– Блин, действительно, неудобно получилось. У нас же там степь, полупустыня. Ничего интересного нет, что привезти можно, никаких диковинок. Вот только это и нашел. Кстати, ты не думай, я этого рогача своими руками подстрелил, да и выделывал их тоже считай сам. Знаешь сколько мороки, очистить, высушить, отшлифовать, лаком покрыть…

– Да ладно тебе, – вновь добродушно загудел папа. – Ишь, завелся, не остановить. Пошутил я, пошутил, хватит уже оправдываться. Замечательный подарок на самом деле.

– Правда? – с надеждой глянул на него покрасневший от неловкости офицер.

– Конечно, правда. Нам очень даже понравились эти симпатичные рожки, – промурлыкала в ответ мама, хотя дядя Витя обращался вовсе не к ней.

Отец в ответ лишь светло по-мальчишески улыбнулся и беспомощно развел в стороны пухлые белые руки.

– Ну раз хозяйка довольна, то и мне сказать нечего. Будем считать, что зачет по дарам в этот раз тобою получен.

Но самый чудесный подарок получил конечно Никита. Впрочем, так бывало всегда, так что удивляться тут было нечему. Хитро улыбнувшись племяннику, дядя Витя долго копался в недрах своего дорожного чемодана, пока наконец не нащупал нужную вещицу. После этого он мучительно долго разглядывал ее в чуть приоткрытую щелочку, делая вид, что раздумывает, отдавать или нет, такую драгоценную штуковину. Никита приплясывал вокруг него от нетерпения, силясь заглянуть через плечо офицера в приоткрытое чемоданное нутро. Наконец, в полной мере насладившись «мучениями» любимого племянника дядя Витя с притворно-горестным вздохом извлек наружу подарок.

Никита тут же выхватил вещицу у него из рук и замер, удивленно ее разглядывая. В мальчишечьих пальцах оказался окрашенный яркой оранжевой краской стабилизатор неизвестной ракеты, сделанный из легкого, но даже на вид чрезвычайно прочного металла. Вот только в том месте, где маленькое крыло должно было крепиться к ракетной обшивке тщательно подогнанные петли с маленькими замочками были будто скручены, так же как сам Никита сворачивал в трубочку конфетные фантики. Только здесь материалом для детской забавы была отнюдь не бумага, а крепчайший металл. Что за сила могла совершить такое? Но самое интересное было даже не это, а аккуратная дырочка в самом центре стабилизатора, будто проплавленная чудовищным паяльником, так что на обратной стороне даже застыли блестящей лавой выплеснутые в разные стороны потоки металла.

– Вот так-то, парень, – неожиданно серьезно и даже сурово произнес дядя Витя, отвечая на немой вопрос в глазах племянника. – Это осколок вражеской ракеты, сбитой нами. Самый настоящий. А вот эта дырка посредине след от попадания готового убойного элемента нашей ракеты.

Никита затаив дыхание слушал дядины пояснения широко распахнутыми глазами разглядывая кусочек ракеты, которую сделал враг, и которую дядя Витя и его друзья офицеры смогли вовремя сбить, так чтобы она не причинила никому вреда.

– Ладно тебе всякие ужасы мальцу рассказывать, – недовольно прогудел меж тем папа. – Он и так только о ракетах да самолетах думает, совсем учебу забросил.

– А вот это неправильно, – тут же построжал и дядя Витя. – Ты смотри мне, племяш, сейчас в армии знаешь какая сложная техника? Будешь плохо учиться в школе, ни в жизнь потом не освоишь. А коли не освоишь, какой же из тебя ПВОшник получится?

– Боже мой, Виктор, – в свою очередь поджала губы и мама. – Ну о чем ты говоришь? Никитушка не собирается быть никаким ПВОшником, он у нас будет стоматологом. Очень приличная и хорошо оплачиваемая профессия, так что не забивай мальчику голову своими байками.

– Кем? – презрительно скривился офицер. – Стоматологом? Всю жизнь в чужих зубах копаться? И это профессия для мужика? Не смешите! Никаких стоматологов, правда, рядовой?

– Так точно! – браво заорал во все горло довольный, что к нему наконец обратились Никита. – Я когда вырасту, буду летчиком! Истребителем, как Мересьев!

После этого вопля лица вытянулись не только у родителей, офицер тоже выглядел изрядно обескураженным.

– Какой еще Мересьев, какой летчик? – удивленно протянул он. – Где начинается авиация, кончается порядок. И вообще, что это за войска которые с голубыми погонами ходят? Нет, дорогой, ты давай еще внимательно подумай над этим делом. А то ведь может получиться так, что в твоем самолете окажутся точно такие же дырки…

– Виктор! – негодующие голоса родителей слились в один.

– Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сбылось, – поспешил загладить неловкость последних слов по-своему расценивший их возмущение офицер.

А потом было праздничное застолье. Лилась рекой водка и вслед за ней лились чудесные рассказы об офицерском житье бытье, так не похожем на обычные серые будни семьи старшего Севастьянова. Раскрасневшийся от выпитого, но ничуть не хмелеющий дядя Витя так и сыпал будто из рога изобилия смешными, а порой и жуткими историями в которых правда так прочно переплеталась с вымыслом, что решительно невозможно было отделить одно от другого и даже просто разобраться где что тоже не получалось. Восхищенно ахала и округляла глаза мама, добродушно посмеивался и все больше проваливался в тупое пьяное забытье папа. А изгнанный за поздним временем в свою комнату Никита исподтишка приоткрыв дверь и припав ухом к открывшейся щели жадно ловил каждое слово, впитывая в себя офицерские байки словно губка. И вставала перед воспаленным мальчишечьим взором покрытая желтой выгоревшей травой казахстанская степь, обожженная вечно торчащим в зените немилосердным солнцем, ревели дизеля боевых машин, отплевываясь едким солярным выхлопом, лязгали гусеницы и неслось куда-то по загадочным путям сезонной миграции огромное стадо дикой сайги в тысячи и тысячи голов, заполнившее собой всю сколько ее видно было вокруг степь. Чужой незнакомый мир, пропахший пряным воздухом степного разнотравья, освещенный сполохами пламени стартующих ракет, полный неизъяснимого очарования и притягательности просачивался сквозь неплотно прикрытую дверь детской спальни, завораживал и манил.

А наутро Никита проснулся от маршевой музыки льющейся прямо в распахнутую настежь несмотря на уже нешуточные ноябрьские холода форточку. В летевшие с улицы бравурные аккорды органично вплеталось тяжелое уханье шедшее откуда-то снизу, с покрытого мягким ковром пола. Спросонья Никита никак не мог сообразить, что же это может там так ухать и с трудом разлепив глаза свесился с уютного покрытого мягким пледом дивана на котором спал. Взгляду его предстала весьма удивительная картина: прямо перед диваном раскрасневшийся от усилий дядя Витя мерно отжимался, раз за разом опускаясь голой грудью на пол и тут же с ухающим выдохом вновь распрямляя мощные вздувшиеся мускулами руки. Вот уж чего-чего, а такого Никита от дяди никак не ожидал. Несмотря на то, что родители его к выпивке относились весьма прохладно и подобные застолья случались в их доме отнюдь не часто мальчик уже точно знал, что на утро, после подобных возлияний мужчины обычно тихо лежат в постели жалуясь на слабость и головную боль и продолжается такое, как минимум до обеда, а то и дольше. И вот тебе пожалуйста, полюбуйтесь! Дядя Витя, опровергая все его представления, бодро и весело делает зарядку. А ведь Никита даже не помнил, когда собственно отошли ко сну все никак не могшие наговориться взрослые. Выходит дядя Витя пришел ложиться на подготовленный для него на полу детской комнаты матрас когда сам Никита уже так крепко спал, что этого даже и не заметил. А теперь, вот он, уже вовсю на ногах и делает зарядку! Чудеса, да и только!

Заметив удивленный взгляд племянника, дядя Витя хитро подмигнул ему не прекращая отжиманий и просипел, сдавленным от усилий голосом:

– Доброе утро, рядовой! Присоединяйся к закаливающим процедурам!

Никита лишь высунувшись из-под теплого одеяла оценил, как же в комнате на самом деле стало холодно, и тут же пугливо юркнул обратно в гостеприимное тепло уютной постели, с веселым ужасом округляя глаза и мотая головой.

– Нет, дядя Вить, я же так совсем замерзну!

– Если хочешь быть здоров – закаляйся! – пропел офицер ловко вскакивая на ноги и одним сильным рывком сдергивая с племянника одеяло. – Подъем, рядовой! Поздравляю тебя с годовщиной Великой Октябрьской революции!

– Ура! Ура! Ура! – заверещал подпрыгивая на диване Никита.

Действительно, он с приездом дяди даже умудрился позабыть, какой сегодня замечательный день, хотя уже давно ждал этого праздника. Вот почему разливается по улице музыка. Наверное, все уже выходят на демонстрацию. Страшное подозрение царапнуло по сердцу – неужели проспал! С запоздалым ужасом Никита оглянулся на висящие на стене часы и облегченно перевел дух, мерно отсчитывающие время стрелки показывали самое начало восьмого, до сбора в школьном дворе оставалось еще добрых полтора часа, можно было не волноваться.

– Дядя Витя, дядя Витя, – ликующе затарахтел Никита, повисая на твердом, состоящем казалось из сплошных тугих перекатывающихся под кожей мышц плече офицера. – Пойдем со мной на демонстрацию! Знаешь, как там здорово! Там парад будет, настоящие солдаты придут, а еще будут продавать всякие вкусности и будет много флагов. Пойдем, дядя Витя!

– Да ты что, – усмехнулся лукаво подмигивая ему офицер. – Настоящие солдаты придут! Ну ради этого, конечно, стоит сходить! А пока, бегом умываться и чистить зубы, а то как же я с таким замарашкой рядом пойду.

Два часа спустя они уже шли в самом центре нарядно одетой толпы школьников одноклассников Никиты. Дядя Витя в шинели с блестящими пуговицами, перепоясанный широким офицерским ремнем в лихо заломленной фуражке шагал неспешно, гордо вскинув голову и расправив плечи. Мальчишки из Никиткиного класса просто умирали от завести глядя на то, как он вышагивает рядом, стараясь попадать в ногу и подражая независимой походке своего дяди, девчонки искоса поглядывали на молодого красавца-офицера и о чем-то своем глупом девчоночьем пересмеивались. И даже сама Наталья Николаевна, их классный руководитель, нет-нет да и кидала на дядю Витю заинтересованный взгляд, при этом отчаянно краснея и смущаясь. Колыхались на ветру транспаранты и красные флаги, гремела бодрая маршевая музыка, четко печатали шаг солдаты местного гарнизона, нестройными колоннами цветя улыбками и что-то крича топали гражданские, радостно верещали, то и дело выбиваясь из общего строя школьники, похрустывал под ногами мягкий только выпавший снег и конечно же везде вдоль улиц по которым проходили колонны теснились торговые лотки с которых краснолицые, задорно улыбающиеся тетки-продавщицы продавали пирожные, шоколадные конфеты и стынущий на морозе лимонад. В тот день прижимающийся щекой к колючему сукну офицерской шинели, сжимающий в руке выпрошенное под клятвенное обещание ничего не рассказывать маме эскимо, ловящий на себе завистливые взгляды товарищей Никита был счастлив. Так по-детски, незамутненно и полно счастлив, как не будет больше счастлив никогда в жизни.

А еще была услышанная случайно уже после отъезда дяди Витя мамина фраза в которой звучали тоска и сожаление:

– Ну почему ты не военный, почему не гусар, как он…

Эти слова видно вырвались случайно и мама тотчас пожалела о них, но было уже поздно, сказанного не воротишь. Он видел, как обычно большой, занимающий почти все пространство любой из комнат их квартиры веселый и шумный отец, неожиданно будто сдулся, опал и из добродушного великана, вдруг превратился просто в усталого, стареющего человека с большим неуклюжим животом и грузной расплывшейся фигурой. Никиту будто резануло мгновенной обидой за мать, за то, что она могла такое сказать отцу и вместе с тем он четко ощущал ее правоту. Да, тихий и вовсе не героический бухгалтер, конечно не шел ни в какое сравнение с романтическим образом своего младшего брата, державшего в крепких мускулистых руках ключи от мирного синего неба раскинувшегося над лучшей в мире страной – Союзом Советских Социалистических Республик. И поделать с этим ничего было нельзя.

«Я не буду таким как отец, – неожиданно даже для себя самого, трезво и спокойно, по-взрослому, подумал в тот момент Никита. – Не буду пресным и скучным. Что толку от жизни, если в ней нет романтики и приключений. Я буду другим. Я… Я стану военным летчиком!»