Повернувшись, мальчик увидел: старик вновь выглядел, как светящееся облако с нечёткими очертаниями, а его голос звучал откуда‑то сверху и приобрёл акустические оттенки, будто в мегафон вещал спортивный арбитр или диспетчер на железнодорожной станции:

– Помни: всё, что сегодня перед твоими глазами, – результат твоих же мыслей и поступков, совершённых вчера. Ты ждал чудес, предчувствовал их, предвкушал – и я материализовался именно здесь, на этом прекрасном речном пляже. И я намерен обучить тебя совершать чудеса.

– Ну, что вы! Не стоит! Да у меня и не получится! – несколько смущённо и даже испуганно начал было возражать паренёк.

– Урок первый: не нужно бояться волшебства и не стоит прятаться от чудес. Всё это внутри нас изначально. Это наша суть. А посему каждый из нас волшебник, только по ряду причин напрочь забывший об этом. Стоит ли скрываться от себя настоящего, Володенька?

На последних словах громозвучный голос старика-чародея сорвался – имя своего собеседника он уже просто прокричал, безо всяких спецэффектов. На какое‑то мгновение над пляжем повисла гудящая тишина. Но вдруг со спины Вова услышал спокойно-доброжелательное:

– Или ты предпочитаешь, чтобы я звал тебя Владимиром?

Мальчуган вздрогнул и резко повернулся – за спиной, лукаво улыбаясь, стоял щербатый рыбак в плащ-палатке камуфляжной расцветки с ведром в одной и удочкой в другой руке. А вот чародей исчез! Будто вообще его не существовало. В горле у Вовки заклокотало. Оторопев, он неуверенно пролепетал:

– Можно… Вовой… меня… звать…

– Хорошо! Буду звать тебя Вовой!

– Ну, я пошёл?..

– Ну, иди-иди, куда шёл! – Рыбак так громко захохотал, что его голос слился с раскатом грома, раздавшегося где‑то в свинцовой дали. – Вид у тебя больно испуганный! Ещё помнишь, куда направлялся‑то?

– Собаку искать.

– Торопись! Гроза намечается. А Чудик молнии боится!

– Откуда вы знаете… – начал было мальчик, но решил, что разумнее сегодня больше не поддерживать диалогов с незнакомцами.

* * *

Если о чём‑то хорошем думать, то дорога короче. И Вовка стал думал о бабушке. Она, конечно же, сейчас крепко спала и не догадывалась, что от дома внук ушёл довольно далеко. Но оправдание ему было. Во-первых, ну никак нельзя пропустить самую короткую ночь в году. Во-вторых, неправильно было бы не помочь старику. А в‑третьих, мальчуган, являясь, по общему мнению, «человеком вполне взрослым и разумным», был уверен в себе и в благоприятном исходе событий. Да и, в любом случае, бабуля поймёт. Всегда его понимала. Всегда поддерживала. Всегда могла подбодрить. Она у него самая добрая, самая заботливая…

А вечерами бабушка вяжет. Думать о зиме летом – привычка, выработанная годами. «Примерю и отпущу!» – уговаривает, не выпуская из рук спицы. Вовка нехотя поддаётся, протягивает расцарапанную, усыпанную синяками ногу на примерку шерстяного носка. «Колется же!» Брыкайся-не-брыкайся – бабушка знает своё дело: «Погоди, не дёргай ногой, спицы скинешь! Как зимой‑то на лыжах пойдёшь? Без носков никак! Терпи!»

Но вот с примеркой закончено. И на столе, как на скатерти-самобранке, появляются румяные оладушки. Что может быть лучше этих маленьких жареных солнышек? Вкусные. Много. Приправленные маслом и беззаветной любовью…

«В мастерской, Вовушка, не засиживайся. И, как будешь укладываться, дверь не забудь запереть», – наказывает бабушка.

В июне даже ночью все окна нараспашку – так полу́ночная свежесть беспрепятственно проникает в прогретый дом и дарит наисладчайшие в году сны. Но двери – непременно на засов. Так уж заведено.

«Доброй ночи, бабушка! – Вовка прижимается к родному плечу. – Ой, какая ты маленькая стала!»

«Это просто грибок вырос», – смеётся хрупкая женщина, подставляя морщинистую щёку для поцелуя.

Белой ночью светло, будто днём. Но дом по привычке затихает. А вот в дедовой мастерской, деревянной постройке на заднем дворе, жизнь только начинается. Кое-чему дед, мастер на все руки, успел обучить внука. Теперь вот приходится осваивать ремёсла самостоятельно… Столярные инструменты, знакомые и не очень, не сразу стали слушаться нового хозяина. Но мало-помалу паренёк втёрся к ним в доверие. Помогли, как и предупреждал дедушка, терпение и труд. И через день-другой должен был отправиться в свой первый речной поход корабль, сварганенный из подручных материалов. В ход шли дощечки, щепки, обрезки рыбацкой сети, заржавевшая дверная пружина и ещё бог знает что из дедовой сокровищницы.

А за мастерской – заросшая по обе стороны бурьяном потайная калитка. За ней маячит большой мир. Манит – нет, не удержаться! «Корабль закончу завтра, а сегодня разведаю место для его первого сплава», – решил мальчуган.

Сказано – сделано. Деревянная калитка испуганно пискнула и протяжно простонала – без хозяина петли и щеколду проела ржа, а редкий штакетник пленил вездесущий вьюнок…

Хоть бы бабушка спала…

* * *

Озадаченный весьма странным знакомством на пляже, Володя быстро шагал. Уже окончательно погрузившееся в воду Солнце утащило за собой и все свои лучи, измазав небо в лиловое небрежными мазками художника-экспрессиониста. Но темнота не наступала: догорающего горизонта оказалось достаточно, чтобы ночь была воистину белой, а путь – светел.

Речной пляж, скрывшись за розовым облаком уже набравшего цвет иван-чая, остался позади. Ужиком извивавшаяся вдоль берега тропка сузилась – видно, здесь редко кто ходит, а вскоре она вовсе исчезла, и пришлось брести по густой росистой траве. Тут‑то вспомнились странные предметы в карманах – дары старика-чародея. Ухмыльнувшись, паренёк достал увесистый камешек и по-жонглёрски перекинул его с руки в руку.

– Окатыш-покатыш, проложи дорогу, по которой убежал мопс! И пусть он мчится мне навстречу, – приказал Вовка и запустил камень далеко вперёд.

Он произнёс эту фразу, как заклинание, и настолько всерьёз, что даже сам смутился. Но удивлению не было предела, когда, сделав всего пару шагов, перед ним открылась широкая просёлочная дорога, и послышался заливистый лай собаки.

– Чудик, Чудик! Ко мне!

Из-за кустов выскочил мопс, но он понёсся не навстречу человеческому голосу, а за окатышем. Кое‑как подхватив камень зубами, пёс весело засеменил к мальчику.

– Спасибо! Это, вроде как, волшебный камень. Работает! – Вова потрепал пёсика за ухом. – Давай домой – хозяин ждёт.

Доверившись новому знакомому, Чудик поплёлся следом, постоянно отвлекаясь на разные забавы: его внимание привлекали то нестройный оркестр кузнечиков, то спящая вниз головой на стебле люпина крапивница, то чудаковатого вида коряга… Иногда мопс терялся в высокой траве и начинал хрипловато тявкать. А заслышав свист, продолжал беззаботно изучать местную флору и фауну.

«Может, собаки как‑то по-особенному всё видят? Вот бы мне так! – думал про себя Вовка. – Интересно, а как работает подзорная труба? Ну, уж не просто же это тростниковая трубка…». Он поднёс её к глазам и был ошеломлён: реальность полностью изменилась! Окружающий мир ожил! Точнее, он жил! Медленно, словно улитки, передвигались с боку на бок придорожные камни. По-стариковски ворчали и вздыхали пни. Стыдливо прикрывая листками раскрасневшиеся щеки, хихикали землянички. Неспешно вели беседу о былом столетние дубы, а юные клёны, развесив свои большие листья, заворожённо внимали им. Готовились ко сну цветы – некоторые из них уже закрыли свои бутоны и укачивали на гибких стеблях молодые побеги и ещё нераспустившиеся соцветия. Скатываясь с листа на лист, играли в догонялки жемчужные капли росы. Шептались, склонившиеся друг к другу, влюблённые травы. А где‑то в зарослях, то и дело запинаясь о камни, спешил ручеёк. Прямо на бегу он записывал на свой диктофон всё это ночное многоголосье – шорохи и стуки, шелесты и скрипы, завывания и перешёптывания… Фонограммы DJ-ручей тщательно зашифровывал в журчание, а затем транслировал в пространство дивные треки. Прислушайся, задай вопрос ручейку – ответ на любой получишь тотчас! Ручьи всё слышали, всё знают…

«Даже неживая природа – живая! Вот какой эффект даёт эта чудна́я подзорная труба!» – произнёс вслух оторопевший мальчишка, вспомнив наставление старика.

Но и отведя чудо-прибор от глаз, теперь он мог чётко видеть великолепие мира. И пришло озарение: всё вокруг одухотворено и разумно! Деревья и травы, валуны и песок, небо и облака, птицы и букашки… – все они талантливые актёры театра под открытым небом. И каждый играет роль первого плана в захватывающей постановке гениального режиссёра. И он, Вовка, в составе этой чу́дной труппы…

* * *

Опомнившись, мальчуган всей грудью вдохнул ночной воздух, свистнул мопса и быстрым шагом направился к пляжу. Вот и тропинка – сначала заросшая высокой травой, потом проторённая. А вот и река вдоль песчаной косы. На самом берегу тот же рыбак. На первый взгляд, он мирно ловил рыбу, насвистывая знакомую мелодию. Чудик с заливистым лаем бросился к нему.

– Вы не видели здесь человека? – обратился Володя к рыбаку, не зная, как бы потактичнее описать своего нового знакомого. – С сундуком, в блестящем халате, с бородкой… Чародей, в общем… по виду…

Счастливый мопс тем временем довольно ластился к рыбаку. Тот, улыбаясь, трепал пса за ухо. Чудик был рад добрым рукам, то и дело совавшим ему что‑то в широкую пасть. «А как же собачья верность?» – подумал было паренёк. Но тут же его внимание само собой переключилось на другое: оказалось, что седой рыбак вовсе и не ловит, а, напротив, с помощью подвешенной к удочке вместо крючка небольшой серебряной тарелочки кормит рыбу, подбрасывая крупные крошки хлеба и крупицу. Стайка рыб безбоязненно крутилась у самого берега. Иногда рыбёшки выпрыгивали из воды, демонстрируя свои золотые плавники и хвостики.

Рыбак, прекратив насвистывать, окинул мальчика удивлённо-пронзительным взглядом и неожиданно опять засмеялся. Морщинки рассекали его лоб и щеки.

– Чародей, говоришь… А они существуют вообще, эти чародеи‑то?!

Вовка пожал плечами.

– Чем же, мой друг, обычный рыбак отличается от чародея? Цветом плаща?!

Когда старик улыбался, морщины расползались таким образом, что лицо молодело и делалось невероятно добрым.

– Но, понимаете… Послушайте… Я не знаю… Просто меня попросили собаку найти… Вот она… – робко начал оправдываться паренёк.

А старичок в это время снял свой плащ, перевернул его наизнанку и облачился в него обратно. Только теперь рыбацкий плащ стал парчовым халатом. Рыбак поднял ведро, и оно в один миг обратилось резным деревянным сундучком, а удочка в руках оказалась посохом. Перед Вовкой стоял тот самый чародей! Это был шок! А вот мопс, как ни в чём не бывало, весело крутился возле ног чародея: пёс сразу признал хозяина, не смутившись его внешней трансформации и переодеваниям.

– Ты меня искал, Володя? – Чародей расплылся в улыбке.

– Но как вам удалось… – Мальчик не смог сформулировать вопрос.

– Чудеса! Не иначе! Но что мы всё обо мне да обо мне?! Расскажи о своём путешествии, – потребовал старик. – Что видел в пути? Где был? Кого встретил? Что нашёл?

– Я нашёл огромный живой мир! И себя в нём! Я видел чудо!

– А что ж меня‑то не признал? Почему засомневался? Я же дал тебе напутствия и в придачу волшебные предметы.

– Всё в целости и сохранности! Вот и тростник, и камень, – Володя порылся в глубоких карманах. – Удивительные штуки!

– Ну что ты! Подзорная труба и окатыш-покатыш – это мои тебе подарки! И вот тебе второй урок: смотри пристальнее в глубь, всегда ищи суть вещей. И пусть в твоей жизни внешнее, намекая на содержание, всегда остаётся лишь внешним. Понял?

– Я запомнил… Поразмыслю перед сном…

– Ты честный парень, Володенька. У тебя есть содержание.

– Правда? Значит, внешность не имеет значения?

– Что ты! Конечно, имеет!

Тут чародей достал из кармана халата шоколадную конфету и демонстративно поднял её на уровне глаз.

– Внешняя оболочка – это лишь красивый несъедобный фантик. Он скрывает шоколад – тот самый смысл, содержание, – чародей развернул конфету и как‑то по-ребячьи закинул её себе в рот. – Но обёртка бережёт конфетку, намекает нам, что внутри что‑то вкусное, привлекает наше внимание, не даёт пройти мимо.

Ловким движением фокусника старик достал из рукава вторую конфету и протянул Вовке. Тот оторопел, не решаясь взять.

– Бери! Это просто конфетка! Вкусно же – в этом смысл! И это чудо!

Мальчик зашелестел фантиком, а чародей продолжал:

– Но самое волшебство в том, что конфеты становятся слаще, когда ими с кем‑то делишься!

– Да… Я делюсь … Буду делиться… И… очень вкусно… Благодарю! – пытался быть вежливым Вова. – Кстати, самые вкусные конфеты продаются без фантиков – их упаковывают в красивые коробочки – я маме дарил.

– Так и есть! – Старик-чародей достал из своего расписного сундука ещё одну конфету (без обёртки!) и сунул мопсу, уже давно завидевшему, что хозяин раздаёт угощения, и посему вилявшему хвостом с особым усердием. Глядя на него, чародей снова раскатисто захохотал.

– И да: ещё раз спасибо за мопса! Это мой закадычный друг. Но за любовь к искушениям в прошлой жизни данное воплощение он отбывает псом. Но не беда! Так тоже весело! У вселенной отличное чувство юмора!

– Он тоже чародей? – Паренёк кивнул на Чудика.

– Он обычный рыбак! А потому, как ты понимаешь, мой ответ – да!

Мальчуган таращил глаза на волшебного старика, боясь пошевелиться, жадно ловил каждое его слово.

– А ты отзывчивый парень, Вова! И наконец‑то решился выйти за пределы – сначала двора, потом села. Ты смог преодолеть свои страхи, раздвинул границы – и, значит, стал свободнее. Чем меньше барьеров, тем больше свободы. Сегодня ты стал таким же, как мы.

– Чародеем?!

– Человеком ищущим! Ты видел чудо и теперь можешь показывать его другим. Ты посвящён!

– То есть теперь я тоже могу творить волшебство?!

– Само собой! Если это твой выбор. Мы, как ты уже заметил, имеем возможность выбирать: ловить рыбу или кормить её, брать или давать, строить или разрушать, проживать удивительную жизнь или влачить никчёмное существование. Свобода выбора – в арсенале каждого. Это главный бонус Человека. И это мой тебе третий урок.

Чародей похлопал мальчика по плечу, свистнул мопса и, подхватив сундук с посохом, отправился в сторону подвесного моста.

– Спасибо! – Всё, что Вовка успел крикнуть ему вслед. – Мы ещё встретимся?

– Конечно, Володенька! Только позови!

Старик прибавил шаг и через мгновение, вновь став облаком, растворился в дымке белой ночи.

* * *

Потрясённый встречей и всем произошедшим, мальчуган просидел на песке у речки, пока вновь не начало светать.

Первый же луч перечеркнул белую ночь и превратил её в розово-золотистое утро. Рассвет развеял ночные чары, отменил тишину, добавив миру звука, приглушённые тона сделал максимально насыщенными, тончайшие ароматы загустил до щёкота в носу. Магия ночи отступила. И теперь вокруг кружило утреннее чудо – оно пело, шелестело, стрекотало, журчало, благоухало, переливалось и сияло. Маленький уголёк на горизонте за несколько минут разросся в огненный шар. На небо, широко улыбаясь, выкатилось нарядное Солнце. Ему предстояло освещать самый длинный день в году.

Вовке так хотелось сейчас же бежать и, не медля ни минуты, об этом волшебстве всем рассказать, даже прокричать! Его охватило нестерпимое желание всех пробуждать, призывать любоваться великолепием окружающего мира. Да! Да! Чародей прав: конфеты вкуснее, если их делишь с другом. Но как же чудесно было бы с кем‑то разделить и эту белую ночь, и этот золотой рассвет, и даже эти надвигающиеся со стороны города наэлектризованные тучи дотерпевшей до утра грозы…

Эх, но почему же все спят?! Завтра нужно всем рассказать! Непременно всем. Непременно всё.

* * *

По телу сладким вишнёвым сиропом разливалась дрожь. Будоражила, не унимаясь. Вовка силой заставил себя вернуться в старый безмятежно спавший дом и улечься в постель. Закутавшись с головой в одеяло и крепко зажмурившись, он понял, что ВСЁ ЭТО было и внутри него! Чудо не исчезало! Его было так много! И внутри, и снаружи, и где‑то между. «Наверняка кто‑то ещё об ЭТОМ знает. Наверняка кто‑то так же сегодня был посвящён в чародеи… – проваливаясь в сон, думал мальчуган. – И у него, может, под подушкой тоже тростниковая трубка и окатыш… И он сейчас уже смотрит чудесные волшебные сны… Вот бы нам завтра встретиться!»