Отзывы на книги автора «Майя Кучерская»

Если каждый человек, по определению кого-то из классиков, отдельная планета, то эта книга - настоящая энциклопедия планеты "Лесков" - увлекательный, напряженный, динамичный и очень детальный рассказ о литераторе, чиновнике, муже, отце, человеке и о том пути, котором ему пришлось пройти, чтобы стать кем-то...

Путь ни на одной из этих ипостасей легким никогда не был: благодаря протекции быстро стал чиновником (и довольно дотошным, с тягой к справедливости. У него, из семьи потомственных священнослужителей, это, наверное, было в крови), но настоящего призвания к своему делу не ощущал. Потому и променял его в скором времени на занятия коммерческой деятельностью (да, был в жизни русского классика, Николая Семеновича, и такой неожиданный оборот; он стал агентом-подрядчиком в одной торговой компании своего родственника), а когда фирма прогорела - на занятия публицистикой и журналистикой. Последние, кстати, в его судьбе неразрывно связаны с литературой. Его очерки и статьи на злободневные для российской действительности темы (как то: коррупция, нищета, неравноправие и проч.) всегда отличал отменный слог и четкая мораль. Своего мнения по общественным вопросам писатель никогда и не скрывал, хотя критика и пыталась уличить его в лицемерии, двуличности, шпионстве даже - литературная стезя для Лескова тоже стала серьезным испытанием. Его романы были или раскритикованы в пух и прах, или же и вовсе не замечены...

Личную жизнь тоже вряд ли назовешь на 100% счастливой и удавшейся: два брака писателя развалились, с детьми тоже были отношения, полные взаимных разногласий и обид. Тяжелый характер, требовательность (не только к другим, но и к себе прежде всего), строгость, нежелание идти на компромиссы сослужили классику плохую службу: что в карьере, что в любви. Друзей - подлинных, преданных, верных, готовых прийти на помощь в трудную минуту и час испытаний - у него тоже не было. Были лишь люди, которыми он восхищался, которых считал своими наставниками. Среди, например, Герцен, Катков, Лев Толстой...

И лишь творчество всегда давало необходимую для жизни отдушину: здесь он наслаждался языком сам и давал возможность насладиться им читателям, здесь он писал на такие близкие для себя темы (жизнь русского духовенства), здесь он пытался донести до широкой публики свои взгляды.

Его жизнь (личная и профессиональная) легкой не была, но полная трудов (ежедневных и ежечасных), лишений, она может послужить и нам, читателям двадцать первого века, примером служения справедливости, нравственным идеалам, примером выдержки и упорства. 5/5

Стоило мне подумать об этой книге вечером, как утром на работе я нашла её на полке - был очередной привоз. И тут же схватила, села за кассу, и пока никого из покупателей не было, открыла, начала читать. И пропала.
За окном была осень, яркая, желтая, солнечная. Осень с её ароматами пожухлой травы, последнего по-летнему греющего солнца, осень надежд, когда природа умирает, а у тебя в душе что-то новое.
То же было и в книге - героиня просыпается осенним днём и понимает, что сегодня особенный день и что-то ждёт её за беспросветной депрессией и повторимостью скучных дней.
Просыпается...

Лёгкий роман. Лёгкий. Но в то же время особенно близкий, личный и оттого трудный, вырывающей из души с корнями то, что давно и долго прятал - твою запретную потаённую любовь.

Кажется, что всё так просто здесь. Тётя Мотя (Марина) живёт с мужем. Неплохо так живёт, вроде всё есть: филологическое образование, оплачиваемая и не столь нервная работа (школу сменила на газету), любимый и любящий сын. Но только что-то не то. Муж другой, чужой совсем. Он ведь и воспитывался в деревне, и родители у него не такие совсем, а чужие, другого круга, другого мира, они может и школьную программу по литературе не освоили, а после школы кто из них просто так сядет читать, книжку. Да никто, потому что не задавали ведь, не нужно больше читать. И вот понимает Тётя Мотя, что с мужем всё не так, что поторопилась влюбиться, поторопилась замуж, и ребёнка тоже поторопилась. Хотя Тёма, Тёплый, есть. И как теперь без сына своего? Да никак. Господи, спасибо, что он здесь.

А потом появляется тот, другой, который и красивый, и романтичный, и словами зубы заговаривает, и красотой её восхищается. Мамонт. Ланин.
Как не влюбиться?
Тем более начальник. Тем более благоволит. Тем более заметил.

И она плюёт. Плюёт на Колю своего - мужа неродивого, который только и умеет, что напиваться да груди её мягкие до боли мять, прижимать к себе и наваливаться, наваливаться, что только и делаешь, что ждёшь "Да когда всё это кончится?! Спать когда?!". А потом, когда он наконец успокоится и захрапит алкогольными парами, достанешь из-под подушки телефон и напишешь тому, другому, смс-ку, а в ответ получишь:
"Скрылся шар багряный за кружевом листьев, в дар оставив облако, танца дитя" и другое, более личное, "Спокойнойночирадостьмоя".

И вроде всё. Сюжет стар: муж, жена, любовник. Любовный треугольник. Да нет. Здесь и начинается самое интересное. Интересное, потому что Майя Кучерская не романчики пишет, а делает настоящую русскую женскую прозу.

Начинается другое. Начинается история.
История.
Вчитайтесь в это слово. Что оно для вас говорит?
Что такое история?
Пётр Первый? Восстание декабристов? Вторая мировая война? А может побоище на Мамаевом кургане? Или Киевская Русь?
Да. Но не только.
История - это я, это ты, это стол, за которым ты сидишь, скатерь, которой накрыт стол, это слёзы твои, это твой смех сквозь белые зубы и руки твои - тоже история.
История - это здесь и сейчас. История - это каждый из нас. Потому что мы потомки тех, кто история, и родители тех, кто ещё только будет.
История - это традиция, это уклад, это культура.
И нужно историю вести в правильном направлении. Нужно просто её не уничтожать - не забывать свои корни, не забывать традицию. А если оторвёшься от уклада, от истории, то будешь одинок настолько, что не будешь понимать, зачем и для чего живёшь, и кто ты есть.
Не отрывайся.

Появляется он, тот, кто несёт историю, несёт уклад - Голубев, скромный учитель истории из города Калинова, который пропадает в архивах и собирает её, свою историю.
История семьи Голубева разрывает бесконечный круг терзаний Тёти Моти муж-любовник. Эта история становится глотком свежего воздуха в книге. И ты вместе с Тётей читаешь письма Голубева про жизнь и судьбы живших когда-то людей. И становятся тебе эти люди своими, ты их понимаешь настолько, что расстаться с ними не можешь, хотя и не встречался никогда.
Отец Илья, священник. Таких теперь не встретишь. Мудрый, настоящий, добрый, готовый жизнь за человека отдать.
Мальчики его: Федя, Митя, Гриша. Каждый верил в своё. Каждый избрал свой путь. Правилен ли? В угоду отца, матери? Нет, просто свой. И каждому сочувствуешь и веришь, хоть и правды у них разные, и жизни тоже.
И девочка Ириша, любимица батюшки, мама Сергея Петровича Голубева. Сопровождаешь её от самых малых лет до самой смерти и любишь, любишь, потому что по-другому не можешь.

Вот она, история.

И тайна отцовства раскрывается благодаря одной фотографии архивной. А благодаря простому личному дневнику, в котором лишь о повседневностях, ты узнаешь о детстве своего отца, которого никогда не видел.

Вот она, история.

И что здесь настоящее? Где здесь настоящее?
В глубине. В сердце.
Не нужно заграниц никаких, и Китая Ланинского не нужно.
Ходит Ланин по миру, страны посещает, но не находит себя.
А вот Коля нашёл. И не книжка Мо Цзы открыла ему себя. И не страны другие. И не кайт его любимый. А один буддист из Вьетнама, который показал ему душу, показал то, куда смотреть нужно - вглубь, внутрь, не наружу.
И стал Коля спокойней. И полюбил свою жену ещё сильнее. И стало у них всё хорошо.

А Мотя - это такая Тётя, живущая в каждой женщине, которую нужно принять. И потом, когда она совсем-совсем надоест, отшвырнуть её, снять с себя, словно кожу лягушачью и обернуться принцессой. Нет, обернуться собой.
И жить.

Потому что женщина несёт уклад, несёт традицию, историю несёт - рождает новую жизнь.

Преамбула №1. Я еще не приступил к написанию этого отзыва, но уже знаю, что мне будет тяжело его написать. С одной стороны – я, вроде как, понимаю, о чем тут писать. С еще одной стороны – я даже примерно представляю, как это сделать. А вот с третьей стороны – сказать хочется много (тут есть, о чем поговорить), и понимаешь, что, возможно, как-то это не удастся сделать. Не факт, что нужные слова сформулируются во фразы, те в предложении, и это будет приемлемо для читателя. Но я попробую.
Преамбула №2. В целях упрощения написания (и понимания написанного) я решил разделить отзыв на две части – одна часть будет посвящена внутренней стороне книги (назовем ее, условно, «О современном патерике»), а другая будет посвящена внешней стороне книги (здесь будет что-то вроде «В окрестностях современного патерика»). Ну, приступим.

1. О современном патерике
1.1. Об отношении религиозной литературы и атеиста
Неверующий человек, увлекающийся религиозной литературой (как, например, я – атеист, который в свое время увлекался религиоведением, но верующим не был никогда (кстати, никакая церковь не одобряет такого подхода – право говорить о вере всегда предоставляется людям «изнутри», а не находящимся «вне» доктрины)), всегда вызывает подозрение. Причем как у верующих, так и атеистов. Это состояние молчаливого недоверия прервать сложно – почти невозможно. Обе стороны ежеминутно ожидают подвоха. Разумеется, автор не могла этого не учитывать, когда писала книгу.
1.2. О патериках
Патерическая литература – жанр совсем не такой простой, как могло бы показаться. Уже в самом начале христианства было понятно, что именно этот жанр содержит в себя немалую долю яда. Историю со львом, наверное, слышали все.

Помню, как в неофитском жаре читал древние патерики (сказания о жизнях отцов церкви), и с каким смущением обнаруживал в них кощунственные по нынешним временам анекдоты, вроде истории пустынника, встретившего льва. Монах, спасавший душу свою во пу́стыни, взмолился к богу, чтобы лев тот немедленно стал христианином. И впрямь, зверь тут же осел на задние лапы, осенил правой передней лапой себя крестным знамением, и начал молитву: “Очи всех на тя, Господи, уповают».
Эта шуточка третьего-четвертого века нашей эры устроена хитро. Для внешнего наблюдателя получается история про доходность молитвы: лев ведёт-таки себя как христианин – значит, все кончится непременно хорошо. Тот же, кто внутри культуры, мгновенно обнаруживает, что лев произносит особенный тест: «Очи всех на тя, Господи, уповают и ты даёшь всем пищу во благовремении, яко благ еси и человеколюбец». Это молитва перед едой. Пустынника он сейчас съест. Но не как язычник съест, а как истинный христианин.
Зачем эта жуткая двусмысленность? Думаю, это способ как-то принять кажущееся несовершенство бытия, не оскорбляя его сложность.

1.3. О М.А. Кучерской
Майю Александровну я впервые увидел (равно, как и узнал о ее существовании) лет 10 назад, в ныне покойной передаче «Школа злословия». Ничем она мне серьезно не удивила, не поразила и не запомнилась – просто в голове отразилось, что да, есть такой писатель, и, судя по всему, глубоко верующая (на вопросы относительно своей веры она говорить вежливо, но твердо отказалась).
Второй раз про ее существование я вспомнил в момент, когда активно шел скандал с постановкой истории о православном ежике. (если кто пропустил, подробности тут: https://www.bbc.com/russian/russia/2015/03/150327_orthodox_hedgehog_novosibirsk).
Ну и третий раз прокукарекал петух, когда я увидел презентацию перевода книги Кучерской на немецкий на книжной ярмарке во Франкфурте. И я понял, что надо все-таки прочитать. Т.е. как минимум я подходил к книге не замутненный, без каких-то жестких симпатий или антипатий.
1.4. О чем книга?
1.4.1. Книга – патерик. Собрание нравоучительных историй о жизни святых отцов, подвижников, юродивых. Вот только этот патерик не настоящий, а художественный – святые отцы там выдуманные (хотя автор старательно нагнетает интригу, что, мол, там ложь искусно перемешана с правдой – не будем с ней спорить. Перемешана так перемешана), но вот ситуации, в которые попадают выдуманные персонажи – вполне реальные. Только хорошо скрыты за слом тонкой иронии и гротеска.
1.4.2. Патерик, как литература нравоучительного толка, не может, и не должна быть понятной. Всегда должна быть какая-то легкая недосказанность, сложность, двусмысленность – иначе это не назидательная литература, а просто сборник прописных истин, которые ничему не смогут научить, учитывая всю сложность жизни. И я понимаю, почему сложность этой книги вызывает у отдельной категории людей столько недоумения, а иногда даже агрессии – они просто не понимают, что религиозная литература может быть и такой тоже.
Вот коротенькая история:

Один батюшка был людоедом. Приходит к нему человек на исповедь, а домой уже не возвращается. Приходит молодая пара венчаться и исчезает навеки. Приносят младенца покрестить — пропадает и младенец, и крестные родители. А просто батюшка их всех съедал. Только в посты все было благополучно, люди у него исповедовались, крестились, соборовались без всяких исчезновений. Благочинный, конечно, знал про эту батюшкину особенность, но всегда говорил, что заменить ему батюшку некем, зато как строго человек держит пост.

Что вы видите в ней? Вы видите в ней только шутку? Или что-то большее? Не видите ли вы в ней четкое отражение социотипа, который есть везде, есть и в церкви, и оттого это его людоедство особенно заметно?
Или вот другая история:

Если жена жаловалась на мужа, или на свекровь, или же на соседа, отец Митрофан давал ей один и тот же совет: “А ты его убей”.
— Как убей? — изумлялась женщина.
— Задуши подушкой или подсыпь в чаю мышьяку.
Иногда же добавлял: “А можно отправить его на мясокомбинат и порезать на сосиски”.
После этого жаловаться на близких ему переставали.

О чем эта история? Только ли шутка батюшки – или повод серьезно поразмышлять о том, как соотносится жизнь с заповедью смирения, и не является ли предложенные батюшкой варианты как-раз мощной издевкой над отказом от смирений?
1.4.3. Книга совсем не проста – это, конечно, никакой не сборник «смешных рассказов» - а явный плод долгих переживаний, размышлений, философского и религиозного опыта автора. Люди, увидевшие в этой книге либо просто юмор (добрый, такой, с состраданием – или едкий, с сарказмом), либо просто скучные басни – явно ничего не поняли. И я не знаю, как им объяснить, о чем эта книга (и надо ли это делать). Может это и не надо – хотя, судя по рецензиям, все-таки потребность есть. Я не удержался - пробежал глазами рецензии, и понял, что большинство вообще не догоняет, о чем эта книга.
1.5. О том, безобидна ли эта книга?
Сразу скажу – нет, она не безобидна. Один аспект я освещу в этом разделе – один в следующем. Главный аспект «не безобидности» книги состоит в том, что она слишком сложна – количество отсылок к святоотеческой литературы в ней просто колоссально, и простой неофит в ней просто ничего не поймет. Более того, он примет книгу за издевательство. Тип «верующих от сохи», верующих не от «умствования», а просто «верующих, потому что верующих» (как Д`Артаньян дрался, потом что дрался) – явно разъяриться, ее прочитав. И я их понимаю – дети, собаки и шизофреники вообще не понимают шуток – а шутка это самый простой, самый поверхностный пласт этого глубокого произведения. Уж точно не стоит походить к серьезному источнику с «детским» инструментарием. И здесь я вынужден перейти ко второй части отзыва.

2. Об окрестностях современного патерика
2.1. О времени
Это, без дураков, хорошая книга, которая появилась в плохое время. Время затянувшегося искушения и церкви, и граждан, и России. И, судя по тому, насколько искушение затянулось – никто из перечисленных не смог сказать: «Отойди от меня, Сатана», и процесс продолжается. Соответственно, время Сатаны – это время обмана и подмен. И вполне резонно, что за обман и подмену примут и эту книгу. Появись она в стране, с устоявшейся традицией написания современной религиозной литературы, со школами, которые, литературоведчески, умеют работать с подобным материалом – проблем бы не было. Но мы здесь как в чистом поле – неслучайно упоминавшиеся скандалы с «православным ежиком» получаются настолько громкими;
2.2. О том, как конкретная книга воспринимается в конкретное время
Честно скажу – мне очень понравилась литературная работа автора. Это, действительно, шикарно сделанное произведение – крепкое, умное, смешное, заставляющее о многом задуматься. И я преклоняюсь перед профессионализмом автора – видно, действительно филологический факультет МГУ не прошел мимо. Но я не поверил автору.
2.3. О том, куда зовет автор
Автор сделала блестящую рекламную кампанию по завлечению интеллигенции в православие. Эта книга, конечно, не для всех – а в первую очередь для интеллигенции, людей, обладающих соответствующим литературным бэкграундом, способным считывать послание автора. И вот здесь главная проблема – автор старательно пытается показать сложную церковь, церковь, в которой есть духовный поиск, а не алгоритм по расстановке свечек. Церковь, которая может быть интересна для интеллигенции. Церковь, которая не с глянцевого плаката – а настоящая, несовершенная. Показывая через гротеск несовершенство церкви, автор как-бы пытается сыграть в открытую, сделать данный дискурс интересным для читающей публики. И здесь я вижу самую главную проблему – автор зовет в церковь сложную, интересную для интеллигенции, но кто сказал, что церковь в России ХХI века именно такая, как в рекламе автора? А раз не такая - то это просто недобросовестная реклама.
Веер смыслов книги и вокруг книги как-бы распадается: Да, это очень интересный взгляд интеллигента на церковь: но кто вам сказал, что этот взгляд в самой церкви не маргинальный? Ведь даже отношение к этой книге в церковной среде выдает то, что книга то там совсем не ко двору. Автор хочет сделать как лучше для церкви, которую явно любит – любит такой, какой она есть, но кто ей сказал, что современной церкви нужна такая любовь? Или любовь таких прихожан? Или просто любовь? Может любовь нужна богу? Поверить, что всемогущее трансцендентное существо, создавшее этот мир, нуждается в нашей любви лично мне тяжеловато – но я-то со своим атеизмом для церкви вообще изначально гнилой. И начать то мне надо было бы с покаяния. С того, с которого автор не хочет, чтоб начинали – ибо каяться надо всем, а не только пришедшим позже.
2.4. О фальши
Автор умна. И поэтому она не может игнорировать, что церковь, которая видится ей (влюбленные глаза они ж вообще лгут, уж простите меня, все влюбленные), явно может не совпадать с церковью, которая есть на самом деле. Возможно, ее это даже гнетет. Иначе я не могу объяснить, как в достаточно сложное и интеллектуальное повествование вдруг начинают просачиваться истории, ну прямо как со страницы бухаринской Правды. И я говорю не об отдельном цикле, где все построено на гротеске – нет. Вполне душеспасительная история про проститутку, которая стала водить своего брата в воскресную школу, и он прям рвался-рвался, будил ее с утра, чтоб пойти в воскресную школу, а потом… ну не верю я в это все. Я понимаю, что жанр Патерика включает и это – но вот честно, как будто распечатал ящик шоколадок, ешь их, ешь, все они одинаковые – и тут вдруг бах, попадается дешевая-дешевая, плохая-плохая соевая. Подделка. Следующая уже нормальная – но поневоле начинаешь искать подвох. Сколько еще там фальшивых, соевых шоколадок?

Эпилог
Это невероятная мощная и глубокая книга, написанная умным и неравнодушным человеком, и которую совершенно нельзя читать «нахрапом». Да, книжка маленькая – прочитать ее за один вечер соблазн велик, тем более что и язык там вполне легкий – но не надо этого делать. После каждого рассказа надо остановиться, подумать, и попытаться понять – что хотела сказать автор. И не удовлетворяться ответом: «Да ничего, это такая шутка, едем дальше».
Православная позиция автора меня, как атеиста, не сильно смущала – я здесь видел больше искушенную интеллигентскую игру, к которой уже привык, чем религиозную пропаганду. Хотя книга эта, конечно, вкладывает свою главную мысль в голову очень хорошо. Главная мысль сводится к: «Православие огромно, и для тебя тоже там найдется место, как нашлось для меня». И вот здесь уже вопрос – можно ли сейчас, в 2018 году сказать, что это утверждение истинно? Действительно ли для всех подходов к православию найдется место в православии? Я предпочитаю оставить этот вопрос открытым – думаю, читатель сможет ответить на него самостоятельно. А книга хорошая, читать можно смело. И я даже не буду советовать быть с ней осторожнее – просто попытайтесь читать вдумчиво. Не так часто в России появляются книги, которые стоит читать вдумчиво.

В ЛЮБИМЫЕ! ОДНОЗНАЧНО!!!

Чтение этой книги как сеанс психотерапевта. Мне так кажется.
Никогда не была на приеме у такого врача, но по фильмам и книгам знаю: чаще всего главное для пациента в сеансах - получить возможность выговориться. Отыскать в глубинах своего сознания больные места. Выпотрошить, может, свою душу, подняв с ее дна то, что, казалось, давно уже спрессовалась и кануло в небытие. И, еще раз, всё это - проговорить.

Читая роман Кучерской, ты получаешь такую возможность.
Только говорить тебе и не придется - эти слова уже сказаны, тебе нужно лишь считывать их со страниц книги. Правда, порой ты будешь смущенно опускать глаза, вздрагивать от неожиданности, судорожно оглядываться: не смотрит ли кто-нибудь тебе через плечо.

А всё это потому, что книга невероятно интимная.
Нет, дело не в каких-то там откровенных сценах, что вы. Дело не в этом.

Суть романа - обнажение чувств, переживаний, мечтаний, поисков, обид нескольких обычных людей:
- женщины 30-ти с небольшим лет.
- ее мужа.
- ее любовника (это не спойлер, об этом и в аннотации сразу же дается информация).
(Написала сначала краткие характеристики каждому герою - стерла. Лучше в книге прочитать и составить свое собственное мнение о каждом персонаже).

Вы скажете, что это обнажение - весьма популярное явление в различных любовных романах, в дамской литературе.
Но я с вами не соглашусь.

То ли книга попала очень-очень вовремя, то ли еще есть какое-то объяснение, но меня уровень вот этого препарирования судеб просто восхитил! Тонко, красиво, деликатно, глубоко-глубоко проанализированы те движения души, которые свойственны прежде всего людям думающим, склонным к рефлексии (к каковым, видимо, я себя нескромно и отношу). И именно это, на мой взгляд и на мой вкус, выводит "Тетю Мотю" на уровень более высокий, чем просто рядовой любовный романчик.

И философия автора, которая сквозит буквально в каждой странице романа, мне очень понятна и очень близка. Например, касающаяся отношения к семье, к любви: как к труду, как к тому, во что нужно вкладываться, а не ждать фейерверков и вечных брызг шампанского, только тогда и можно избежать жестокого разочарования, на которое все мы рано или поздно обречены....

Линия историческая - я б сказала, еще и краеведческая - на меня произвела такое же впечатление, как и на Тетю Мотю. Да, опорой для нас вполне может стать та самая исконность, от которой часто отказывается современный, чересчур цивилизованный мир. В понимании неразрывности истории, неостановимости процесса, именуемого Жизнь, и может быть наше спасение.

Многие упрекают (обвиняют) Кучерскую за фальшь, излишнюю пафосность, ненужный надрыв.
А мне вот так легло на душу, как будто ничего более гармоничного и мягкого я и не читала никогда... Видимо, у меня в нужном месте и в нужное время сошлись все факторы, которые влияют на наше восприятие прочитанного.

Итог: моя книга.

После прочтения сборника «Москва: место встречи» (на самом деле это антология, но мне удобнее его так называть, пожалуйста, не сердитесь, что я дальше кривовато употребляю термины) у меня осталось какое-то горькое впечатление, что Москва — нелюбимое дитя, особенно на фоне расфуфырившего перья винишкового Петербурга. Сборник должен был стать гимном любви к этому городу, а на деле получилось почти полностью сплошное нытьё о том, что раньше трава была зеленее, деревья выше, люди добрее, а теперь в городе только тлен и бездуховность. Между тем, как раз сама-то Москва хоть и не такая как прежде, но отстаивает свой исторический облик, а вот москвичи изменились сильно. Вот я Москву люблю (москвичей — куда меньше), поэтому даже как-то стало немного обидно, хоть мой опыт проживания в столице совсем ничегошный, что-то около года, а потом, как водится, я записалась в книжный клуб, пошла по кривой дорожке и очутилась в Болотограде, но это совсем другая история.

Мне даже показалось, что целый год сборник лежал никому не нужный, а все стали его докупать в пару после удачно выстрелившего «В Питере — жить». Изданы, кстати, обе книги просто отлично, одно удовольствие держать их на полке. Правда, Петербургу досталось ляссе, а Москву приходится закладывать трамвайным билетиком. Зато иллюстрации восхитительны, обложка тоже — и вот из-за них в первую очередь понимаешь, почему бумажные книги для многих всё ещё намного круче электронок.

И вот читаешь про бедную нелюбимую всеми Москву и огорчаешься. Не тому, что там всё ох и ах, а раньше было огого. А тому, как странно сложилась такая тенденция. Некоторые рассказы были написаны не для антологии (например, у уже почивших авторов), но подавляющее большинство писались специально, и, наверное, это и стало причиной появления некоего «шаблона». Как если бы всем задали писать сочинение на одну тему. Тема достаточно узкая: родной город. Поэтому все выбирают беспроигрышный для любой советской училки вариант — ностальгия, детство, слёзы, туманный взор в прошлое и вздохи, а потом для контраста немножко современной реальности (впрочем, этот пункт некоторые пропускают). Авторы молодцы, авторы получают пятёрки. У кого-то вышло действительно хорошо, у кого-то скучно и не так талантливо, но не подкопаешься. Москва — 1 шт., ностальжи — 1 шт., детские воспоминания про колготки и плюшечки — 1000 шт. Все условия выполнены, хвалите.

Дальше...

Получается, надо было называть сборник антологию не «Место встречи», а «Время встречи» — и это время в далёком прошлом. Кстати, все авторы достаточно взрослые товарищи, так что вспоминают, по большей части, действительно совсем уже далёкий совок. Кто там хотя бы про девяностые что-то написал? С ходу только Шаргунова вспоминаю, который из авторского ряда самый молодой — 37 лет. Даже Глуховский, которого часто представляют эдаким пацаном, старше его на год. Он, кстати, прилежно пишет по лекалу: вот раньше ВДНХ было ух, а теперь мы выросли, собака умерла и солнце светит как-то не по-таковски.

Ещё временами раздражал неймдропинг (когда кто-то хвастается своим знакомством или иной близостью к любого рода известным людям). Во многих рассказах это было органично, тем более, что в центре Москвы есть с кем интересным пососедствовать и о нём рассказать. Но вот Москвина (иронично, что это самая подходящая к антологии фамилия), к примеру, действительно зашкалила с этими именами, как будто просто читаешь опись известных людей, которых видела она, её мама, бабушка, собака, сосед, сосед собаки, сосед бабушки маминой собаки. И никак это не играет в рассказе о знаменитом доме, кто захочет, тот и так может посмотреть список известных жильцов, незачем упоминать каждого без интересной истории, зато с припиской «А вот я его ви-и-идела!»

Может показаться, что антология мне не понравилась, потому я тут сама разнылась, что вот раньше-то антологии были хорошие, а сейчас фуфуфу, но нет. Это особенности восприятия и пересказа: о том, что не понравилось, всегда можно сказать конкретнее и понятнее, чем о том, что хорошо. О хорошем будут неизбежно общие слова, потому что антологию не проанализируешь в целом, это достаточно разные тексты, разного уровня, и нет никакого желания разбирать каждый рассказ по косточкам, тем более, что и читать такой разбор вряд ли кто захочет. В целом получился любопытный эксперимент, и я уверена, что второй питерский блинчик из этой серии будет уже лучше (скоро буду в этом убеждаться или разубеждаться). Для любителей и знатоков Москвы — хорошее чтение, для тех, кто в ней родился, тем более, потому что узнавание старого времени прекрасно. К тому же не такое уж оно и старое. Отъедь сейчас куда-нибудь на пару тысяч километров вглубь страны, и будут там всё те же и ванные посреди кухни (кстати, видела такие и в питерских коммуналках до сих пор), и деревянные рассыпающиеся форточки, и пользующиеся спросом общественные бани. Не нужно никакой машины времени, достаточно высунуть голову из МКАДа, вдохнуть то, о чём так вдохновенно плачется во всех этих рассказах, а потом стремглав вернуться в эту фуфуфу бездуховную столицу, чтобы снова сыто предаваться воспоминаниям о детских лакомствах и потрясениях.

Отдельно хочу отметить хорошую редакторскую работу по построению текстов. Они достаточно плавно вытекают друг из друга географически и логически, так что даже будучи написанными разными авторами, всё равно формируют практически маршрут для прогулки или литературной экскурсии. Если когда-нибудь поймаете одновременно много хорошей погоды и много свободного времени, то «пройдитесь» по отдельным страничкам. Я бы прошлась, если бы была такая возможность.

Тетя Мотя - это обидно. Мало того тетя, да ещё и Мотя) Но героине это прозвище подходит как нельзя лучше. А вообще она Марина.

Марина.. она, наверное, могла бы быть красивой,  уверенной, властной женщиной. Мотя - ну, это Мотя и этим всё сказано.

А может быть и не нужно быть властной и уверенной? Женщине важно любить и быть любимой, не так ли? А тут уже не важно, Марина ты, Мотя, или Валентина Петровна.

Конечно, книга, как и многие, о любви. Но не только в формате М*Ж. О любви в самом широком смысле.

В романе две основных линии. Линия Марины и вложенная, можно сказать историческая, об истории рода. Первая линия - это современная социалочка, она не сильно меня зацепила, местами даже немного раздражала. А вот вторая линия, она читалась как отдельный роман, очень добрая, интересная, завораживающая, таинственная.

Я искренне радуюсь, что такие книги пишутся сегодня, моими современниками. При желании можно даже поблагодарить автора лично. Это здорово!

Несмотря на то, что книга не смогла достучаться до моего сердца, мой ум говорит, что она более чем достойна. Прекрасно написана, интересная форма, когда одна история вложена в другую, а впоследствии темы переплетаются.

Охота на снаркомонов 2015 (10/20)

"Детский мир" - книга, полученная от хорошего друга еще на Новый год. Вызвавшая бурю эмоций: авторы рассказов, вошедших в сборник, если не любимые, то, как минимум, на слуху. Сами посудите: Андрей Битов, Василий Аксенов, Майя Кучерская, Михаил Шишкин, Андрей Макаревич и другие.
Рассказы, как жанр, не люблю: не успеваю проникнуться атмосферой, вжиться в образы героев, порой даже не успеваю запомнить сюжетную линию... Однако не могу не признать, что в малом жанре создано немало прекрасного, тонкого, сильного, меткого.
По вышеуказанным двум пунктам ожидания от сборника у меня были немалые, хоть и приправленные опаской и легким недоверием.

Итог: книга замечательная!
Тут много ценного для родителей и педагогов о психологии детей и подростков: и дети "себе на уме", и жестокие, и брошенные, и обычные, ничем не приметные с первого взгляда. В большинстве рассказов у тебя есть возможность проникнуть в сознание и/или душу ребенка/подростка, прожить с ним ту или иную проблему.
Тут много увлекательного и любопытного: некоторые ситуации, в которых оказываются персонажи рассказов, трудно назвать тривиальными, а если и попадается рассказ про самое-самое обыденное, то суть его излагается в довольно оригинальном ракурсе. Авторы - мастера слова, скучно не пишут...
Тут много НОСТАЛЬГИЧЕСКОГО!!!! Хоть мы все и разные, но тема детства вызывает у каждого взрослого особый трепет, согласитесь! Данная антология поможет вдоволь повспоминать, погрустить, поудивляться тому, что было если не у тебя, то у твоего соседа в период "16-".

Антология состоит из двух разделов:
1 - "О других".
В нем - различные истории про детей. И исповеди, и просто повествования...
Особо меня зацепили, к примеру, рассказы Андрея Битов "Но-га" (гм, пишу, а в горле сразу комок образовался), Захара Прилепина "Белый квадрат" ( морально убита!!!), Василия Аксенова "Завтраки 43-его" (было и в процессе чтения интересно, и финал порадовал).

2 - "О себе".
В этом разделе авторы вспоминают свое детство.
Понравилось всё! Вероятно, я сама подошла к такому жизненному этапу, что любые мемуары вызывают у меня особое волнение и благодарность. Причем некоторые настолько откровенно пишут о своих детских обидах, мечтах и прочих переживаниях, что создается ощущение позволенного подглядывания в чужую жизнь. Стыдновато, но любопытно.

Друзья, рекомендую этот сборник прежде всего тем, кто в своей жизни имеет дело с детьми и подростками, а также тем, кого уже потянуло на воспоминания о давно ушедших годах...

UPD: Решила добавить вот что: не стоит давать этот сборник детям. Думаю, что эта книга все-таки относится к категории "О детях не для детей". В одноименную подборку я ее и включила.
Как и в подборку "О детской жестокости и о жестокости к детям". Ибо рассказы здесь разные...

Я не люблю Москву. Шумная, вечно чему-то противостоящая, деловая, неприветливая. Этот город так и не стал для меня желанным и манящим.
⠀
Другое дело — воспоминания людей, живших давно, 30, 50 лет назад. Их воспоминания яркие, живые — будто бы живущие своей жизнью.
⠀
Человеческая память удивительно избирательна — если ребёнок не понимал многих жестоких и несправедливых вещей, то и во взрослом возрасте он относится к таким воспоминаниям как-то иначе, будто да, это происходило с ним, но было... обычно, что ли. Как данность. Удивительно и интересно.
⠀
Авторы рассказов из сборника "Москва: место встречи" делятся своими детскими и юношескими историями. Их Москва — в горках в соседских дворах, в побегах с уроков, в аллеях, от которых не осталось ни дерева, в общественных банях по субботам, в домах, где родился Пастернак и где жили Цветаева с Парнок. Они вспоминают и то, что многим приятно было бы забыть — но и это преподносят с какой-то детской невинностью, неловкой улыбкой. Кто-то пострадал от родственной причастности к евреям, кто-то — от ареста родителей... Но любовь к столице от этого не угасла. Странная, но сильная и необъяснимая любовь.
⠀
Я не люблю Москву. Но смогла полюбить эти воспоминания о ней.

Достоевскому равный, он — прозеванный гений.
Очарованный странник катакомб языка!
Северянин

Нельзя сказать, чтобы Лескова не знали вовсе. "Левшу" вспомнят и те, кто книг отродясь не читал, но смотрели мультфильм. Многие "Очарованного странника". Не меньшее, а может и большее число читателей у "Леди Макбет Мценского уезда". Был хороший фильм с Андрейченко, экранизации всегда запускают обратную волну интереса к источнику. А кроме того, в перестройку в советской культурной жизни значительную роль играли фигуры Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской, заговорили тогда и об опальной опере Шостаковича "Катерина Измайлова": страсть, смерть, криминал - все как народ любит.

Что еще? Может "Запечатленный ангел" и "Тупейный художник"? Томик, если собрать под одной обложкой, а меж тем собрание сочинений Лескова насчитывает тридцать томов. Ну что вы, это нормально, и в золотой фонд отечественной литературы он таки вошел. Пусть не в первый эшелон, где Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, но ведь и не в десятый, где панаевы со скабичевскими - о чем еще мечтать?

А теперь представьте на минуту, что миру явилась доселе неизвестная пьеса Шекспира, роман Джейн Остен, поэма Пушкина или Лермонтова, повесть Достоевского, рассказ Чехова. Неужто не кинулись бы тотчас читать, пожали в ответ на известие об этом плечами: "славно, но мы уже имеем о нем/ней представление". Еще как бросились бы на поиски, стали обсуждать в сетях, ждать экранизации, гадать о кастинге. В этом преимущество пребывания в первом ряду, ты интересен весь. Когда во втором, вежливо улыбнутся, узнав о тридцати томах: "Как плодовит".

Писательница, критик, литературовед Майя Кучерская, вынесенным в заглавие определением Северянина напоминает: он был гений и мы его прозевали, не прочли, не поняли, недооценили. Это как если бы знаток на чердаке дома, обставленного безликой функциональной икеевской мебелью обнаружил столик работы Томаса Таффа и сказал хозяевам, что они владеют сокровищем (да, требует реставрации, да вложения обещают быть серьезными, но итоговая цена в миллионы долларов на Кристи стоит того, чтобы потерпеть связанные с приведением в должный вид неудобства).

Вряд ли одному человеку и одной книге под силу одолеть полуторавековую инерцию мышления, но биография Лескова ее авторства сродни экспертному мнению такого знатока, возвращающего нации сокровище, которое по неразумению выбросили на чердак. Книга Кучерской сама по себе ценный артефакт, это биография от литературоведа, критика, превосходной писательницы, в чьем творчестве - что не менее важно - значительное место занимает тема русской православной церкви.

Больше того, Кучерская единственный в современной русской литературе автор, пишущий о церкви и ее служителях. Кому как не ей рассказать о писателе, называвшем себя "колокольным дворянином" - из поповичей по отцовской линии, из захудалых дворян по материнской. Написавшем "Соборян" и "Праведников". О том, кто шел путем Толстого в проповеди христианства и непринятии ханжеского лицемерия церковных иерархов, но сочувствовал низам духовного сословия.

"Лесков. Прозеванный гений" плод двенадцатилетнего труда. Писательница не скрывает, что, несмотря на колоссальную изыскательскую работу, сведений о ранних периодах жизни Лескова исчезающе мало, а то и вовсе нет. Что-то пришлось воссоздавать, домысливать, подобно тому, как антрополог выстраивает облик человека по его черепной кости. Потому биография писателя скорее симбиоз документальной и художественной прозы, максимально бережное, аккуратное, скрупулезное восстановление жизненных обстоятельств и творческого пути героя.

И это книга, которая по праву займет место в ряду таких эталонных образцов современной биографической прозы, как "Пантократор" Льва Данилкина и "Пастернак" Дмитрия Быкова. День сегодняшний предъявляет более жесткие требования к литературе серии ЖЗЛ, долго бывшей чем-то средним между официальным панегириком и синекурой для поправки писательских финансовых обстоятельств с негласным правилом "об усопшем хорошо или ничего".

Биография образца XXI века детабуирована и дестигматизирована, дает образ живого человека с его достоинствами и недостатками, с прекрасными и уродливыми чертами, где неприятное и неудобное наравне с превосходным. Дело не в смаковании жареных фактов, для этого есть желтый интернет, но в том, чтобы раскрыть личность героя максимально точно и полно, без ханжеских экивоков. И это удается Майе Кучерской превосходно.

Да, был недоучкой и не по бедности, хотя в гимназии, в самом деле, учился попечительством состоятельного родственника - а потому что не хотел учиться, как и спустя годы матушка его, Марья Петровна говаривала. Но пятнадцати лет пошел служить в Палату уголовного суда, после в Рекрутскую комиссию (аналог сегодняшнего военкомата), еще потом объездил Россию разъездным агентом в предприятии Шкотта. Это были его университеты, здесь он набирался знаний о жизни.

Да, позволял себе зло высмеивать коллег литераторов, выводя в своих писаниях их карикатурные образы. Но как жестоко поплатился, как дорого заплатил погубленной безвозвратно карьерой и остракизмом со стороны либеральной среды и властной опалой за единственную статью о пожарах. Был несчастлив в браке и практически не принимал участия в дочери. Презрительно насмехался над сыном от второго брака Андреем - тем, кто впоследствии станет самым преданным его биографом, прежде дослужившись до генерала и в отставку уйдя с профессорской должности.

Нет среди нас белоснежных ангелоподобных сущностей, все мы живые, все со своими головными тараканами. Но кто-то, кроме того, необычайно талантлив. И стремится ввысь, даже стоя по колено в болоте. Еще одно только дополнение, живые родники народной речи не иссякли вовсе, продолжателем лесковской традиции был Юрий Коваль, а теперь эта вода журчит в книгах Вероники Кунгурцевой и у совсем молодой Ирины Богатыревой.

Роман Майи Кучерской – хороший, только утомительный. Когда героиня совершает первый поворот от черной депрессии, через ужас смерти, к светлой надежде, говоришь: «Ну, да!» Когда героиня переживает первую эйфорию православного неофита, а потом чувствует предательское разочарование, говоришь: «Да, хорошая литература. Наверное, так и бывает». Но когда за означенным разочарованием следует новая эйфория, потом – тоска, сменяющаяся, диким счастьем, за которым следует черная депрессия, за ней – упоение любви… начинает немного мутить, как на серпантине. На восьмом повороте этого крутого девичьего маршрута нить теряется, и думаешь: это роман о вере или про истеричку? Хочется сказать героине: «Аня, когда ты уже дисциплиниешь свои эмоции?!»
Или: «Прекрати, пожалуйста!»
Или: «Выпей валерьянки, Аня».
Но это не самое главное. И шараханья героини из стороны в сторону не просто последствие увлеченности автором «правдой жизни» в ущерб «художественности».

Кучерская написала честный роман о приходе к вере барышни из интеллигентской среды. Надо думать, предельно автобиографический. Для ее героини вера стала спасением от черной тоски. Вера открыла дверь в совершенно новую реальность, скрытую от нас, светских людей, которые бывают на службе раз в год на каких-нибудь крестинах, и не помнят, как правильно складывать руки, когда подходишь к священнику. Кучерская провела нас «внутрь церковной ограды», показала религиозный неофитов и старых верующих, смиренных и высокомерных, показала мир батюшек и иеромонахов в их православной повседневности, честно рассказала о религиозных искушениях и мытарствах, и… отпугнула от церкви.
Кажется, что отпугнула. По крайней мене, читателей неискушенных. Уж слишком тяжела атмосфера этих мытарств, все чересчур сложно. Травматично.

Получается, что идея романа такая: если твой светский мир пуст и лишен смысла, в церкви ты можешь обрести утешение. Но оно будет куплено дорогой ценой страданий и разочарований. Потому что если ты хочешь быть настоящим христианином, без дураков, будь готов к испытаниям, перед которыми старая твоя жизнь покажется санаторием. Другими словами, если тебе тоскливо в санатории «с белым потолком» и невмоготу, иди на войну, тебя изранит и исковеркает, ты будешь корчиться и истекать кровью, но иногда, там, в землянке или окопе, рядом с такими же бойцами за бессмертную душу, ты будешь чувствовать утешение. Ничего другого церковь тебе не обещает.

Христианство – религия для сильных, а не для слабых. Для людей, которые готовы брать ответственность за свою жизнь на себя, а не прятаться за общественными нормами. Христианство – для людей, готовых оказаться лицом к лицу со своей свободой, которая, как известно, никому не дается просто так.
Выбор всегда за тобой, говорит Кучерская, оставайся в санатории или иди в окоп.