяются, что не просыхают, а сами следят в шесть глаз!

– Видела я их зенки залитые. Если притворяются, они гениальные актеры!

– И модели! – хихикнула Люська.

– И блогеры!

Все-таки глинтвейн ударяет в голову.

– Раиска, в церкви была еще женщина! Как думаешь, кто она?

– Вот тут может быть кто угодно, кроме Кати. О Кате они говорили в третьем лице.

– И на старушку не похоже. Голос достаточно молодой.

– Не скажи, там такая акустика, может искажать тембр.

Александр скучал за своей стойкой и выглядел абсолютно здоровым. Конечно, мы пригласили его вечером на чай. А пока пошли прогуляться. Ветра не было. Снежные хлопья падали в тишине почти вертикально. Палыч с лопатой трудился на парковке. Васька сайгачил по рыхлому снегу.

– Какой снегопад! – пропела Люська. – А зачем вы чистите, все равно к утру заметет?

– Сейчас почищу, утром меньше будет, – голос у Палыча был хриплый. – И Ваське надо побегать.

– Днем не набегался? – удивилась я.

– Днем я его больше дома держу, чтоб отдыхающих не пугал.

– Его кто-то боится? – пес с разбегу прыгнул мне на грудь и попытался лизнуть в лицо, отбежал, проделал тоже самое с Люськой.

– Сейчас нет, но бывает такие приедут, только собаку увидят и давай орать, чтоб намордник надели. Он тоже таких не любит, – Палыч оглушительно чихнул и утерся рукавом. – Правду говорю.

– Твоя спальня запирается? – поинтересовалась Люська, когда мы отошли от Палыча на безопасное расстояние.

– Нет.

– Тогда на ночь подопри чем-нибудь дверь.

Александр принес к чаю бутылку коньяка и пачку печенья. Мы достали кое-что из своих припасов и расселись за столом в гостиной.

– Александр, скажите, а вот те сведения, которые указывают в анкете, как-то используются? – меня весь вечер занимал этот вопрос.

– Все с вашего согласия. Вы же подписывали согласие? Если что-то хотите скрыть, можете не указывать, никто не заставляет.

– Мы согласны, – подхватила Люська. – Вопрос в том, зачем вам столько информации? Там и о профессии есть вопросы, и об увлечениях.

– Это к хозяйке. Она у нас креативит. Акции там ко дню рождения, тематические вечеринки по интересам, я не вникаю.

– А больше никто анкеты не читает?

– Нет, кому это надо? Лишняя работа забесплатно. Была охота чужие каракули разбирать.

– А где они хранятся?

– Куда положили, там и хранятся, в коробке.

– И каждый может прочитать?

– Зачем?

– Как вы узнали, к примеру, что Иванов – доктор?

– Я не узнавал. Он первый начал таблетки раздавать. Кстати Иванов не катается, и анкету для льготного ски-пасса не заполнял.

– Чего же он сюда ездит?

– Вы же взрослые женщины, неужели не понятно?

– Это как раз понятно, – сказала я.

– Не понятно, как он целую неделю может провести наедине с этой Заей?

– Да, ему нелегко, – фыркнул Александр. – Знаете, как он сегодня в Тоськину тетку вцепился! Всю жизнь ее выслушал, про всех родных до седьмого колена. Это он наследственность выяснял и историю заболевания. Коленки ощупывал, рассказывал, как примочки делать. Я аж заслушался.

– Вы присутствовали на приеме?

– Они в прокате расположились, там сегодня никого не было.

– А как же врачебная тайна?

– Какая тайна! Да тетя Мапа рада без памяти, что с ней кто-то о ее болячках говорит! Она еще специально в мою сторону разворачивалась, чтоб я тоже послушал.

– И Иванов не против был?

– Вы его Заю видели? Слышали? Так вот тетя Мапа по сравнению с ней – Ломоносов! У нее и жизненный опыт, и крестьянская мудрость и семь классов доброкачественного советского образования. Иванов наслаждался беседой.

– И осмотром?

– Что? Нет! Он ее не раздевал, так, присесть-встать заставил, послушал, как коленки скрипят. Они в основном разговаривали. Потом он на занятия по сноуборду записался. Позже, правда пришел, вычеркнулся.

– Зая к Кате приревновала?

Мы посмеялись.

– Точно! Записался на лыжи. Завтра буду два часа его учить, если Петя из города не приедет.

– Из города? Дороги же нет?

– Сегодня почистили. Но снегопад усиливается. Возможно, завтра нас опять отрежет от мира.

– А продукты на кухне не закончатся? – испугалась Люська.

– Не должны. Сегодня Стелла приезжала, подвезла там кое-чего. Не пропадем, не бойтесь.

Александр внезапно начал неудержимо чихать.

– Прошу прощения, дамы, вынужден откланяться, – он нацепил медицинскую маску и попятился к двери.

– Что с вами? – встрепенулась Люська. – Аллергия?

– Нет, извините. Просто насморк. Вчера к Катьке с трансформатором раздетый выскочил и вот, готово. Иванов хороших капель дал, но действие закончилось. Спокойной ночи!

– Александра не исключаем, – сказала я, когда за простуженным закрылась дверь.

– Мы перебрали всех и никого не смогли исключить. Слушай, а ты не думаешь, что есть связь между украденной из музея картиной и тем, что ты художник?

– Не думаю. Если бы я была связана с музейными кражами, я бы про это знала!

– Да, про три кражи ты бы знала, – согласилась Люська. – Ладно еще, если одна. Но про три ты не могла забыть!

– Люська, опомнись! Я бы и про одну не забыла! Во-вторых, то, что ты поленилась написать «дизайнер интерьеров», не сделало из меня живописца. А в-третьих, художник – это тот, кто рисует картины, а не тот, кто их ворует.

– Раиска, ты гений! «Художник» – это воровская кличка того, кто специализируется на краже картин из музея.

– Это точно не про меня.

– Тут кроме тебя полно кандидатов. До музея всего тридцать километров. Здесь у них штаб.

– Мысль неожиданная.

– А что? Хозяйка приезжает раз в неделю. У нее дел выше головы, кучу проблем надо решить. Доверенного лица у нее здесь нет. Кому поручить хозяйство? Безумная Катя-Апельсин, девочка-катастрофа? К ней самой надо соглядатая приставлять. Бомж, которому только лопату и можно доверить, да пофигист Александр. Вот и все постоянные сотрудники. Остальной персонал из деревни.

– Согласна. Работники они, судя по всему, хорошие, но умом не блещут.

– Александр, – начала было Люська.

Мысль была понятна, но я не дала ее закончить.

– Пока не делаем исключений ни для кого.

– Он, сказал, что не бывает в церкви.

– «Он сказал», – это не аргумент. Вы знакомы третий день. Он может наплести про себя все, что угодно. Проверить-то мы не можем.

– У меня глаз наметанный! – возмутилась Люська.

– Я знаю, какой ты опытный кадровик, и лично мне Александр тоже симпатичен. Но давай будем объективны. Пока мы можем исключить только Ваську, потому что его следов не было ни у меня под окнами, ни у церкви. А Палыча исключить не можем, потому что днем он Ваську не выпускает.

– А ты не думаешь, что это кто-то из постоянных гостей?

– Вот это вполне возможно. Иванова исключаем, про него те двое в церкви говорили, как и про Катю, в третьем лице.

– Миша и Маша! Здесь бывают регулярно и ведут себя странно.

– Зачем им понадобилось беседовать в церкви? У себя коттедже не могли поговорить?

– Вернулись, потому, что Маша забыла поставить свечку. Да еще дозвониться куда-то не могли. А о том, что в церкви такая особенная акустика, были не в курсе. Знали, что мы на колокольне, но нас не слышали. Думали, что и мы их не слышим.

– Да, Миша и Маша самая подозрительная парочка. Они приехали до снегопада. Тогда дорога еще была. Вполне могли провернуть дельце. Подготовились, ночью подломили музей, а утром как ни в чем не бывало вышли к завтраку. Интересно, кто-нибудь мог заметить, что они отлучались ночью?

– Вряд ли. По ночам сторож сидит у себя и собаку держит рядом, чтобы волки не съели.

– Но машину он мог услышать? Мог. Мог и сам метнуться в город, обтяпать дельце и вернуться обратно. Кто его ночью хватится?

– Так он бомж, у него ни машины, ни документов.

– Опять же, откуда мы это знаем? Со слов, а сказать можно, что угодно. Может у него и машина есть и права.

– Его машина не могла бы стоять здесь незамеченной.

– Или он на ночь позаимствовал чужую.

– Коттеджи стоят близко к стоянке. Миша и Маша наверняка услышали, если бы кто-то заимствовал их машину. Они не настолько молоды, чтобы спать без задних ног, и не настолько стары, чтобы ничего не слышать.

– Опять Миша и Маша! Все-таки они самые подозрительные!

– Самые подозрительные обычно оказываются самыми невинными. В детективах преступником оказывается тот, на кого никогда бы не подумал.

– Так, то в книжках, – протянула Люська. – А здесь самая подозрительная – Катя-Апельсин. Работает в музее, все условия для подготовки ограбления. Кража не первая, предыдущие прошли успешно. На деньги у нее определенные планы. Жених может быть сообщником. Мы его еще не видели. Но Катя ведет себя очень странно, если не сказать хуже.

– Я все думаю, а вдруг не Катя копошилась в той могиле? Может она все время, что мы пробыли в церкви, просто карабкалась по стене на колокольню. Интересно, сколько времени нужно, чтобы подняться на колокольню снаружи? Да и выглядела она недостаточно грязной для того, кто вылез из могилы.

– Пока наверх лезла, могла отряхнуться. Но ты права, там мог быть кто-то другой. Если Кати не было в могиле, значит она не такая уж сумасшедшая, как мы подумали.

– А трансформаторная будка?

– Подумаешь, будка. Девочка хотела с утра пораньше покататься в одиночестве. Попыталась запустить подъемник, но неудачно. Она же подготовилась, перчатки резиновые надела. Разве сумасшедшие надевают средства защиты?

– Еще как надевают! Про шлемы из фольги для защиты от излучений слышала?

– И то правда, Катя – это девочка-загадка. Зато с Ивановым понятно, он не по этому делу. Представитель благородной профессии! – Люська потерла плечо. – Как такой человек мог связаться с «Заей?»

– Мне кажется, он уже и сам не рад. Но куда деваться? Дороги завалило. Он обречен до конца недели. В следующий раз будет разборчивей. Перед тем, как бронировать отдых, какой-нибудь тест на интеллект проведет. Ты ничего не слышишь?

Мы притихли. За окном отчетливо хрустел снег под чьими-то тяжелыми шагами. Опять кто-то ходит под окнами! Ну, погодите! Я раздвинула занавески. Мимо окон промелькнула темная тень, потом еще одна. Потом в обратную сторону. Потом сразу две. Да что там такое? Мы с Люськой быстро сунули ноги в ботинки, накинули пуховики и выскочили на улицу. В густо падающих снежных хлопьях народ перемещался в направлении бани и обратно к центральной поляне. В сторону бани пробежал Иванов, за ним розовая Зая в меховых наушниках. Мы поспешили следом. У бани было полно народа. Толпу создавали три сноубордиста, Палыч и Васька, как обычно, носившийся кругами.

– Женщины пришли, ура, – нерадостно сказал кто-то из сноубордистов. Они расступились, пропуская нас внутрь.

Из предбанника выскочил Иванов, его толкала в спину кашляющая Зая. Мы тоже закашлялись. Один из сноубордистов нес на руках тело, завернутое в полотенце до самых глаз. Только оранжевая шевелюра торчала.

– Катя! Живая? – мы бросились к ней.

– Угорела, – следом за нами подошел Александр с волокушами. Давайте ребята, перекладывайте ее на санки.

Катя что-то бормотала. В предбаннике была ее одежда, но одеться возможности не было. Помещение еще не проветрилось. Сноубордист, который сам-то еле стоял на ногах, уложил Катю на сани, мы покидали сверху все, что нашли в предбаннике, отогнали Ваську, который упорно пытался лизнуть Катю в нос, и процессия, кашляя и отплевываясь, двинулась прочь.

– Ребята! Александр! Давайте занесем Катю к нам, пока в себя придет, а мы присмотрим. Что ей одной в своей комнате лежать? – предложила я.

– Тем более, доктора к телу, скорее всего, не допустят, – пробубнила Люська мне на ухо и побежала в дом за одеялом.

Завернутая в одеяло Катя попыталась самостоятельно войти в дом, но ноги ее не держали. Иванов под испепеляющим взглядом своей Заи ловко подхватил пострадавшую и донес до дивана.

– Сделайте ей кофе, – сказал он на прощанье.

Люська поблагодарила за совет и закрыла дверь.

Пришел Александр, принес апельсины и термос с кофе.

– Вот, ребята из гостиницы витамины передали, а я кофе сварил. У вас, наверное, только химия растворимая, – сказал он и посмотрел на Катю почти с нежностью. Во всяком случае, беззлобно.

– Изыди, инфекция, – так же беззлобно сказала Люська.

– Я нос промыл и капли закапал.

– Девушка неодета.

– Я не смотрю, и чего я там не видел.

Катя молчала. Она полулежала на диване, завернутая в одеяло до подбородка. Разговорами мы ее не донимали, пускай придет в себя. Я налила кофе. Александр с Люськой почистили апельсины. На улице было тихо. Под окнами никто больше не ходил. Тропинку к бане засыпали снежные хлопья. Идиллия. В комнате было темновато. Вот бы еще свечи зажечь! Свечей у нас не было.

– Внесем предложение хозяйке, что бы номера обеспечивали свечами, для романтики.

– Внесите, – пожал плечами Александр, – но открытый огонь не разрешат из-за пожароопасности.

– Свечи, значит, не разрешат, а баню с неисправной печкой топить можно! Как это называется? – Люська была возмущена.

– Баню топит специально обученный человек. Ему можно, – отвечал Александр.

– Обученный? Кто это?

– Палыч, кто же еще?

– А как вы это объясните? – Люська кивнула на Катю.

– А вот это я хочу, чтобы Катя объяснила, если может, конечно, что-то сказать, – и Алексанр выжидающе уставился на Катю.

Та хотела что-то сказать, но только закашлялась и осторожно отхлебнула кофе.

– Подождем, – сказал Александр и разлил коньяк.

Катя тоже протянула чашку.

– Коньяк только для взрослых, – Александр локтем отодвинул ее руку. – Тебе доктор кофе прописал, вот его и пей. А мне из-за тебя скоро на одни лекарства работать придется. Капли от насморка – раз, мазь от радикулита – два, коньяк от нервов – три.

Катя выпила кофе и, как ни странно, задремала. Александр опять начал чихать. Я вспомнила, что взяла с собой баночку малинового варенья, вручила ее Александру перед уходом. Мы с Люськой начали готовиться ко сну. Катя зашевелилась под своим одеялом. Она открыла глаза и протянула руку за вещами.

– Я, пожалуй, пойду, – тихонько сказала она.

– Куда ты собралась? Тебя сейчас крупной снежиной придавит. Сегодня ночуешь здесь. Хочешь еще кофе? Печенья? Апельсин?