Максим Арх

Неправильный диверсант Забабашкин

Глава 1
Другого варианта нет

– Что скажете, товарищ лейтенант, – прошептал я на ухо лётчику, смотрящему в бинокль, – сумеете управлять самолётом этого типа?

– Думаю, да, – также шёпотом ответил тот.

– Хорошо, тогда уходим.

Я мотнул головой в сторону, приглашая членов разведгруппы ползти за мной, и первым направился в глубь леса. На этом разведка столь необходимого нам аэродрома была закончена.

Несколькими часами ранее, под непрерывной бомбёжкой и артиллерийским обстрелом, отступая из города Новска, который уже долгое время находился в полном окружении, наш сводный отряд понёс серьёзные потери. Сумев укрыться от полного разгрома в лесу и имея в своих рядах большое количество раненых и контуженых бойцов, командиры отряда во главе с подполковником Селивановым приняли решение пробираться на восток, чтобы там найти удобное время и место и перейти линию фронта.

Однако мне удалось убедить командование, что на востоке нас будет ждать множество засад, которые немцы, без сомнения, уже организовали или организуют в самое ближайшее время. Мои доводы основывались на том, что вермахт осуществлял очередное нападение на обороняемый нами город, словно бы обезумев от ярости. На триста обороняющих Новск красноармейцев немцы кинули не только воздушный флот с каким-то запредельным числом самолётов, но и не менее четырёх дивизий, а это под шестьдесят, семьдесят тысяч человек – считай, целая армия. И у этой бесчисленной банды грабителей и убийц приказ был однозначный – полностью уничтожить и город, и всех тех бойцов, что его удерживают.

И вызвано это безумное, неадекватное по численности и средствам огневого поражения наступление тем, что предыдущие попытки взять город оказались у противника неудачными. И как следствие, фрицы в конечном итоге отправили на уничтожение города и гарнизона всё, что смогли, развернув часть войск от Ленинграда, тем самым остановив наступление на том участке фронта. Силы оказались настолько неравны, что исход битвы был предрешён безапелляционно. Новск вражеским железом буквально стёрли с лица земли, но горстке красноармейцев всё же удалось уцелеть. Отступая в глубину леса вместе с выжившими защитниками, я случайно узнал о находящемся неподалёку аэродроме, после чего предложил не пробираться на восток, где, скорее всего, нас поджидала смерть, а захватить самолёт или даже самолёты и уже на них перелететь линию фронта.

Разумеется, моё предложение вызвало споры, потому что казалось безумием и авантюрой в чистом виде. Однако после обсуждения и размышлений пришли к выводу, что, вполне возможно, именно это и есть тот самый шанс, который нередко выпадает всего один раз в жизни.

И мой план был условно принят. Условно, потому что для окончательного решения по нему была необходима тщательная разведка. Для этого в срочном порядке сформировали разведывательную группу, её командиром назначили лейтенанта государственной безопасности Воронцова. Кроме него в состав группы вошли два разведчика из разведроты Лосева, собственно я и красноармеец Садовский. Также в этот рейд с нами должен идти лётчик – старший лейтенант Тамбов. Состав группы получился разношёрстный, но это неспроста. У каждого имелась своя заранее назначенная роль, как и положено в серьёзных ДРГ, ну так и положение у нас – серьёзнее некуда.

Так как основной ударной силой по уничтожению всего живого, что обитало на аэродроме, должен быть я, ибо являлся снайпером, то моё однозначное участие в вылазке даже не обсуждалось. Моим помощником, заряжающим, носильщиком, телохранителем и ординарцем в одном лице был красноармеец Михаил Садовский. Значит, и его участие утвердили автоматически.

Лейтенант госбезопасности Григорий Афанасьевич Воронцов давно уже стал моим куратором. С ним мы, можно сказать, сработались. К тому же он, участвуя в битвах плечом к плечу со мной, нередко помогал в роли заряжающего, когда из-за большого количества противников Садовский не справлялся с перезарядкой нескольких винтовок. Одним словом, чекист был не просто хорошим командиром, но и настоящим бойцом и соратником. Он и взял руководство группой на себя, тем более что командир разведки майор Лосев, который порывался идти с нами, имел тяжёлое ранение. Майор, кстати, уже почти умудрился продавить боевым опытом и авторитетом своё участие в мероприятии, но мгновенно сдулся под свинцово-тяжёлым взглядом Анны Ивановны Предигер. Суровый начмед лишь ткнула пальцем в наскоро собранную из лапника лежанку, и Лосев понуро побрёл соблюдать постельный режим.

Также в группу вошли два разведчика из группы Лосева. Эти отважные мужики уже не раз и не два доказали свой профессионализм, вскрывая вражеские позиции под Новском и Троекуровском. Они неоднократно прикрывали нашу снайперскую позицию, а когда нужно, имитировали атаку по какому-нибудь направлению, отвлекая внимание противника на себя. В общем, эти ребята были закалёнными бойцами, и в их обязанности входило довести нас до места, помогая при надобности обеспечить сбор информации, прикрыть пути отхода и, разумеется, вывести нас обратно к основному отряду, когда разведывательная миссия будет закончена.

Последним членом команды с нами шёл бывший военнопленный лётчик. В плен он попал, когда его Ил-2 был сбит при штурмовке наступающих на Новгород немецких механизированных колонн. Прикрывающий колонну немецкий истребитель подобрался в хвост одной из первых моделей «бетонного самолёта», на то время бороздящих небо без хвостового пулемётчика, безнаказанно обгрыз машину из пушек и вынудил пилота выпрыгнуть с парашютом.

Собираясь на задание, мы, естественно, не знали, какие именно разведданные сумеем добыть, но мы точно знали одно: для того чтобы улететь отсюда к своим, нам нужен самолёт. И не просто самолёт, а вместительный самолёт, который смог бы принять на борт всех оставшихся в живых бойцов дивизии и медперсонал. И соответственно, чтобы этот самолёт (если мы его, конечно, сумеем захватить) смог подняться в небо, нам необходим для этого пилот, умеющий такой машиной управлять. Среди военнопленных, которых мы освободили из строящегося неподалеку от Троекуровска лагеря, оказалось несколько лётчиков. К сожалению, при отступлении часть из них погибла. Сейчас в нашем отряде осталось только трое пилотов, из этих троих старший лейтенант Георгий Тамбов оказался тем, кому довелось летать на различных типах самолётов. Двое других в основном летали на истребителях. У Тамбова же был более богатый опыт. Как оказалось, ещё до войны старлей работал лётчиком-испытателем и за свою недолгую, но насыщенную карьеру успел полетать на различных моделях самолётов, в том числе на американских, французских, немецких и даже японских.

Ценного и с богатым опытом сотрудника на фронт отпускать не хотели, но Георгий был человеком настойчивым и сумел добиться своего, однако война показала свои зубы очень скоро. Воевать приходилось в меньшинстве и при значительном перевесе противника в огневой мощи, и даже несмотря на это, ряд успешных вылетов за плечами Тамбова уже имелся. Когда лётчик был нами освобожден, он воспринял это как второй шанс для того, чтобы отомстить за погибших товарищей. Он отлично зарекомендовал себя в боях по захвату Троекуровска и, не чураясь никакой работы, в том числе и копки окопов, грамотно командовал действиями по обустройству позиций для обороны Новска. Одним словом, человек был умный, отважный, и мы знали, что он, являясь важной частью нашего плана, не подведёт.

В любой другой ситуации его, конечно же, следовало бы беречь как зеницу ока, а не в разведку посылать, но выбора мы не имели. Нам не нужен был всякий, первый попавшийся, абы какой самолёт, пусть даже и вместительный. Нам нужен был тот, которым сможет управлять наш пилот. Следовательно, именно он и должен указать нам объект для захвата, вот и пришлось включать в разведгруппу ещё и Георгия. Да, риск потери пилота имелся, но была ли у нас возможность действовать по-другому? Думаю, что нет. Даже не думаю, знаю. Время неумолимо поджимало.

Одним словом, группу сформировали и мы приступили к выполнению поставленной задачи.

Двигаясь через лес с максимальной осторожностью, до аэродрома добрались за два часа. Расположились у кромки леса, что соседствовал с поросшим травой полем. Где-то в километре от нас начинались аэродром и первая из двух взлётно-посадочных полос. Почти в центре аэродрома стояло два здания – двухэтажное кирпичное и деревянное без окон, то ли склад, то ли ангар. По периметру располагались четыре точки ПВО. На каждой из них размещалось одно восьмидесятивосьмимиллиметровое противовоздушное орудие, судя по силуэтам – те самые знаменитые «ахт-ахт», надёжные и зарекомендовавшие себя.

В течение следующих двух часов мы вели наблюдение. Погода была практически нелётная и, хотя дождь не шёл, тем не менее низкие серые тучи и небольшая туманная дымка не способствовали полёту авиации.

Несмотря на это, самолёты всё же садились и взлетали. Если быть точнее, то три бомбардировщика сели, а один взлетел.

Пока наблюдали, установили точное количество находящихся на аэродроме самолётов. В основном это оказались Heinkel He 111 – средний бомбардировщик. Однако рядом с почти не разрушенным двухэтажным зданием на стоянке стояло два Junkers Ju 52. «Юнкерсы» этой модели немцы иногда использовали как бомбардировщики, но те, что стояли, были пассажирскими или военно-транспортными.

Каждый из этих самолётов, кроме членов экипажа, способен нести восемнадцать человек. Вроде бы мало, но я не сомневался, что, если выкинуть из корпуса всё лишнее, каждый из них сумеет вместить в себя намного больше. Конечно, более точно можно будет определиться только тогда, когда мы попробуем осуществить загрузку на практике, но, во всяком случае, это уже было то, что можно рассматривать как средство спасения. Именно эти два самолёта я и стал рассматривать как те, что могут быть использованы нами для эвакуации.

Разумеется, не всё оказалось так просто. Сейчас я не мог точно сказать, находятся ли присмотренные мной воздушные транспортные средства в рабочем состоянии или они, быть может, не на ходу? Во всяком случае, за два часа наблюдения никто к этим «птицам» не подходил и завести их не пытался. Конечно, это могло означать всё что угодно. Совершенно необязательным было то, что самолёты сломаны. Никаких сопутствующих ремонту валяющихся неподалёку железяк, стремянок, лестниц или строительных лесов рядом с ними я не обнаружил. Так-то имелась вероятность, что немцам пока эти «Юнкерсы» просто не нужны. А вот нам, наоборот, они нужны, да ещё как.

При беглом осмотре самолёты выглядели вполне себе нормально. Колёса на месте, винты есть, окна не битые. И даже вмятин, сколов краски и следов повреждений на фюзеляже мной обнаружено не было. Из этого, кстати говоря, можно сделать вывод, что либо эти самолёты прибыли сюда совсем недавно, либо их, скорее всего, как бомбардировщики не используют. В ином случае хоть какие-то следы от пуль и снарядов, которые пускают по врагу с земли все кому не лень, на корпусе, очень вероятно, присутствовали бы.

«Эх, хорошо бы, если бы эти машины были в строю. Как раз все поместиться в них сможем, – размышлял я. – В противном случае придётся улетать на обычных бомбардировщиках, а вот тут будет проблема. У нас есть три лётчика. И если допустить, что они смогут летать на Heinkel He 111, то встаёт вопрос, сколько человек влезет в бомбовый отсек каждого? Нас шестьдесят, значит, в каждый придётся впихивать по двадцать бойцов. Получится или нет? Вот вопрос».

Стал прикидывать. Вспомнил, что каждый «Хенкель» мог нести до двадцати пятидесятикилограммовых бомб.

«А это означает, что грузоподъёмность у самолёта составляет тысячу килограмм. Следовательно, три самолёта могли нести груз в три тонны. Если учесть, что в среднем человек весит восемьдесят килограмм, то три машины могли увезти не более сорока – сорока пяти человек, по пятнадцать на каждую машину. Нас же шестьдесят! Получается, что если «Юнкерсы» на ремонте, придётся лететь на относительно небольших бомбардировщиках, а четверти отряда вообще придётся остаться здесь».

Размышляя над всем этим, я, разумеется, не учитывал и ещё один небольшой момент – я не знал, возможно ли вообще в бомболюк вместить пятнадцать человек или нет? И скорее всего, этого никто не знал, поэтому решение данного вопроса решил оставить на потом. Хотя уже сейчас стало ясно, что если «Юнкерсы» не взлетят, то придётся экспериментировать с бомболюками «Хенкелей».

Однако до практических «экспериментов» с погрузкой нужно было найти решение для другой проблемы. Ведь даже если выбранные нами самолёты исправны и все мы туда сумеем поместиться, то их нужно ещё заправить и завести, запустив двигатели.

«А значит, нужны будут техники. И когда я займусь зачисткой, придётся оставить некоторое количество персонала в живых».

Получив достаточное количество информации, мы приняли решение заканчивать проведение разведки и отходить.

Но в этот момент абсолютно неожиданно произошло самое настоящее чудо. Когда мы уже начали отползать со своих наблюдательных точек, в небе раздался гул мотора и на взлётно-посадочную полосу через минуту стал приземляться довольно внушительный по размерам самолёт. Это оказался «Савойя-Маркетти СМ.75 „Сумчатый“« (итал. Savoia-Marchetti SM.75 Marsupiale) – итальянский военно-транспортный самолёт, который также эксплуатируется и германскими люфтваффе. По сравнению с теми, что находились на аэродроме, заходящий на посадку самолёт был заметно массивнее. Его фюзеляж явно покрупнее и, по сравнению с «Юнкерсами», с очень большой вероятностью должен бы вместить всех наших людей.

«Ну а кто не влезет, тот полетит либо на том же «Юнкерсе», либо в бомболюке «Хенкеля». Всё равно другого варианта у нас нет. Придётся лететь на том, что есть», – анализировал я, наблюдая за тем, как после посадки самолёта на аэродроме начинается суета.

«Итальянец» ещё остановиться не успел, а к нему уже подбежало несколько техников. Дверь транспортника открылась, оттуда вышел пилот и о чём-то переговорил с суетящимся техническим персоналом. Вскоре к самолёту подъехал заправщик. Техники, не теряя времени, шустро размотали рукава шлангов и, подведя к крыльям, начали заправлять летающую машину.

«Это то, что надо!» – понял я, что фортуна нам вновь улыбнулась.

Теперь всё было в наших руках, и мы не имели права упускать такую возможность.

Однако, справедливости ради, нужно сказать, что даже если бы этот самолёт не прилетел, то по большому счёту планы у нас не поменялись бы. Просто нам пришлось бы захватывать не один самолёт, а несколько. Другого выхода у нас всё равно бы не нашлось, единственный путь к спасению пролегал через небо.

Ранее на экстренном совещании по моему предложению по захвату аэродрома высказывались разные идеи относительно нашего будущего. Был, что называется, самый настоящий мозговой штурм. И на нём среди прочего даже высказывалась идея об отказе прорыва через фронт и о создании партизанского отряда. Но эту идею, которую в качестве альтернативы предложил Лосев, он сам же через секунду и отмёл, махнув перевязанной в двух местах бинтами рукой, понимая, что в сложившихся наитруднейших условиях никакой нормальный партизанский отряд создать не удастся. У нас не было ни оружия, ни боезапаса, ни провианта, ни налаженной связи с местным подпольем и населением, что является необходимым условием для успешной деятельности в тылу противника. Подпольщик Фёдор Лукич Твердев, что воевал в составе нашей дивизии, судя по всему, погиб, потому что после отступления из города его никто больше не видел и наладить связь с подпольем не представлялось возможным. Во всяком случае, так быстро, как хотелось бы. А подполье – это, как правило, связь с «большой землей», ведь именно «Центр» координирует работу партизанского отряда. У нас же не имелось даже рации.

Однако всё это мелочи по сравнению с тем, что у нас не было медикаментов, а более семидесяти процентов численности отряда ранены, причём многие имели множественные и тяжёлые ранения. Всё это говорило о том, что ни о какой партизанщине речи идти не может. Мы и без неё, даже не вступая в бой, в самое ближайшее время без оказания раненым медицинской помощи начнём терять людей. Врачи-то у нас в отряде имелись, только вот не было у них всего спектра необходимых для эффективного лечения лекарств, как не было и оборудования для проведения операций. Какая уж тут партизанская борьба…

Поэтому я сумел убедить командиров выбрать самый эффективный способ преодоления линии фронта – улететь. И сейчас у нас появился на это шанс.

Увидев, что подходящий самолёт сам прилетел нам в руки, мы решили срочно начинать действовать.

Отползли метров на сто от края леса, поднялись на ноги и, пригнувшись, ушли ещё метров на триста вглубь.

Когда удалились на достаточное расстояние, чтобы поговорить, я остановился и обратился к лейтенанту государственной безопасности:

– Товарищ командир, наш лётчик утверждает, что данный самолёт он в небо поднять сможет. Поэтому нужно немедленно действовать.