Стр. 6-15

Мне нужно рассказать вам кое-что. Эта история – из воспоминаний. Моих и их. Так что, возможно, я не совсем верно передаю детали и что-то перепутала. Но я делаю все, что могу. Клянусь.

Эта история начинается с дома. Или, вернее, с перекрестка. С одной конкретной развязки в один конкретный день в начале сентября 1994 года.

Читайте внимательно.

Пять ничем не примечательных улиц отходили от бетонного островка в центре кольцевой развязки Мэнор-Сёркл, которую на этом берегу Темзы можно обнаружить только случайно. Ни на одной из этих улиц не было ничего похожего на поместье^[4]. Чилтерн-Драйв вела к магазинам, торгующим едой и алкоголем навынос; они бывают открыты, когда в них нет никакой нужды, и закрыты, когда они нужны. Сэндэл-роуд изгибалась к железнодорожной станции, где высаживались туристы, чтобы посетить обветшавшую центральную улицу и купить товары по завышенным ценам в пустующих магазинах домашней утвари. На станции находился паб «Байвэйс», который по субботам превращался в ночной клуб. Каждый месяц его закрывали, когда полиции приходилось расследовать очередную поножовщину. Берри-авеню вела к черному входу университета Кэхилла; о существовании этого входа студенты не знали и никогда им не пользовались.

Колдуэлл-стрит не вела никуда.

Асфальт, покрывающий ее тротуары, вспучился, по обеим сторонам теснились приземистые трехэтажные семейные дома, купленные пару десятилетий назад парами, ожидавшими ребенка, – они надеялись попасть в программу восстановления зоны Моксли-Гарденс. Дети родились, выросли и теперь сдавали экзамены в университеты, а их стареющие родители продолжали ждать, когда Моксли-Гарденс наконец поднимется и возродится. Тем не менее большинство домов на Колдуэлл-стрит оставались достаточно приемлемыми для публики, обладающей определенной иронической восприимчивостью.

Другое дело дом номер 215. Его фасад покосился больше, чем у соседних домов. От сырости покорежились оконные рамы, а забор накренился настолько, что едва не падал. Главное же отличие дома номер 215 состояло в том, что его заросший сорняками палисадник до сих пор не был заасфальтирован под придомовую парковку. Однако именно недостатки дома номер 215 на Колдуэлл-стрит как семейного жилья делали его роскошным студенческим общежитием (пока через несколько лет пожар неизвестного происхождения не уничтожил его, но мы еще до этого не дошли – не будем забегать вперед).

Благодаря близости к университету и отличному транс портному сообщению с Лондоном (отличному до тех пор, пока погода не была снежной, дождливой, ветреной или солнечной), дом номер 215 очень привлекал студентов. На трех узких этажах располагались шесть спален, одна ванная комната, и иногда работал туалет внизу. В доме также имелась запасная комната, кухня и общая гостиная. Позади дома был сад, великолепно подходящий для барбекю, но не в весенне-летний период, когда он подвергался затоплению сточными водами.

Хозяин дома не появлялся в нем с тех пор, как пятнадцать лет назад жена бросила его вместе с долгами по ипотеке. Он передал дом в аренду, и в управлении Jameston Estate Agents за него стал отвечать человек по имени Янни, хотя никто не был уверен, что этот Янни все еще работает там. Поскольку домовладелец решил не вывозить всю ту дрянную мебель, которую его бывшая жена купила у своего брата-алкоголика, дом был полностью меблирован. Со временем его наводнили брошенные вещи предыдущих жильцов: кофейники, чайники, три микроволновки (одна из которых работала), учебник «Испанский сейчас!», VHS-кассета и виниловая пластинка с записью саундтрека к фильму «Бриолин».

Заселяясь, никто из студентов толком не знал, что там есть из вещей, а что они должны привезти с собой, так как контрольный список для въезда и выезда имелся только у Янни, а о нем его коллеги уже начали думать, что иммиграционная служба выслала его обратно на Украину. И все же каждую осень все комнаты в доме номер 215 на Колдуэлл-стрит сдавались, потому что университет продолжал принимать студентов, а студентам нужно было где-то жить. Совместное проживание было идеальным вариантом для тех, кто предпочитал частное жилье без уединенности и постоянный запах псины в смеси с дымом от травки. В свою очередь, агенты по сдаче квартир любили студентов, потому что те никогда не жаловались, если дверь не запиралась, детектор дыма не работал или на стене одной из спален было пятно, подозрительно похожее на кровь. Пока у студентов была вода и работающая микроволновая печь, все остальное они относили к неизбежному жизненному опыту, а после майских экзаменов возвращались в неизменно заботливое лоно семьи. Затем наступала осень, и к сентябрю очередные шестеро молодых людей начинали считать дом номер 215 на Колдуэлл-стрит своим собственным, убеждая себя в том, что недостатки составляют шарм дома и страдать в этих стенах нет особых причин.

Начало конца общежития в доме номер 215 положил тот момент во второй половине сентябрьского дня, когда автомобиль «форд эскорт» ударился о бордюр тротуара и со стуком остановился. Пока двигатель сбавлял обороты, под капотом слышались хруст и щелчки.

– Значит, это здесь? Холлис. Холлис!

Мать пихнула его локтем в бок, Холлис проснулся и быстро схватил свой рюкзак, пока тот не упал на заляпанный жвачкой пол. Он взглянул в окно, не понимая, почему мимо не проносятся деревья.

– Это здесь? – спросил он, выпрямляясь.

– А я тебя о чем спрашиваю?

Мать закурила, и Холлис протянул руку за сигаретой.

– А твои где?

«Смялись в заднем кармане джинсов», – подумал он и вышел. Мать щелкнула кнопкой багажника, и Холлис для верности стукнул по двери кулаком, чтобы та открылась. Он достал брезентовую сумку и дешевые полиэтиленовые пакеты на молнии розового цвета, которые дала ему бабушка и которые он собирался как можно быстрее сжечь.

– Давай-ка быстрее, дорогой.

Зажав сигарету между зубами, мать вытащила из-за сиденья пластиковый пакет Tesco.

Номер 215 по Колдуэлл-стрит – его дом на ближайшие девять месяцев – выглядел именно так уныло, как и предупреждало агентство по сдаче жилья. Если бы фасад заново покрасили, дом смотрелся бы повеселее, но было ли это кому-то нужно – другой вопрос.

Холлис открыл обшарпанную зеленую входную дверь; мать тащилась за ним.

– Не понимаю, почему ты не мог пойти в политехнический институт, как твой брат. Там было неплохо и ему, и твоему отцу. – Она запыхалась и тяжело дышала.

– Не знаю.

Холлис вошел в темное помещение.

– Есть тут кто-нибудь?

Ответа не последовало.

– Симпатично, – проговорила мать и прошла вперед, переваливаясь с ноги на ногу. – Посмотри, какая гостиная. Больше, чем у бабушки. А где кухня? А, вижу.

Она пошла дальше по узкому коридору.

– И там есть сад! Ты ведь ничего не говорил нам о саде, а, Холлис? Не мешало бы в этом саду поработать. Интересно, разрешат они тебе сделать там что-нибудь вместо арендной платы?

Холлис поднялся наверх. От покрытой ковром лестницы исходил затхлый запах, на поверхность перил налипла черная пыль. Но к агентству не могло быть претензий. Они не обещали профессиональную уборку, только упомянули, что она «может быть проведена».

Каждая комната запиралась своим ключом, но агент не знал, какой ключ подходит к той или иной двери, поэтому вручил Холлису наугад один, достав его из коробки каши быстрого приготовления Quaker Oats. Ключ подошел к комнате номер шесть на третьем этаже – квадратной, выкрашенной в белый цвет. На потолке виднелись желтые разводы, стены были загажены липучкой Blu Tack. Шкаф занимал половину стены и половину площади пола. У противоположной стены стояла простая пружинная кровать, на которую были брошены тонкая подушка и еще более тонкое одеяло. Холлис поставил на пол рюкзак и выглянул в заросший зеленью сад, где его мать уже занялась расстановкой разрозненных предметов мебели, чтобы выглядело как у бабушки. Он постучал по стеклу, но она не услышала.

Перетащив розовые пакеты, Холлис заглянул в узкую кухню, и как раз мать вошла туда из сада.

– Неплохое место, – сказала она. – Могло бы быть очень симпатичным. А когда приедут остальные?

– Не знаю. Сегодня или завтра. Неделя новичков начинается в понедельник.

– Ты же не новичок, правда? – Она подмигнула.

– Формально, наверное, все-таки новичок.

На квадратике коричневой напольной плитки засохло пятно красного цвета. Соус, хотелось надеяться.

– Не выдумывай, пожалуйста. Не вешай нос! – Мать распрямила ему плечи и вздернула подбородок. – То место тебе не подходило. Там тебя не уважали, правда? А здесь тебе будет хорошо. Лучше.

– Ага.

– А ну-ка, улыбнись. Вот умница. Подожди минутку.

Она оставила Холлиса одного в кухне. Пожелтевший холодильник защелкал, магнит в образе Зигги Стардаста^[5], который держал меню пиццы навынос с купонами трехлетней давности, завибрировал.

– Вот, это тебе.

Вернувшись, мать протянула ему полиэтиленовый пакет.

– Что это?

– Открой и посмотри.

Холлис поставил пакет на ламинированную столешницу. Что-то звякнуло, и он поморщился. Внутри оказались совершенно новая сковородка и электрический чайник.

– Не могу же я допустить, чтобы ты остался без жареной картошки по утрам. Нет лучше средства от похмелья, правда?

– Мама, ты не… здесь есть чайник.

Он показал на стоящий на кухонном столе пластмассовый электрический чайник. Сквозь голубое окошко в нем виднелась накипь.

– Ты достоин своего собственного чайника. Держи его в чистоте. Я не хочу, чтобы по бокам он покрылся грибком. И после того, как ты вымоешь чайник и сковороду, они должны вернуться в твою комнату. Они не для других, понял? Они твои.

Мать обняла его. Когда он неловко обхватил ее за массивные плечи, оказалось, что ее голова едва достает ему до груди.

– Ну ладно, хватит. – Она отстранилась. – Пора ехать. Папе нужна машина для бинго. Я видела шлюшку на дороге, рядом с кольцевой развязкой. Как следует поешь сегодня.

– Да, мам.

Он проводил ее до двери.

– А, вот еще что.

Она вложила ему в руку пачку сигарет.

– И ни в чем себе не отказывай.

Мать снова подмигнула и вперевалку побрела к «форду». Дойдя до машины, она уже задыхалась.

– Позвони нам завтра! – крикнула она, внезапно охрипнув. – Дай знать, как ты.

– Ага!

Холлис помахал рукой, глядя, как машина неуклюже разворачивается, и вслушивался в тарахтение мотора, пока оно не затихло вдали. Улица погрузилась в тишину, усилившуюся, когда он закрыл входную дверь. В доме царило безмолвие, незнакомое человеку, живущему с тремя братьями, мамой, папой и бабушкой в двухэтажном маленьком доме с одной ванной.

Он отнес новый чайник со сковородкой в свою комнату и положил их на шкаф. Из внешнего кармана рюкзака достал смятую брошюру «Неделя новичков», плюхнулся на кровать и головой уперся в стену. Впереди ожидалось много всего интересного – вечеринки, пирушки в пабе, пикники. Скучать точно не придется. А значит, и такой тишины уже не будет.

Холлис вытащил зажигалку и открыл распечатанную пачку сигарет, которую передала ему мать. И только тогда заметил внутри двадцатифунтовую купюру.

Вскоре после того, как Холлис засунул банкноту в бумажник, к дому номер 215 подошла Лорна Торрингтон. Вода ручьями стекала у нее по спине, челка прилипла ко лбу, а из-под мышек доносился слабый запах пота. После пешей прогулки с вокзала с багажом в руках она совершенно измучилась, но вид здания настолько поразил ее, что она в сердцах бросила сумки себе под ноги.

– Черт!

На фотографиях, полученных из агентства, не было видно ни подтеков на крыше, ни растрескавшихся ступенек, ни забитых грязью водостоков.

Лорна прислонилась к столбу. Не вернуться ли к ним, чтобы потребовать отмены договора? Но когда в онемевшие плечи и руки вернулись силы, она решила, что уж лучше остаться в этой богом забытой дыре, чем ночевать на улице или возвращаться запутанным маршрутом на поезде обратно к родителям.

Может быть, внутри будет лучше.

Она начала перетаскивать сумки к входной двери, которая, как оказалось, открывалась без ключа, хотя и со скрипом.

Потрясающе удачное начало.

Лорна пнула ногой дверь и перенесла одну сумку через порог.

Она просила комнату на самом верхнем этаже, желательно в углу, где было бы поспокойнее, и, конечно, оказалось, что у нее ключ от комнаты на втором этаже и прямо напротив ванной. Но, может быть, если кто-то из соседей поддастся на уговоры, получится поменяться с ним или с ней. Пока же придется пожить здесь, среди обшарпанных белых стен. Из мебели в комнате были кровать с металлическим каркасом, хлипкий тканевый шкаф и поцарапанный письменный стол, на котором красовался розовый стикер с надписью Don’t Worry, Be Happy!^[6]. Лорна скомкала стикер и выбросила его в мусорное ведро.

Спустившись вниз, она с опаской бросила взгляд в сторону кухни, ожидая увидеть худшее, и заметила кого-то в саду. Парень в мешковатом балахоне и рваных джинсах сидел на трехногом шезлонге и старался поджечь розовый пакет.

Она сложила руки на груди и прислонилась к дверному косяку.

– Эй, что ты делаешь?

– Ничего.

Парень выронил зажигалку.

– Холлис, – назвал он себя.

– Ты любишь жечь вещи, Холлис?

Парень пожал плечами.

– Ты правильно делаешь, что занялся этим снаружи. Я не стала заморачиваться со страховкой и не хочу, чтобы все мои вещи сгорели.

Он снова пожал плечами.

Лорна решила, что на этом его коммуникативные способности исчерпаны, и повернулась, чтобы войти в дом.

– Эй! Как тебя зовут?

Она не ответила. Перенесла оставшиеся вещи в комнату, заперла дверь, достала книги и текстовый процессор. Потом попробовала включить маленький телевизор, но он не включался. Вообще ни одна розетка в комнате не работала.

– Ну и дыра!

Лорна позвонила в агентство с внутреннего телефона и долго слушала гудки.

– Ну, конечно.

Вернувшись в комнату, она распечатала конверт, который мама передала ей перед отъездом. На колени упали шестьдесят фунтов и фотография ее шпица, Альфи. На обратной стороне фотографии мама написала: «Он уже скучает по тебе!».

Лорна посмотрела на улыбающуюся мордочку любимца и затосковала. Альфи понравился бы этот садик, но на домашних животных был запрет. Скорее всего, ради их собственной безопасности. Если судить по парню в саду, соседи могли бы поджечь песика или накормить его пивом с чипсами.

Нет уж, пусть остается дома без нее, под присмотром мамы и папы. Они позаботятся о нем, хотя это означает, что она не увидит, как Альфи уютно лежит на кровати или сидит у ее ног, пока она дописывает очередное эссе.

Лорне не сиделось на месте, и она снова проверила розетки, потом пощелкала выключателями. Электричества не было. Она уже отперла дверь, собираясь найти все-таки агента по недвижимости, когда снизу донеслись оживленные голоса. Лорна отступила назад в комнату и закрыла дверь. Голоса становились громче, а она сидела на кровати, смотрела на фотографию Альфи и мечтала, чтобы в доме стало тихо.

Может, она и насладилась бы тишиной, если бы не Элеонор Хант, которая, как только ее отец припарковал «ровер» у дома номер 215, радостно заверещала: дом просто чудесный, и все в нем замечательно, абсолютно все, от низенького крашеного забора до узоров на оконных рамах.

– Ты уверена, что это здесь, малышка?

– Колдуэлл-стрит, номер 215, – прочитала Элли на листке, где был записан адрес. – Ой, папочка, как здесь чудесно!

– Здесь действительно неплохо, – согласился отец.

Ее сандалии зашлепали по тротуару, и новая обитательница дома номер 215 вбежала в прихожую.

– Здравствуйте!

Свет проникал откуда-то из задней части дома, но в гостиной стоял полумрак. Элли раздвинула выцветшие красные шторы, впуская солнце внутрь. В воздухе заплясали пылинки. В лучах света продавленный розовый диван стал похож на улыбку, а бледно-желтая краска стен – на восход солнца. Элеонор провела пальцами по покрытой пылью каминной полке над заложенным кирпичом газовым камином. Когда вошел отец с первым из ее чемоданов, Элли перепрыгнула через ковер и схватила его за руку.

– Все в точности как на фотографиях!

– Так оно и есть.

Он поцеловал ее в макушку.

– Иди и найди свою комнату, дочка. Не стоит оставлять вещи у всех на виду.

Элли поспешила наверх и стала стучать в каждую дверь, вместо того чтобы попробовать вставить свой ключ.

– Что такое? – гавкнул женский голос из комнаты напротив ванной на втором этаже.