Поднимаемся по небольшим улочкам за зданием Королевского театра (Teatro Real). Здесь среди узких проходов улицы Кампоманес (Calle de Campomanes) и улицы Бола (Calle de la Bola) укрылись игровые клубы, казино, стриптиз-бары. Испанские девушки провожают туристов взглядами, за полсекунды оценивая их заинтересованность в развлечениях. Из проулков выходим на площадь. Народу становится больше, шум расползается с невероятной быстротой, ежеминутно усиливаясь, как будто только и ожидал заката солнца. Он поглощает людей, и теперь уже нельзя различить отдельных лиц; эта масса окутывает нас и уносит по ярким улицам. В районе Эдифисио Каррион (Edificio Carrion) около улицы Хардинес (Calle Jardines) нас выхватывает настойчивый мексиканец, предлагая поесть, и мы ныряем в ресторан. Испанскую речь сменяет английский язык. Голодные туристы теснятся у стойки раздачи, набирая пасту, салаты, паэлью и стейки. Я заказываю кувшин сангрии, и мы присоединяемся к остальным выбирающим ужин. Через два часа мы уже возвращаемся в пансион и ложимся спать.

Утро. Обманчивый сумрак в комнате не даёт понять, сколько сейчас времени на самом деле. Полина уже не спит. На часах семь минут десятого – самое время отправляться в город. Улицы почти пусты, магазины закрыты. Город только начинает открывать глаза после ночного праздника. Через два квартала в направлении королевского дворца находим открытое кафе с необычным названием «100 montaditos», предлагающее на выбор сотню видов тапас, и располагаемся там для завтрака. Бокал холодного «Mahou» с салатом цезарь и круассаном, как будто сотканным из нежного теста, позволяют притупить чувство голода. За завтраком от нечего делать замечаю любопытный пункт в меню. Кафе предлагает разные виды комплектов еды, и один из них – 100 бокалов пива и все 100 видов тапас этого заведения за какие-то жалкие 100 евро. Я представил, как герой фильма «Трасса 60» с наслаждением упивается столь щедрым подарком судьбы, несомненно, шокируя обывателей, а официантка, уже мокрая от пота, только и успевает опускать в тостер новые порции хлеба, одновременно заполняя поджаренные начинкой и молясь при этом Богу, чтобы хватило продуктов.

Кафе, до этого пустовавшее, стало наполняться людьми. Проголодавшийся за ночь город просыпался и желал завтракать. В Мадриде рестораны теснятся один к другому, иногда перекрывая столиками улицы и площади, но каждый из них находит своего клиента. Горожане привыкли жить открыто (и еда не исключение) – они не прячутся в бетонных коробках, занимая душные кухни, не набивают холодильники на неделю едой. Эти люди выходят на улицы, садятся в уютных открытых кафе, вдыхают утренний воздух, пьют ароматный кофе и наблюдают за пробуждающимся городом. Они не скупы и с удовольствием делятся своим настроением и образом жизни с приезжими. Это столица, но она не суетна, не нервна. Кажется, каждый камень здесь знает, что ему делать, и понимает, что в этом мире невозможно куда-либо опоздать.

Пройдя по улице Алькала (Calle Alcala) в районе Банка Испании (Banco de España), мы оказались на Пласа Сибелес (Plaza de Cibeles) около бывшего Дворца Связи, а ныне Дворца Сибелес (Palacio de Sibeles), который поражает своим величием. Он стоит гордо, возвышаясь над площадью. В нём нет надменности, как в сталинских высотках, – он приветливо улыбается каждому путнику, устремившемуся на площадь с Виа Гранде (Via Grande) или Пасео де Риколетос (Passeo de Ricoletos). Здание было возведено по замыслу двух архитекторов, Антонио Паласио и Жакуина Отаменди, за сравнительно небольшое время, став, несомненно, украшением Мадрида. Сейчас в нём музей и великолепная обзорная площадка, которая, по загадочному стечению обстоятельств, именно в день нашего визита была открыта для свободного посещения.

В нескольких кварталах за Дворцом Связи расположился один из самых крупных и при этом самый известный парк Мадрида – Ретиро (Parque del Buen Retiro). Фонтаны, террасы, пруды, монументы окаймляют островки деревьев и лужайки с травой. Растительность, созданная как будто из папье-маше, не выглядит настоящей. Здесь всё слишком чисто и ровно. Природа побеждена человеком, каждое дерево стало памятником: если в них и теплится жизнь, то где-то очень глубоко. Здесь природа – инструмент, а не предмет изучения, она не творит, а созерцает, так как основоположник всего теперь человек. По разглаженной аллее из брусчатки выходим к пруду, где на берегу в солнечных лучах стоит монумент Альфонсо XII. Проходим вдоль берега мимо Дворца Веласкеса (Palacio de Velazques), и в ярком освещении появляется Хрустальный дворец (Palacio de Cristal). Ажурное стекло, керамический орнамент, будто у здания нет стен и каркаса – оно вышито из света, пластина за пластиной скомпоновано в узор и неведомой силой единой глыбой вырвано из недр земли.

Лиственные и хвойные деревья сменяют друг друга, розариум остаётся позади, парк сходит на нет, а мы сворачиваем вправо к холму с королевской обсерваторией. Несмотря на дневной час, в парке много людей, предпочитающих душным офисам открытое пространство. Они занимаются на тренажёрах, бегают, устраивают велопрогулки. Эти люди знают себе цену и, подобно жителям Манхеттена, предающимся спорту в лоне Центрального парка, используют Ретиро для поддержания здорового образа жизни. Парк остаётся позади, а взору открывается вид на безбрежные железнодорожные терминалы вокзала Аточа (Atocha). Самым любопытным зданием является старый терминал красного камня. Свою функцию он давно утратил, переродившись в нечто совсем неожиданное для подобного рода сооружений. В здании разместился зал отдыха с тропическим парком растений, озером с множеством рыб и огромной колонией черепах, которые, выползая из водоёма на камни, сидят друг на друге из-за нехватки места. В зале ожидания нет привычной столичной суеты, люди общаются тихо, и слышно только, как срабатывают увлажнители воздуха, поддерживая нужный микроклимат на огромном пространстве бывшего вокзала.

До закрытия музеев у нас есть три с небольшим часа. Время решено поделить между музеем Тиссен-Борнемисса (Museo Thyssen-Bornemisza) и музеем Прадо (Museo Nacional del Prado). На первый – час, на второй – оставшееся время. Музей Тиссена-Борнемисса основан на выкупленной частной семейной коллекции, собранной двумя поколениями. Здесь фламандская живопись соседствует с немецкой, а итальянская – с нидерландской. Полотна Тициана, эль Греко, Караваджо, Тинторетто безмолвно смотрят на посетителей. Перед глазами возникают теперь уже несуществующие лица давно умерших людей, изменившиеся за столетия пейзажи, панорамы городов, ставших историей. Каждая картина, как дыхание прошлого, подобна взгляду на Млечный путь. И как в небе мы видим звёзды, существовавшие миллионы лет назад, так в этих полотнах – события прошедших веков. Они немые, но им есть, что рассказать, в них нет жизни, но они не бездушны, и каждое из них вызывает эмоции.

Тишину картинной галереи для нас сменяет шум Пасео Прадо (Paseo del Prado) – и мы идём в одноимённый музей. Последние два часа каждого дня музей Прадо привлекает особенно много желающих приобщиться к высокому искусству. И вызвано это не окончанием рабочего дня или спадом жары, а достойной восхищения щедростью испанского правительства. Оно позволяет посетить музей на безвозмездной основе, независимо от гражданства и вероисповедания. И это практикуется ещё в ряде музеев – как в городской черте, так и за пределами Мадрида – что позволяет даже тем, кто не имеет возможности потратить десяток-другой евро, получить свою частичку духовной пищи. Очередь из желающих вытягивается длинной цепочкой, огибая угол здания, и продолжается вдоль стены, теряясь среди деревьев. Но поток движется на удивление быстро и, несмотря на огромные размеры, доносит нас до главного кассового входа за двадцать минут. Мы получаем на руки билеты и сворачиваем за угол, где вместо ожидаемого чёрного входа оказывается основной.

Музей, подобно нашей Третьяковской галерее и Эрмитажу, обладает колоссальной коллекцией шедевров мирового значения, но, имея ограниченные площади, не может показать и десятой доли своих реликвий. Поэтому в залах находятся только бесспорные жемчужины испанской, фламандской, итальянской и голландской живописи. Веласкес, Рубенс, Рембрандт, Гойя, Дюрер, Босх, Рафаэль – разве возможно перечислить весь пантеон художников, наградивший нас полотнами, выставленными здесь? Среди шедевров неизгладимое впечатление производят сюрреалистические работы Босха, в том числе «Сад земных наслаждений», и демонические творения Гойя, такие как «Сатурн, пожирающий своего сына». Непонятно, каким чудом во времена безраздельно властвующей инквизиции, за любое инакомыслие отправляющей на костёр, Босх мог в своих работах открыто показывать своё представление о рае и аде, о страшном суде и смертных грехах. И что должно было перевернуться в душе Гойи, чтобы от исполнения работ в академической манере он перешёл к творениям, при взгляде на которые кажется, что созданные персонажи вытягивают из тебя душу? Время пролетело незаметно, и, покинув музей, мы с удивлением обнаружили, что солнце уже скрылось за горизонтом и день подошёл к концу.

Утром привычная чашка кофе с круассаном и бокал холодного пива согнали дремоту и подготовили нас к новой встрече с очередным обитателем Мадрида. Ни площади, ни триумфальные арки, ни парки и ни вокзалы не смогут по праву обладать званием самого главного творения Мадрида. Им, конечно же, является Королевский дворец. Резиденция многих поколений правителей когда-то могущественной империи. Дворец, стоящий на холме и занимающий несколько десятков тысяч метров, должен был с самого начала давать понять, что Мадрид не провинциальный город, а столица государства, управляющего не только своими землями, но и обширными территориями в Латинской Америке. Сейчас он не является резиденцией монархов, но с приездом председателя правительства над дворцом гордо взмывает флаг Испании. Сотни залов с разнообразными, иногда причудливыми функциями, роскошь меблировки, инкрустации и богатая лепнина не уступают Версальскому и Екатерининскому дворцам. И дух того времени до сих пор не покинул эти стены. Дворец окружён парками, аллеями с фонтанами и скульптурными композициями в классических европейских традициях. Глядя вокруг, представляешь, как испанский двор прогуливался по тенистым скверам, как иностранных послов, ослеплённых роскошью, принимали в тронном зале, какие балы давал сам король.

Мы выходим из дворца и садимся напротив, на ступенях собора. Полина достаёт из рюкзака упаковку хамона и багет ароматного хлеба, я – бутылку воды. Тихая музыка льётся в тени собора: должно быть, кто-то из музыкантов развлекает туристов, надеясь заработать монету-другую своим упорством. Что и говорить, не так уж тяжко живётся местным музыкантам. Их трапеза часто проходит в тех же кафе, где ужинаем и мы. Может, уличные выступления – это просто их образ жизни? «По-моему, нам уже пора», – заявляет Полина. И, ещё раз окинув взглядом фасад здания, мы устремляемся по улице Байлен (Calle Bailen) к площади Испании, где бронзовый Дон Кихот и его бессменный помощник уже готовы ринуться навстречу новой битве.

Вечер пятницы. Как странно… Я думал, что Мадрид каждый вечер после захода солнца просыпается заново в новой ипостаси. Но как я ошибался, думая про каждый день… Возможно, пробуждение имеет место быть, но так резко и непринуждённо Мадрид поднимается на ноги только по пятницам. Он поправляет складки воротничка, трясёт кудрями и разглаживает свою бородку. Он опрятен и свеж. Жизнь только начинается. И город вскипает, камни домов оживают, из окон пивных льётся свет. И внутри нет ни сантиметра свободного места. Люди, плотно прижавшись друг к другу, стоят у барной стойки, хохот и болтовня сливаются в единый гул. Иногда людская волна выносит кого-то наружу, но чаще заглатывает с упоением, становясь ещё громче. Улицы полны столиков: они стоят на тротуарах и на проезжей части. Они, словно по волшебству, появились ниоткуда, будто были перенесены сюда вместе с людьми, но те, увлечённые беседой, даже не заметили этого. Кувшины сангрии со льдом, красное вино или пиво украшают каждый столик, бережно покрытый бумажной скатертью. Они не ломятся от яств, как принято у нас. Возможно, компания и не закажет больше ничего сегодня, но официант не будет укорять за это и не бросит косого взгляда, как не уменьшится от этого пламенность их беседы. Музыка, улыбки, танцы. Всё кружится перед тобой, набирая обороты. И пусть это последний вечер в Мадриде, но я могу глубоко дышать его праздником. Нет, Мадрид, ты не весь каменный! Твоё сердце горячо и молодо, и я чувствую его биение.