Глава 2
Нет времени ждать

Как было намечено ранее, вначале я ликвидировал тот секрет, что находился ко мне ближе всех. Затем те, что располагались в других частях аэродрома, а следом подавил все точки противовоздушной обороны. Как только покончил с этими вопросами, исходя из складывающейся обстановки перевёл своё внимание на кортеж. К этому моменту у меня уже не имелось никаких сомнений в том, что именно этого генерала поджидал самолёт. Закономерно возник небольшой конфликт интересов, ведь генерал претендовал именно на то, что было очень нужно и нашему отряду. Следовательно, судьба генерала и его свиты решена и незавидна.

Чтобы не создавать себе в дальнейшем лишних проблем с возможной паникой в стане врага, не стал дожидаться, пока вновь прибывшие выйдут из своих автомобилей. И как только кортеж остановился, тут же открыл огонь, первой серией выстрелов из пяти патронов уничтожив всех, кто находился в машине охраны – благо их там было ровно пять.

Атака произошла быстро, и вышедший из машины поправляющий китель генерал не сразу смог понять, что за пару-тройку прошедших секунд охраны у него несколько поубавилось. Однако вскоре до него дошло, что обстановка вокруг не статична и постоянно изменяется. Оно и понятно, ведь раз в полсекунды кто-нибудь из стоящих рядом или неподалёку солдат и офицеров совершал последнее в своей никчемной жизни падение на землю или в лужи, что оставил недавний дождь, а кто-то даже ухитрялся украсить свою смерть потоками крови. Генерал и оглянуться не успел, а почти все его сопровождающие уже валялись на взлётно-посадочной полосе и окрест неё в странноватых позах, умерев от передозировки свинца.

Что же касается его самого, то ликвидировать генерала я пока не собирался. Ввиду того, что этот высокий армейский чин мог знать что-то важное и представлять собой бесценный кладезь информации, крайне необходимой для нашей разведки, его и находившегося с ним в свите полковника ждала другая судьба. Я решил на время вывести их из игры и максимально обездвижить. Как только решение было принято, каждый из немецких офицеров тут же получил по ранению в ступню и тем самым на время лишился возможности активно передвигаться.

Неожиданно в двери фюзеляжа самолёта возникла фигура в шлеме и кожаной куртке. Это явно был кто-то из членов экипажа – в момент уничтожения кортежа он находился внутри и, вероятно, услышав доносящиеся с улицы звуки и крики, решил посмотреть воочию, что происходит. Выглянул. И думаю, вряд ли обрадовался увиденной картине. Но для меня это было неважно, ведь тех мгновений, пока он находился в ступоре, мне вполне хватило на то, чтобы пустить ему пулю в голову.

Нажал на спусковой крючок, и когда пуля уже покинула ствол винтовки, задумался: «А вдруг наш лётчик не сможет поднять самолёт в небо? Зачем я уничтожаю пилота, которого можно заставить сесть за штурвал?»

Но тут же выкинул эту мысль из головы.

«Старший лейтенант Тамбов сказал, что умеет на этой модели самолёта летать, значит, сможет».

Да и дело было сделано. Пуля уже нашла свою цель и уничтожила её.

Вообще стоит отметить, что в горячке боя я не всегда успевал сообразить перед выстрелом. Мало того, что скорость стрельбы бешеная, так ещё и голова всегда была забита очерёдностью целей и местами их дислокации. По факту каждые полсекунды ствол «мосинки» изрыгал из себя очередную порцию смертельного для врага свинца. Попросту не было времени на то, чтобы остановиться и хорошенько всё обдумать. Решить, нужно ли уничтожать ту или иную цель, или нет? Пригодится она нам сейчас или в дальнейшем, или жизнь её бесполезна? А потому нередко получалось так, что вначале стрелял, а уже потом в голову закрадывалось сомнение.

Бешеный темп, который я себе задал, не всегда давал возможность успеть проанализировать происходящее вокруг. В данном случае именно действие зачастую опережало мысль. Конвейер смерти работал на всю катушку, и в нём не было ни пауз, ни места для раздумий. А вот если бы вернуть мгновение назад, то вполне возможно, что имело бы смысл этого пилота просто ранить, а не уничтожать. Как говорится, на всякий случай, ну и оставил бы его в живых. Но увы, что имеем, то имеем.

«Да и не один он в этом самолёте. Там ещё немецкие лётчики должны быть», – резонно подумал я.

Сколько точно человек в экипаже такой махины, я не помнил, но не сомневался, что не менее двух-трёх.

В голову закралась мысль чуть снизить скорость, чтобы было время на обдумывание, но я от неё сразу же отказался.

«Нельзя давать возможности противнику очухаться, оценить обстановку и поднять тревогу. Если враги поймут, что по ним работает снайпер, то они попрячутся, как крысы, и тогда, чтобы их выкурить, придётся потратить много сил, крови и времени, которых у нас нет».

Да и не мог я рисковать самолётом и давать хоть малейший шанс лётчикам увести у меня из-под носа столь ценный приз, как «Сумчатый». Поэтому, не переставая следить за кабиной пилотов, вёл огонь на полное и окончательное поражение всего, что движется.

Пока потенциальные пленники в виде высших офицеров вермахта корчились у подъездной дороги, я ликвидировал майора и лейтенанта, что до этого вышли из здания и направлялись для встречи высокого гостя. Когда начался массовый падёж их камрадов, они довольно быстро сообразили, что к чему, и, развернувшись, побежали восвояси – откуда пришли. Добежать я им не позволил, подстрелив гансов где-то на середине дистанции между самолётом и постройками. К тому времени Садовский как раз успел передать мне свою уже заряженную винтовку, так что шансов на спасение у аэродромного начальства совершенно не было.

Они умерли, но своей смертью чуть спутали мне карты. Дело в том, что их картинное падение с парой кувырков по земле из положения «на бегу» не осталось незамеченным. С десяток солдат и техников, что находились под навесами возле здания, стали свидетелями смерти своих командиров и, в недоумении глядя на распростёртые на лётном поле тела, собрались уже начинать панику. Однако и тут я с моей винтовкой постарался не допустить абсолютно не нужного кипиша и быстренько расставил все точки над «i». На всё про всё ушло не более семи секунд.

Выстрел – готов. Выстрел – готов. Ни одного промаха! Весь свинец только по адресату, только в намеченную цель – это стало моим девизом на данном этапе извилистого жизненного пути.

По окончании зачистки у навеса вновь переключил своё внимание на кабину пилотов и на генерала с полковником. Там картина осталась без изменений. К штурвалу никто подойти не спешил, а подстреленные немецкие офицеры, как и прежде, продолжали ползать в неглубоких лужах возле взлётно-посадочной полосы, при этом морщась и открывая рты. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что они ругаются, о чём-то переговариваются, клянут судьбу, а полковник даже достал из кобуры пистолет, очевидно, собираясь отстреливаться от невидимого противника.

Чтобы тот даже не думал делать глупости, вполне гуманно в данной непростой ситуации выстрелил ему в кисть. От такого воздействия немецкий офицер, разумеется, позабыл о намерении сопротивляться и занялся собой, ласково и бережно поглаживая раненую руку, при этом в ярости открывая рот и, очевидно, ещё громче что-то вопя. До меня эти крики не долетали, а даже если долетали – за шумом листвы и выстрелами слышно не было, да и бухание «мосинки» на некоторое время оставляло меня с лёгкой глухотой.

– А нечего за оружие хвататься, коль мы тебя в плен решили брать, – буркнул я и быстро пробежал взглядом по ранее подавленным точкам.

Что в секретах, что на позициях ПВО никакого движения не обнаружил. Лишь тишина и покой, причём полный покой.

Удовлетворившись увиденным, вновь вернул своё внимание к офицерам. А точнее, к личному оружию, что лежало рядом с полковником. Выстрел – и повреждённый пистолет отлетел от болезного под дно машины.

«Так-то лучше! А то мало ли… У тебя ведь ещё одна целая рука есть. Вдруг соберёшься в неё оружие взять, а без него у тебя и соблазна сопротивляться не будет», – подумал я и продолжил зачистку.

Теперь в поле нашего с винтовкой интереса попали все те, кто по той или иной причине оставался на аэродроме в живом состоянии. Вначале умер экипаж «Ханомага», что был мной обнаружен возле кустов на противоположной стороне аэродрома. Затем солдаты на восточном контрольно-пропускном пункте. Затем на западном. После этого обратил пристальное внимание на техников, что суетились возле бомбардировщиков; их коллег, что вышли из дверей здания; трёх солдат, которые, не поняв, что случилось с камрадами, высунулись из окон, чтобы посмотреть, и… и совершил ошибку.

Точнее не ошибку, а, можно сказать, неточность. Нет, ну так точность-то была, вот оказалась она чрезмерно высокой. Немного не рассчитал я убойную силу патрона. И когда моя пуля, вылетев из груди очередного немецкого техника, абсолютно незапланированно оказавшись бронебойно-зажигательной, пробила бочку с чем-то горючим, возле которой тот стоял, а затем, воспламенив её, спровоцировала взрыв не только собственно бочки, но и ещё нескольких находящихся рядом цистерн и резервуаров, – я немного расстроился.

«Бабах!» – разнеслось на всю округу.

Члены разведывательной группы, располагающиеся на земле, тут же вытянули свои шеи, чтобы увидеть, как в небо поднимается здоровенный чёрный столб дыма, который сразу же начал превращаться в огромный гриб. А он действительно был огромный и всё поднимался и поднимался ввысь, стараясь достать до облаков.

Пытаясь осознать все последствия данного, гм… казуса, почувствовал взгляды своих боевых товарищей, которыми они меня словно бы сверлили со своих позиций.

Сказать мне было нечего, поэтому я, оторвавшись от прицела, лишь пожал плечами и виновато произнёс стандартное:

– Упс…

Не знаю, услышали ли меня бойцы и командир или нет, но, судя по задумчивому взгляду Воронцова, становилось понятно, что он полностью разделяет мою озабоченность.

И она, эта самая озабоченность, была вполне оправданной.

По нашему плану вся операция должна проходить с максимальной быстротой и с максимальной маскировкой. Предполагалось, что я сумею уничтожить находящихся на аэродроме противников так быстро, что никто из немцев не успеет поднять тревогу. Во всяком случае, в первое время. Сейчас же, после столь мощного взрыва, можно было с уверенностью заявить, что больше ни о какой секретности речи идти не может. Теперь вся округа знает, что на аэродроме произошло ЧП и, возможно, это последствия либо диверсии, либо там идёт бой.

Нет, конечно, можно предположить, что данный взрыв кто-то сочтёт за несчастный случай, которые, конечно же, иногда случаются в реальной жизни, вот только делать такое предположение в данной ситуации будет чрезмерно оптимистично с нашей стороны. Не нужно забывать, что идёт война и любой мало-мальски понимающий противник после столь выразительного столба чёрного дыма у себя в тылу заподозрит что-то неладное. Тем более что это всё происходит не где-нибудь, а на важном объекте, коим во все времена являлся и является военный аэродром.

А значит, теперь мы можем небезосновательно предположить, что противник попытается узнать о происходящем здесь. Связь штаба с аэродромом у него, без сомнения, есть. И связь эта в виде рации и радиста, скорее всего, располагается в том самом двухэтажном здании. Следовательно, из радиоузла уже сообщают в штаб о нездоровой окружающей обстановке, что сложилась на стратегически ценном транспортном узле.

Аэродром был захвачен немцами совсем недавно, и они только-только начали приводить его в порядок. Но нет сомнения в том, что он им нужен в целости и сохранности, ведь в том числе и отсюда совершаются налёты на наши войска сейчас и будут совершаться в дальнейшем. А это, в свою очередь, означает, что с минуты на минуту враг направит сюда свои войска.