5

В феврале Ян Байшунь стал готовить доуфу вместе со своим отцом Лао Яном, но уже спустя месяц устроил бунт. Он взбунтовался не только из-за того, что терпеть не мог Лао Яна и его доуфу, но еще из-за того, что узнал правду о том, как его младший брат попал в «Яньцзиньскую новую школу». Готовить доуфу вместе с Лао Яном остался еще и старший брат Ян Байшуня, Ян Байе. Как-то рано утром братья вышли из дома, чтобы отправиться со своим товаром по разным деревням. Старший, Ян Байе, пошел на восток, а Ян Байшунь отправился на запад. Вообще-то, вместе с Ян Байшунем должен был пойти Лао Ян, по дороге тот хотел, с одной стороны, рассказать о том, как правильно продавать доуфу, а с другой – обучить Ян Байшуня игре на барабане. Ведь, продавая доуфу, Лао Ян не просто беспорядочно колошматил по своему барабану, а выводил определенные ритмы, причем свои для каждого вида доуфу. У них в ассортименте были зрелый доуфу, нежный доуфу, пласты из доуфу, соломка из доуфу, а иногда еще и бобовая гуща – и на каждый товар имелся свой ритм. Так что, заслышав барабанный бой, народ сразу понимал, что именно принес им сегодня продавец доуфу Лао Ян. Чтобы хоть мало-мальски освоить его мастерство барабанного боя, следовало потратить не меньше месяца, а то и двух. Однако Ян Байшуню не нравилось бить в барабан, он хотел зазывать покупателей на манер похоронного крикуна Ло Чанли. Лао Ян же терпеть не мог зазывных криков и горой стоял за барабан, и на этой почве они каждый день ссорились. Через полмесяца, выйдя из себя, Лао Ян стал отчитывать сына:

– Ты всего два дня как продаешь доуфу, а уже порядки надумал менять, вот изменник! – Тут же, отложив барабан в сторону, он сказал: – Я ведь не то чтобы против зазывных криков, не в этом дело, но ты попробуй крикнуть хоть пару раз.

Услышав, что отец не против, Ян Байшунь возрадовался. Побоявшись реакции окружающих, он вышел за деревню, встал лицом к полю, вытянул шею и, подражая Ло Чанли, закричал:

– Продается доуфу… Янцзячжуанский доуфу… Зрелый доуфу, нежный доуфу, пласты из доуфу, соломка из доуфу, а также бобовая гуща…

Его выкрики напоминали верещание резаного петуха. Лао Ян даже прыснул со смеху. Ян Байшунь и сам понял, что его выкрики сильно отличаются от траурных выкриков Ло Чанли. Голос Ло Чанли был похож на рев тигра в лесистых горах, в нем звучали строгость, величие и порядок. Но почему же у Ян Байшуня голос звучал так, словно он что-то украл? Сначала он решил, что ему просто не дано зазывать покупателей, но спустя несколько дней он понял, что характер крика зависит от сути происходящего: ведь у одного крикуна имелось лишь несколько цзиней^[28] доуфу, а у другого – настоящий покойник. Вот если бы, продавая доуфу, можно было зазывать покупателей таким же голосом, как на похоронах, тогда – другое дело. Однако такая мысль не обрадовала Ян Байшуня, лучше было остаться при барабане Лао Яна. Ведь барабанный ритм хотя бы берег глотку.

Итак, Лао Ян в этот день должен был идти продавать доуфу вместе с Ян Байшунем, но накануне, поехав на своем ишаке в деревню Цюцзячжуан за соей, он на обратном пути попал под ливень. Самому Лао Яну от этого ничего не сделалось: встал с утречка как огурчик, а вот ишак его носом захлюпал да стал дрожать как осиновый лист. Лао Ян матюгнулся на него пару раз и потащил в поселок к ветеринару Лао Цаю. Этот Лао Цай был не кто иной, как Цай Баолинь – шурин цирюльника Лао Пая. Цай Баолинь подбирал лекарства людям, а заодно осматривал скотину. Так Ян Байшунь, оставшись без провожатого, в одиночестве побрел продавать доуфу на запад от деревни. Он миновал уже несколько деревень, время от времени ударяя в барабан. Ритмы он отбивал нечеткие, можно сказать, беспорядочные, да и душа у него не лежала продавать доуфу, поэтому вместо барабанного боя выходило черт-те что. Все вокруг понимали, что мимо проходит продавец доуфу из деревни Янцзячжуан, но никто не мог понять, какой именно товар он сегодня предлагает. В итоге, обойдя к полудню деревень восемь, Ян Байшунь смог продать лишь несколько цзиней зрелого доуфу и несколько цзиней пластов из доуфу. При этом нежный доуфу, соломка из доуфу и бобовая гуща остались в полной неприкосновенности. Ян Байшунь присел у деревеньки Сецзячжуан, перекусил лепешкой и отправился дальше, пока не дошел до деревни Мацзячжуан. Там ему с торговлей тоже не повезло; он протарабанил там полдня, но за все время продал лишь три цзиня бобовой гущи. И тут ему встретился кожевник Лао Люй из деревни Мацзячжуан, который с тазиком клея проходил мимо. Увидав Ян Байшуня, он остановился.

– Эй, парень, что-то ты больно скоро коробейником заделался.

Ян Байшунь, признав Лао Люя, правдиво ответил:

– Сегодня – исключение, отец повел ишака к сельскому ветеринару. – Указывая на тележку с поклажей, он спросил: – Что вы, дедушка, сегодня брать будете?

Но Лао Люй продолжал выяснять свое:

– А ведь у тебя вроде младший брат был? Вы еще вместе ходили в частную школу, чем он сейчас занимается?

– Отправился на учебу в уездный центр.

– Вы же братья, почему он отправился на учебу, а ты остался продавать доуфу?

Ян Байшунь, зелень зеленая, взял и выложил Лао Люю все подробности о том, как они дома тянули жребий. Он никак не ожидал, что Лао Люй, выслушав его, усмехнется, отставит в сторону тазик с клеем и скажет в ответ:

– А ты, парень, оказывается, плохо мозгами шевелишь, раз остался продавать доуфу.

Ян Байшунь понял, что Лао Люй на что-то намекает, и спросил:

– Дедушка, а что вам известно?

Лао Люй огляделся по сторонам и, убедившись, что вокруг ни души, во всех подробностях поведал Ян Байшуню о том, как продавец доуфу Лао Ян обсуждал с извозчиком Лао Ма тонкости жеребьевки. Все это время Ян Байшунь считал, что ему просто не повезло со жребием, по которому ему предписывалось всю свою жизнь готовить доуфу. А тут оказалось, что Лао Ян, Лао Ма и Ян Байли совместно обстряпали дельце, заготовив для жеребьевки бумажки с одинаковой надписью: «не едет». Когда Ян Байли попросил Ян Байшуня тянуть жребий первым, Ян Байшунь, естественно, вытянул «не едет». Оставшуюся бумажку Ян Байли уже не раскрывал, а потому стал тем, кто «едет».

Кожевник Лао Люй рассказал все это Ян Байшуню не потому, что терпеть не мог продавца доуфу Лао Яна, а потому, что у него имелись старые счеты с извозчиком Лао Ма из деревни Мацзячжуан. Лао Люй содержал кожевенную лавку, в которой, кроме того, что дубил кожу, еще и предлагал товары из нее. Он изготавливал овчинные тулупы, брюки на овчинной подбивке, меховые сапоги, а еще плетки, седла, узду и другие вещи из коровьей, ослиной и лошадиной шкур. Говоря о старых счетах, следует заметить, что Лао Люй и Лао Ма меж собой никогда не дрались и не ругались, обманывать тоже никто никого не обманывал. Но оказалось, что среди двух с лишним тысяч жителей деревни Мацзячжуан самыми умными были лишь двое: извозчик Лао Ма и кожевник Лао Люй. Однако каждый из этих умников был сам себе на уме, так что они стали соперниками. На людях они величали друг друга братьями, Лао Ма покупал у Лао Люя плетки и узду, а в позапрошлом году даже купил у него овчинный тулуп; Лао Люй, в свою очередь, делал ему скидки. Но за спиной они то и дело вставляли друг другу палки в колеса. Вот и сегодня, встретив Ян Байшуня, Лао Люй взял и воспользовался удобным случаем.

По правде говоря, историю про жеребьевку в семействе Янов разболтал вовсе не Лао Ма. Это сделал сам Лао Ян, когда в прошлый раз приходил в деревню Мацзячжуан продавать доуфу. Тем самым он хотел подчеркнуть свою дружбу с Лао Ма, показать, что он с ним на короткой ноге. Лао Люй же, пересказывая эту историю, хотел досадить вовсе не Лао Яну, а Лао Ма. Ян Байшунь, узнав правду, испытал настоящий шок, но злился он не на извозчика Лао Ма, а на своего отца, Лао Яна. Он и раньше-то не считал его за порядочного человека, но не думал, что тот окажется настолько гнилым. Ян Байшунь разом опрокинул свою тележку вверх дном, так что весь его товар оказался на земле, превратившись в сплошную бобовую гущу. Лао Люй так испугался, что поспешил удалиться. Ян Байшунь, который ненавидел Лао Яна, теперь возненавидел и своего брата Ян Байли. Как-то раз позапрошлым летом, когда они оба еще изучали «Луньюй» в сельской частной школе Лао Вана, тому понадобилось съездить в уездный центр на ярмарку. Дав ученикам задание, Лао Ван оставил присматривать за ними свою жену Инь Пин. Но едва Лао Ван ступил за порог, Инь Пин последовала его примеру и ушла чесать язык по соседям. Перед уходом она закрыла классную комнату на наружный засов. Однако это ни для кого не стало преградой. Поскольку классная комната была устроена на месте бывшего коровника, в его задней стене имелось несколько проемов, откуда раньше вычищали навоз. Так что ученики все как один повылазили наружу и побежали купаться на речку. Пока все плескались около берега, Ян Байли решил выпендриться и, размахивая руками, отправился вброд на середину реки. Вдруг послышался всплеск, и он, провалившись в яму, ушел с головой под воду. Остальные мальчишки, испугавшись, стали выбираться на берег и убегать. Лишь Ян Байшунь, который и плавать-то нормально не умел, бросился в воду спасать родного брата. Вытаскивая Ян Байли из речки, он и сам чуть не утоп. И вот сейчас тот отплатил ему черной неблагодарностью, устроив за его спиной такие козни. Наконец, Ян Байшунь возненавидел и извозчика Лао Ма из деревни Мацзячжуан. Ведь сам Ян Байшунь никогда с ним не враждовал, почему же тот сговорился с Лао Яном против него? Но ненавистнее всего была мысль о том, что все уже было «обстряпано» и ничего нельзя повернуть вспять. Полдня злой Ян Байшунь просидел на улице в деревне Мацзячжуан, а когда стемнело, взял пустую тележку и пошел обратно в свою деревню Янцзячжуан. Едва он зашел во двор дома, как тут же наткнулся на Лао Яна. Тот только что вернулся из поселка от ветеринара и теперь выколачивал из одежды пыль. Увидав сына с пустой тележкой, он радостно воскликнул:

– Научился выдавать ритмы? Продал все подчистую?

Когда они продавали доуфу с Лао Яном, сбыть товар целиком им не удавалось даже под непрерывные барабанные ритмы. Иногда удавалось продать половину, иногда больше половины, но все равно у них хоть понемногу, но оставалось каждого вида доуфу. И дело тут было даже не в продавцах, а в покупателях, так что объем продаж за день всегда оставался загадкой. В это время со своей тележкой прикатил и старший из братьев, Ян Байе. Целый день он продавал доуфу, уходя к востоку от деревни, но в его тележке осталось еще целых пять узелков с товаром. Не обращая внимания на слова Лао Яна, Ян Байшунь со всей дури двинул свою тележку в глинобитную ограду, так что с той посыпалась земля, после чего направился в свою комнату и с грохотом захлопнул за собой дверь. Когда его звали на ужин, он не пришел, и когда ранним утром его стали звать молоть соевые бобы, он тоже не откликнулся. Лао Ян понял, что что-то стряслось. Позавтракав, Лао Ян в одиночестве отправился со своей поклажей на запад и по пути выспрашивал, как вчера продавал доуфу его сын. И только дойдя до деревни Мацзячжуан, он понял, что история с жеребьевкой вылезла наружу. Но ведь все это он разболтал сам, так что вины извозчика Лао Ма тут не было. Виноват лишь кожевник Лао Люй, который из-за личной неприязни к Лао Ма сдал Лао Яна с потрохами. Целый день проходив по деревням со своим товаром, Лао Ян наконец вернулся в деревню Янцзячжуан. Зайдя во двор, он отставил тележку и направился в комнату к Ян Байшуню. Тот все еще лежал на своей кровати, рядом с ним наготове стояла длинная скалка. Увидав Лао Яна, Ян Байшунь резко сел, схватил скалку и волком уставился на Лао Яна. Тогда-то Лао Ян и сообразил, что на сей раз дело приняло серьезный оборот. Обычно, когда разгоралась ссора, без разницы по чьей вине, все заканчивалось тем, что Лао Ян привязывал Ян Байшуня к финиковому дереву, отделывал его по полной программе, после чего инцидент считался исчерпанным. Сначала Лао Ян решил действовать по уже отработанной схеме и снова как следует отделать сына, тем самым все уладив. Но заметив настрой Ян Байшуня, он понял, что тот в долгу не останется, поэтому Лао Ян струсил. Но струсил он вовсе не потому, что боялся не справиться с Ян Байшунем, а потому, что все это грозило вылезти наружу, выставив его посмешищем в глазах людей. Досадуя на свой неуемный язык, который разболтал историю о жеребьевке, Лао Ян не стал наказывать Ян Байшуня. Вместо этого, расплывшись в улыбке, он завел с ним разговор о младшем сыне Ян Байли.