Глава 3.4
От Жироны до Фигераса. Искусство до кончиков усов

Каталонская мысль всегда рождается заново и живёт в своих простодушных могильщиках.

Франсеск Пужольс

Их нет. Я упорно вглядывался в прозрачные воды Оньяра. На светлом песке мелькали тени, но тени эти были неподвижны. Они исчезли. Я старался уловить движения, но то были лишь колыхания водорослей и преломления силуэтов коряг. Сначала я пребывал в некотором недоумении, а потом совсем расстроился. Ведь одним из самых ярких воспоминаний о Жироне, встретившей меня двадцать лет назад, были огромные рыбы, водившие свои размеренные хороводы среди двух каменных бортов, сжимающих тисками русло реки. Где они, чёрные исполины, гладившие своими гибкими телами песчаные отмели, непроницаемые призраки, скользившие в жидком эфире, густые тени, разрезавшие водную паутину? Им больше нет дороги в наш мир. Словно подчёркивая, что годы изобилия прошли бесследно, их вымыло из палитры набережных Жироны, а взамен ей остались только одинокие особи, раз за разом заходящие на очередной траурный круг.

Я уже совсем было расстроился, предполагая, что прошлого не вернуть, но вот пятна на воде стали сгущаться, облака, словно чернила каракатицы, расползлись в прозрачной реке, и я понял: они вернулись. Всполохи золотой чешуи водной ряби вобрали в себя темноту ночи, и косяк за косяком стали водить хороводы у моста Понт де Сант Фелиу (Pont de Sant Feliu). Всё стало так, как и было раньше.

Старый город завернулся в ленту римских укреплений, будто дожидаясь кого-то, да так и заснул здесь, наверное, уже навсегда. Его мерное дыхание ещё разносится по улицам, но он уже изрядно замшел, а его кожа иссохла и покрылась паутиной трещин. Его тело заселили такие же пожилые люди, как и он сам, и теперь им вместе только и остаётся, что нежиться в лучах солнца, пригубливая вино и прокручивая в памяти кино из прошлого. Прошлого, где ещё можно было делать выбор и где было столько возможностей.

Мы без суеты побродили по узким проулкам района Барри-Вьель (Barri Veil), зашли в Кафедральный собор и исследовали руины старых зданий возле крепостной стены. Необычайной тишиной и размеренностью пронизан воздух этого города. Словно боясь заразиться этим вирусом спокойствия и неги, мы бессознательно стремились куда-то ещё. Наконец, решив не искушать судьбу, мы отвели на знакомство с Жироной лишь половину дня, оставив вторую часть на другой средневековый город поблизости.

Безусловно, одним из главных культурных достояний Испании является наследие Сальвадора Дали. Поэтому мы отправились в музей, расположенный в городке Фигерас и спорящий с замком Пуболь и домом в Порт-Льигате за звание самого известного места, связанного с жизнью художника. Огненные стены с яйцами вместо зубцов бойниц выглядели необычайно эклектично. Особую праздничность укреплениям придавали хлебцы в форме трёх спаянных сфер, орнаментом расположившиеся на стенах. Эта часть здания поглотила старый форт, защищавший средневековый город от врагов. Венчал музей стеклянный купол, ставший символом этой испанской комарки. Все подходы к центральному порталу были инкрустированы работами художника. Здесь нас встречали скульптуры «Памяти Ньютона» и философа Франсеска Пужольса, три статуи Эрнеста Мейсонье и обелиск из четырнадцати телевизоров с женской головой на вершине.

Мистик и декоратор тёмной стороны жизни, Дали существовал в своём иллюзорном мире. Он пытался не замечать хода времени, вновь и вновь изображая на полотнах расплавленный циферблат, как остановившееся мгновение. Сколько странных героев прижились в нашем мире благодаря воображению Дали, невзирая на то, что его нет в живых уже несколько десятилетий! Любому гению уготована сложная судьба. Хотя сильная любовь к Гале украшала его жизнь, не думаю, что он был счастлив, живя в своём собственном мире воображаемых событий и невероятных персонажей, слишком удалённом от обычных людей. В отличие от Пабло Пикассо, работавшего на потребу публике, Дали творил в первую очередь для себя, и только благодаря своей музе Гале добился коммерческого успеха.

Я бродил по галереям музея-театра, всматриваясь в эпизоды, отпечатавшиеся в полотнах, и мне казалось, что герои одного и того же сюжета просто переходят с картины в картину, пока я перевожу между ними взгляд. Что это одно и то же произведение, только я заглядываю в рамы, будто в дверцы времени, подхватывая какой-то миг из общей нити повествования. Я был абсолютно уверен, что это действительно не просто музей, а театр, где до сих пор идёт грандиозное представление, задуманное когда-то Дали, а мы в нём играем роль одновременно и зрителей, и участников постановки. Весь антураж дышал аллегориями и иносказаниями. Смысл вещей менялся в представлении художника, их симбиоз создавал сюрреалистичные картины: лицо Мэй Уэст, сформированное деталями интерьера, страус на человеческих ногах и с головой в брюхе, входной портал в форме лица с початками кукурузы и множество других обыденных вещей, применённых самым нестандартным образом. Я всегда ценил авторов, которые предоставляли свободу воображению зрителя и давали ему возможность самому домыслить развязку сюжета, а в этом плане Сальвадор Дали щедр, как никто иной. Он только приоткрывает уголок бархатной ширмы, за которой прячется в темноте безумный мир неисчерпаемого воображения.

Заключительной нотой в созерцании творчества Дали для нас стала сокровищница, где были выставлены произведения художника, в которых он раскрывался как ювелир. Эта экспозиция стала доступна уже после смерти гения, но и в ней воскресают уже знакомые нам герои его миров. Эти украшения зачастую не имели утилитарного предназначения, но при этом они являются настоящими шедеврами ювелирного искусства. Ангельские крылья с серебряными перьями, инкрустированные алмазами, золотой слон на комариных ногах и с хрустальным обелиском на спине, кубический крест из кораллов и золота, русалка с изумрудной чешуёй и пульсирующее рубиновое сердце с императорской короной – всё это очаровывает безумством воображения и количеством применённых драгоценных камней и металлов.

Мир Сальвадора Дали уже давно отделился от автора и живёт своей собственной жизнью, и мне кажется, что он способен теперь к саморазвитию и определению своего места среди культурных памятников человечества. Хотя нет… Почему же памятников? Он продолжает сверкать новыми гранями и открывать потаённые доселе двери, а значит, он не застыл в камне или гипсе, а по-прежнему дышит, как дышал его автор ещё несколько десятилетий назад, и будет готов удивлять пытливых наблюдателей снова и снова.

Глава 3.5
Барселона. Янтарная камедь Каталонии

Я в этом городе раздавлен небесами. И здесь, на улицах с повадками змеи, где ввысь растёт кристаллом косный камень, пусть отрастают волосы мои.

Федерико Гарсия Лорка

Сегодня я видел сон из прошлой жизни: я заперт в бетонной крепости типовых сорока двух квадратных метров. Я хочу узреть мягкий снег, окунуться в белоснежную пелену полей, пробежать вдоль снежных заструг, но из окна вижу лишь серые пятна грязной пороши и слежавшиеся пласты наста. Я хочу любоваться зелёными полями, вдыхать ароматы цветов, но вместо этого наблюдаю пыльные парки и закашлявшиеся от выхлопных газов тротуары. Я желаю мчаться вперёд, что есть сил, поднимая столбы потонувшего в веках праха, но бездушная серость сцементированного камня накладывает для меня запрет на любые движения. Я могу лишь наблюдать за жизнью сквозь пыльное окно, за которым люди строят свои замки, веря, что границ нет. Я закован и спрятан в своей коробке, как домашний питомец с миской для еды и питья, с ковриком для сна и лотком с эконаполнителем. Здесь всё ненастоящее, здесь всё – подмена. Но это моя прошлая жизнь, та, в которой я существовал и которую оставил в надежде увидеть, что там, за горизонтом.