Он засмеялся, легонько подтолкнул Антона, приглашая разделить с ним веселье. Но Антон даже не улыбнулся, он не хотел думать ни о Насти, ни о ком‑либо другом из приемной семьи. Только не сейчас, только не рядом с братом.

– Ладно, я пошутил, – примирительно сказал Сашка и взъерошил волосы на голове Антон, точно так же, как делал отец.

Антон нахмурил брови, надул щеки и дернулся в сторону от посягательств брата, быстрыми движениями поправил прическу. Повернулся в противоположенную сторону и направил фонарик в темноту зала.

Сашка как‑то сказал Антону, что в новых местах нужно внимательно осматриваться, прикидывать расположение окон и дверей, чтобы знать куда бежать, как побыстрее выбраться на улицу и не заплутать в доме. Этим Антон и занялся. Слабый свет от фонаря почти не рассеивал темноту, и Антону приходилось просить брата светить своим мощным фонарем на дальние стены и далекие углы.

Мрачный, пустой зал с высоким потолком и черными стенами пугал Антона, внизу живота, под пупом появлялось распирающее чувство, словно когда‑то проглотил сдутый футбольный мяч, а теперь, от страха он надувался и давил на живот. Но куда больше его встревожили окна с целыми стеклами. Не должно быть такого, чтобы в пустовавшем несколько десятилетий доме окна не были выбиты. До них должны были добраться бомжи или наркоманы, да просто дурная шпана, ломающая всё, что можно сломать. Стекла подернуты толстым слоем пыли, не пропускающим дневной свет, ручки обмотаны паутиной, а на деревянных подоконниках облупилась и вспучилась краска.

Ему привиделась страшная картина, так отчетливо, будто однажды он пережил подобное, а теперь память решила воскресить забытые воспоминания. Он стоит по ту сторону окна, прижимается вплотную, вглядывается в грязное стекло. В нос попадает пыль при вдохе, он чувствует запах земли и перегнивших листьев. Чихает и в этот самый момент на стекле проступает полоска света, как раз на уровне глаз. Он чуть отдергивает голову и видит, как сухая ладонь похожая на засохшую кожуру от яблока, вытирает грязь со стекла. Затаив дыхание наблюдает и ждет, пока рука закончит очерчивать полукруг. Он знает кому принадлежит рука, знает, кто стоит по ту сторону от окна. Он не видит, но чувствует улыбку на сером, безжизненном лице и ледяной взгляд больших черных пуговиц.

– Смотри, – сказал Сашка, отрывая брата от надуманного взгляда пуговичного человека.

Антон помотал головой, быстро заморгал, словно избавлялся от мушки, попавшей в глаз. Сердце вроде билось быстрей, дыхание было коротким и частым, как от стометровки на уроке физкультуры.

С правой стороны, в конце зала, словно трон, стоял камин с большой топкой, похожей на бездонную пасть кита. Из него, а может из открытой входной двери повеяло холодом, Антон поежился и шепотом сказал:

– Я видел фильм ужасов, в котором был такой же камин. В нем сжигали людей.

– Брехня! – со знанием сказал Сашка. – Раньше камины называли сердцем дома. Разве будет кто‑то сжигать людей в своем сердце?

Он поднял с пола камешек и запустил в топку.

Камень просвистел, разрезая застарелый воздух, и пропал в темноте камина. Сашка бездвижно стоял, ожидая услышать звук удара камешка о кирпичную стену, звонкого рикошета, падения на пол или металлическую решетку, которую иногда кладут в топку. Но ничего подобного не услышал, камень беззвучно исчез, словно попав в плотную темноту завяз, как в трясине.

Он вопрошающе приподнял брови, повернулся к брату и, глядя мимо него, сказал задумчиво:

– Либо это черная дыра, либо камень попал на что‑то мягкое.

Вытянул руку с фонарем. Пятно света задергалось на кирпичной стене, измазанной сажей. Сашка медленно двигал рукой, направляя пятно к днищу топки.

– Что это? – настороженно пробормотал Антон, сунул руку в карман с решительным намерением вытащить гайку и зарядить в рогатку.

В свет фонаря попал серый, мохнатый комок, похожий на облезлую женскую шубу или больное животное, лежащие на боку.

– Не знаю. Может какое‑то животное, – предположил Сашка, – хочешь проверить?

Антон не ответил, но отступил к выходу. Рогатка поднялась на изготовку, оставалось натянуть резинку, прицелиться и выстрелить. Пусть только комок шелохнется, пусть только подымит голову.

Дышал Антон не ровно, грудь вздымалась, натягивая клюв утки, нарисованной на футболке. Он слышал гул в ушах и ощущал, как горячий выдыхаемый воздух прикасался к верхней губе.

Сашка взял фонарик у Антона, сказав, что надо светить сразу в двух направлениях и ему удобней это делать самому. Маленькими шашками пошел к камину. Внимательно выбирал место на полу, светя под ноги, но в то же время не упускал из виду комок шерсти. Боялся наступить на что‑нибудь хрупкое, звонкое, скрипучее, в общем на любой предмет способный поднять лишний шум и разбудить того, кто спал в камине. «А ведь совсем недавно громко говорил и наступал на что попадя, лишь бы разбудить весь дом» – подумал Антон, а вслух предположил:

– А если это медведь?

– Это может быть собака или лисица, но не медведь. Где ты видел таких медведей? Если только медведь‑карлик.

Сашка отошел шагов на пять, как за спиной Антона послышалось множество скрежещущих звуков, похожих на лязганье коготков по бетонному полу или усилившийся дождь, бьющий по водосточной трубе и карнизу. Крысы! – понял Антон и несколькими широкими шагами нагнал брата. Оставаться в темноте, да еще в обществе крыс он не желал.

Он держался за Сашкой, дышал ему в левое плечо и не отрываясь следил за неизвестным животным, держа рогатку наготове.

Подошли почти вплотную, Сашка наклонился, не оборачиваясь передал один фонарь брату. Достал из чехла нож и протянул руку в топку камина. У Антона по спине, от макушки до копчика, промчался рой мурашек, он почувствовал, как встали дыбом волоски. Ему вдруг стало казаться, что медведь только того и ждал, чтобы Сашка сунул руку, а теперь подскочит, блеснет красными глазками, раскроет пасть полную длинных клыков, похожих на зубочистки и откусит Сашке руку, вместе с ножом. А пока брат будет лежать в луже крови, судорожно дергаться в конвульсиях, медведь наброситься на Антона и вцепится в горло. Он поднял руку и приложил влажную ладонь к горлу, защищаясь от возможного укуса. Но этого показалось мало. Отступил на два маленьких шага. Оглянулся на арку, соединяющую зал и коридор. Там, за стеной входная дверь, открытая и пропускающая серый свет улицы. Шумно сглотнул, горло пересохло, язык приклеился к небу. Он бы легко мог пробежать по залу, завернуть в коридор, сделать четыре прыжка и оказаться на улице, пахнущей листвой, дорогой, лужами и туманом. Правая нога сделала еще один маленький, неуверенный шаг к коридору как вдруг вспыхнула яркая вспышка, похожая на молнию разрезающую черное небо и освещающая землю. Он увидел себя, стоящего на крыльце дома. Выскочил на улицу, как и задумывал. За спиной открытая дверь, и в черноте дома тусклый свет фонаря замер на потолке коридора, там, где торчат два проводка: красный и синий. Через порог плещется бордовая кровь, льется по ступенькам, подползает к его ногам. Из входного проема доносится тихий, утопающий за непроглядной стеной темноты, осуждающий голос брата: «Как же так, братец? Ведь друзей не предают».

Антон с силой зажмурил глаза и надавил на веки ладонями. А когда открыл, вокруг была темнота и только где‑то там, за поворотом тускнел свет улицы. Он повернулся к брату, все еще тянущему руку к неизвестному животному. Сделал решительный шаг к нему. Стиснул зубы, плотно сжал губы и убрал ладонь с горла. Если ему суждено погибнуть, то рядом с братом, то не трусом. Какая‑то далекая часть сознания шептала, что он не умрет от укуса неизвестного зверя, а обернется в сильного, могучего волка, как в недавно посмотренном фильме. Эта мысль ему нравилась, уж лучше представлять себя волком, чем истекающим кровью синим трупом с разорванным горлом и вывалившемся языком.

Он не видел, как Сашка довольно улыбнулся, краем глаза наблюдая за внутренней борьбой Антона со страхами.

Сашка положил лезвие плашмя на шкуру, поводил им взад‑вперед, из стороны в сторону, ища за что можно зацепиться, а затем нажал и резко дернул. Шкура подалась, приподнялась и перевернулась на другой бок. Морда зверя попала в круглое световое пятно фонаря.

Сашка вскочил, выпрямился как тетива лука после спуска стрелы, Антон отпрянул, издавая звук похожий на крик гориллы.

– Фу! – завопил он, позабыв, что еще недавно боялся громко разговаривать.

В топке лежала дохлая собака. Из пасти вываливался фиолетовый язык, на кончике носа копошились белые опарыши. Но Антона напугал не столько вид дохлой собаки или червей, поедающих гниющую плоть, сколько глаза. Вернее – их отсутствие. Красные от запеченной крови глазные впадины походили на воронки от снаряда. Похожие воронки он видел в военных фильмах.

– Это мухи выели глаза. Они всегда съедают самое вкусное, – со знанием дела сказал Сашка, – потом через рот и нос забрались внутрь, отложили яйца. А когда из яиц вылупились черви, прогрызли путь наружу через пузо.

Чуть двинул рукой, чтобы в свет фонаря попадал бок собаки. Из шерсти торчали белые сухие ребра, а между ними виднелись все еще целые внутренние органы.

– Вот так они и делают. Со временем черви доберутся и до остального. В итоге останется голый скелет. Когда есть будет нечего, они превратятся в мух и улетят на поиски свежего трупа собаки, чтобы отложить новые яйца.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Антон.

– Из учебника биологии, – похлопал Сашка брата по плечу, – ты бы тоже знал, если учился, а не шлялся по заброшенным домам.

– А я учусь. Сейчас каникулы, – пробубнил Антон.

Сашка сдвинул фонарь еще немного. Кончик облезлого хвоста утопал в золе, а рядом лежали две желтые пуговки. Чуть ниже пальцем на золе выведена дуга, похожая на улыбку.

– Что это? – у Антона дрогнул голос.

– Какой‑то дурак нарисовал рожицу и положил пуговицы вместо глаз, – спокойным голосом ответил Сашка, – ничего необычного. Ты ведь не думаешь, что мы первые посетители за последние десятки лет?

– А вдруг это… – не успел Антон завершить мысль, как его перебил грубый голос брата.

– Это не он! – и уже мягче добавил: – ладно, что смотреть на собаку. Хоть засмотрись – не оживет. Пошли дальше.

Справа от камина, почти в углу была закрытая дверь. Когда‑то она была покрашена в голубой цвет, похожий на лепесток лилии. Так решил Антон, глядя на куски облупившейся краски, валяющейся под дверью. Теперь серая дверь походила на старую, сухую крысу. У правого верхнего угла выделялось пятно черной плесени.

Сашка махнул рукой к двери, безмолвно говоря, что начать стоит именно с нее.

Пол предательски скрипел под ногами, извещая тех, кто мог их ждать за дверью, что скоро они подойдут. Сашка навел свет фонаря на ту часть двери, где должна быть ручка, но кроме замочной скважины там ничего не было, впрочем, Антон это заметил раньше. Да и замочная скважина была без замка. Сашка просунул туда палец и открыл дверь.

Это было небольшое помещение без окон. С потолка свисали провода, стены измазаны красными разводами, а на полу палас, изъеденный крысами и насекомыми. Сашка предположил, что это каморка для хранения продуктов или складирования вещей. Но Антон решил, что эта комната для раздумий. Сюда приходит пуговичный человек, прислоняется лбом к стене и размышляет о том, как бы заманить в дом побольше ребятишек, ищущих приключений. Конечно такая мысль не посетила Антона, если бы он сам не занимался подобным в своей комнате. В основном ночами, когда все ложатся спать и никто не мешает. Он становится лицом к стене рядом с кроватью и думает. Чаще всего о родителях, иногда мечтает о друзьях, а иногда в голову приходят мысли о собаке или кошке. Но только не той, которая была у Насти, а своей собственной. Чтобы он сам дал ей имя и сам за ней ухаживал.

– Пошли дальше, скоро сядет солнце, а мы топчемся на месте, – возмущенно сказал Сашка.

Они вышли из комнаты, отошли от камина на три шага, и в тот момент, как Антон открыл рот, чтобы предложить устроить перекус, почти под потолком, на уровне второго этажа раздался протяжный скрип двери.

– Там кто‑то есть, – сказал Антон, всматриваясь в темноту второго этажа. Его голос осип от страха, во рту быстро пересохло, а ладони взмокли так сильно, что фонарик чуть было не выскользнул на пол.

Кроме перил он ничего не увидел. Лестница пуста, а второй этаж окутан зловещей темнотой, которую не под силу пробить его фонарю.

– Нет там никого. Крысы или ветер. – Сказал Сашка. – Давай поедим немного, а то в животе урчит.

– Нет, там пуговичный человек, – возразил Антон, невольно прижимаясь к брату.

– Если бы он там был, то мы услышали шаги. Дом старый и невозможно ходить бесшумно. Вот сам послушай.

Сашка сделал два тяжелых шага, каждый из которых сопровождался мучительным скрипом половиц.

– Да я слышал наши шаги, но ветра тут нет, а крысы не открывают дверей, – заметил Антон.

– Я тебе докажу, что там нет людей, что там никого нет, – он повысил голос, но не для того, чтобы припугнуть брата, а чтобы воодушевить. Задрал голову, набрал полную грудь воздуха и прокричал:

– Эй! Есть там кто?

От его крика у Антона сдавило в груди и защекотало у основания черепа. А еще он отметил, что брат намеренно не произносит имя того, кто тут живет – пуговичного человека. Словно он верил, если не называть по имени, то он не объявится. Антон же пренебрегал этим правилом и вспоминал его каждый раз, как где‑то скрипнет половица или хлопнет дверь.

– Ну вот, видишь. Если бы там кто‑то был, то выдал себя. – Сказал уверенно Сашка. – А теперь я достану еду. После проверим что за той дверью.

Прямо под лестницей на второй этаж закрытая дверь. У Антона вновь появилось щемящее ощущение под ребрами. Внутренний голос говорил, что двери не могут быть все закрыты, это странно для заброшенного дома. Так же странно, как целые окна.

Они прошли к арке, ведущей в коридор. Входная дверь оставалась открытой и дневной свет манил Антона выбежать на улицу. В коридоре оставался проем без двери, а за ним небольшая ванная комната. Они в нее не заходили, заглянули мимоходом, пока пробирались от выхода к залу. Там грязно. Унитаз измазан сухими коричневыми пятнами, а ванна подернута ржавым налетом, с потолка свисала паутина и большие куски штукатурки.

Сашка расстегнул рюкзак и вытащил еду. У них были яблоки, сухари и головка лука, украденная у злобной старухи на рынке. Если быть точным – не совсем украденная, а поднятая с земли спустя секунду, как скатилась с кучи таких же луковиц. Сашка говорил, это не воровство, ведь все знают, что упало – то пропало, но Антона мучала совесть, он твердо решил не есть украденную луковицу.

Кроме сломанного стула и перевернутого шкафа, в зале ничего не было, потому есть приходилось стоя. Сашка развернул пакет с сухарями и протянул брату. Антон взял горсть и целиком сунул в рот. Сомкнул челюсть, и после непродолжительного хруста, скривил лицо от боли, зажмурил глаза и простонал, сдерживая слезы:

– Снова зуб.

– Давно болит? – поинтересовался брат.

– Двенадцать дней уже, – говорил Антон с набитым ртом.

– А чего не лечите?

– Тетя Таня говорит, незачем тратить деньги на лечение молочного зуба, который выпадет сам.

– А если не выпадет? Давай мы его выдернем? – предложил Сашка и предупредил Антона пока не жевать сухие сухари, а сначала размочить слюной.

Антон заинтригованно спросил, глядя на брата:

– Как мы его выдерем?

– Очень просто! Есть два варианта: обвязать одним концом веревки зуб, а вторым дверную ручку. Дверь открывается – зуб вырывается, – усмехнулся Сашка получившейся рифме.

Антон огляделся.

– Но тут все двери без ручек.

– Это да, – протянул Сашка, – тогда остается второй вариант, но он болезненней.

– Какой? – с опаской спросил Антон, ощущая, как начала пульсировать челюсть как раз в том месте, где был больной зуб.

– Я бью фонариком тебе по щеке и зуба как не бывало! – сказал он и повертел фонарик в руке, как бы примеряясь.

– А вдруг кроме этого зуба вывалятся другие, здоровые? – спросил Антон и на всякий случай отошел на полшага, чтобы рука брата с фонариком не дотянулась до его челюсти.

– Это возможно. А у тебя там больше нет молочных зубов?

– Нет, – покачал головой Антон.

– Тогда, пожалуй, не стоит рисковать, – заключил Сашка и тоскливо потупился на фонарик. Перевел взгляд на яблоко и с сожалением сказал: – это лучше тебе не есть.

На запах съестного сбежались крысы. Подходить близко они не решались, выглядывали из многочисленных дыр в стенах и полу. Сашка светил на них фонарем, но они не боялись света, лишь блестели глазками, вставали на задние лапы и водили носом, принюхиваясь в какой стороне появилась еда.

– Смотри, сейчас будет шоу. – Сашка кинул большой засушенный ломоть хлеба. Не слишком далеко, достаточно чтобы было видно.

Крысы вцепились в хлеб, пищали и тянули каждая в свою сторону. Никто не желал сдаваться. Долго наблюдать за возней не пришлось. Появилась большая крыса и забрала весь хлеб себе.

– Наверное это их король, – шепнул Сашка, толкая брата в спину, – Если убьешь её, то станешь королем всех крыс.

Антон тяжело и громко сглотнул, проглатывая остатки сухарей. Медленно потянулся к карману с гайками, позабыв про зубную боль, но вытащить не успел, король крыс прыгнул в дыру.