ПРОДОЛЖЕНИЕ КНИГИ «СИЛЬНЕЕ ВЕТРА».

Глава 1.

Эмили. Настоящее время.

Я сидела в удобном кресле и, тесно прижав колени друг к другу, с преувеличенным интересом наблюдала, как мой палец неторопливо выводит очередную букву по хлопковой ткани простых серых штанов.

Э. М. И. Л. И.

Палец вильнул змейкой, смахивая невидимое.

Э… Й… Д… Е… Н…

Замерла. Где-то в районе шеи, под горлом, началась знакомая дрожь.

Нет. Не сейчас.

Стёрла.

Но стереть можно только здесь. Внутри не сотрёшь. Не выскоблишь. Не смоешь.

Попробовать другое? Но что другое? Может… Нет.

М… А…

Палец не слушался. Тормозил. Не хотел. Или не хотела я.

Дверь в кабинет отворилась, и моя рука всего на пару секунд зависла в воздухе, а затем плавно опустилась на бедро, чтобы продолжить своё увлекательное занятие.

Несколько уверенно звучащих шагов, и хозяин кабинета бесшумно опустился в кресло напротив меня. Между нами не было никаких преград, лишь небольшой стеклянный столик и мгновенно выстроенная мной невидимая стена обороны.

С особой педантичной аккуратностью я дорисовала букву «Л» и подняла глаза на доктора Леона Кауфмана. Вживую он выглядел моложе, чем я смела предположить по фото. Сколько ему? На вид было не больше тридцати.

– Не хотел тебя отвлекать, – мягко улыбнулся он.

Не хотел отвлекать в его же собственном кабинете? Почему мне вообще разрешили остаться здесь в его отсутствие? Какая-то уловка? Показатель доверия?

– Тогда я могу делать это весь сеанс?

– Если это приносит тебе положительные эмоции, то безусловно.

У него был приятный голос. Глубокий, размеренный. А ещё белые зубы. Слишком белые. Голливудские.

– Но, если ты не возражаешь, я хотел бы поговорить о твоём самочувствии, Эмили, – деликатно произнёс он.

Леон Кауфман – один из ведущих докторов этого потрясающего заведения для сумасшедших, а начиная с сегодняшнего дня – мой лечащий врач. Он являлся профессионалом в области психиатрии. По крайней мере, так было написано в брошюре, которую я нашла в комнате в первые же сутки своего добровольного заточения.

Да, помимо книг я вынужденно читала брошюры, потому что воспользоваться интернетом здесь не представлялось возможным. Мобильники и другие гаджеты пациентам категорически запрещались. Но великодушно разрешались посещения членов семьи и телефонное общение, проходящее в отдельной, специально оборудованной для этого комнате.

Кэти не пропустила ни одного визита, ни одного звонка. Но пропустила я. Каждый. Не хотела видеть. Не хотела с ней разговаривать.

– Почему? – ворвался в мои размышления голос доктора Кауфмана.

Я нахмурилась, не понимая, о чём идёт речь.

– Почему ты не хочешь разговаривать с сестрой? – дополнил он свой вопрос, и я осознала, что последнюю мысль произнесла вслух.

Потому что она ассоциировалась с той жизнью, которой у меня больше нет. И никогда не будет. Тёплые, семейные ужины вчетвером остались в каком-то далёком, словно вовсе не моём прошлом. Как и шуточные громкие споры. Серьёзное лицо Дэниела и подначивающий его сходить на очередную архитектурную выставку Райс. И ведь он ходил с нами. Дважды. Хотя ни черта в этом не понимал. Эйдену никто не мог отказать.

И теперь у них… всё осталось так же. А у меня всё разрушилось. Сгорело. А сейчас горело то, что уже истлело. Беспрерывно вращающееся колесо моих страданий.

Это закончится когда-нибудь? Я выздоровею? Боль уйдёт?

Я промолчала и опустила взгляд в пол. Со мной было трудно. Я знала. И, возможно, именно поэтому мне сменили врача. Все предыдущие недели меня третировал какой-то седой старик. Он мне не нравился. Как и его кабинет. В нём было слишком ярко. Незаконно живо. Било по глазам.

Здесь темнее. Комфортнее. Словно видно наполовину и сложно прочитать по глазам. Меня это вполне устраивало. А ещё мужская свободная рубашка навыпуск и приглушенного цвета слаксы не ассоциировались с обликом врача. Меня тошнило от белых халатов и визитных бейджей.

– Я провёл небольшое расследование и раскрыл твою маленькую тайну, – неожиданно сообщил доктор.

Я забегала по его лицу подозрительным взглядом, пытаясь найти в мужской мимике продолжение этой довольно странной фразы.

Кауфман улыбнулся уголками губ и, нажав кнопку интеркома, попросил зайти свою помощницу.

 Невысокого роста брюнетка в том самом раздражающем белом халате с прицепленным к его внешнему карману дурацким бейджем не заставила себя долго ждать. Дежурно улыбаясь, она внесла в комнату поднос и, с глухим стуком опустив его на столик, сразу же удалилась.

– Угощайся. – Доктор непринуждённо подхватил одну из чашек с ароматным кофе и сделал глоток.

Я не торопилась угощаться и продолжала настороженно, с долей неприкрытого недоумения пялиться на тарелку с заварными пирожными. С целой горой заварных пирожных.

– Кофе не рекомендуется пить с нейролептиками.

Леон Кауфман в деланном удивлении приподнял бровь. Словно: «Серьёзно? Разве врач тут не я?». В этом движении проскользнула беззлобная насмешка, и эта простая человеческая эмоция пришлась мне по душе, потому что предыдущий врач изо дня в день одаривал меня лишь профессиональной участливостью и ничем другим, что могло оставить хоть какое-то напоминание об обычной жизни за пределами психушки. И та рабочая маска не вызывала у меня никакого желания раскрыться, довериться.

Доктор Кауфман же умудрился за первые пять минут завоевать немного унций моей симпатии.

– Я внёс коррективы. Ты не принимаешь нейролептики уже неделю, – размеренно и, по моему мнению, запоздало известил он. – Лишь лёгкий антидепрессант.

Я зависла. Отмотала дни назад и поняла, что моё самочувствие действительно изменилось. Я стала чаще бывать на свежем воздухе, и у меня появились силы на чтение, а не только на бессмысленное созерцание больничного двора. К слову, очень хорошо обустроенного. Дэниел не поскупился и разместил меня в одной из лучших клиник с таким высоким забором, что мысли о бегстве могли возникнуть разве что у сумасшедшего. Какая ирония. Здесь все были сумасшедшими.

– Почему вы их отменили? Что если… Что если моя шизофрения вернётся? – я прошептала свой диагноз настолько тихо, будто, если озвучила бы громче, окончательно свихнулась бы и попыталась перелететь вышеупомянутый забор на вымышленном драконе.

– У тебя нет шизофрении, – уверенно заявил доктор и с неприкрытым удовольствием откусил кусок заварного теста.

Этот мужчина меня поражал. Он ел фисташковые пирожные, запивал их ароматным напитком и разговаривал так, словно я – его подружка и пришла на кофе-брейк.

– Знаешь, – как ни в чём не бывало продолжил Леон Кауфман, – с точки зрения науки и врачебной практики большая часть специалистов поставила бы тебе именно этот диагноз. Но у тебя не он.

К приятному голосу стоило смело прибавить добрые глаза и располагающую улыбку.

– А что тогда?

– Я расскажу свои домыслы. И я прошу тебя обращаться ко мне просто по имени. Ни к чему нам дополнительные сложности.

Домыслы? То есть, сомнения всё же имелись?

– Но сначала я хотел бы обсудить с тобой один момент. – Без резких движений он вернул чашку на блюдце и перевёл взгляд на меня. – Я разговаривал с твоей сестрой. Она сказала, что авария произошла полтора года назад, а Эйдена ты начала видеть приблизительно четыре месяца назад. Но это не так. – Его выражение лица никак не поменялось, но предложение прозвучало с еле ощутимым нажимом, словно с непроизнесённой вслух просьбой: «Прошу, не обманывай». – Он появился намного раньше.

Я до боли в ногтях вцепилась в ручки кресла, осознавая, что никогда не размокну заколдованный круг, если не расскажу хоть одной живой душе правду о том, что творилось внутри меня всё это время.

Почему я выбрала Леона Кауфмана? Я не понимала. Я выбрала бы другого. Но другой, скорее всего, сидел за решёткой, и надежда на нашу встречу в обозримом будущем слабела, таяла, как мороженое под прицелом солнечного луча. Мороженое. Которое мы так и не поели…

Вариантов не оставалось.

– Да, доктор, вы правы. Он появился намного раньше.

Полтора года назад.

– Ты же это несерьёзно? – Я неверяще смотрела на Эйдена, стоящего напротив меня посреди гостиной. – Ты просишь перенести свадьбу? После стольких месяцев подготовки?!

– Да, Мили, – спокойно подтвердил он озвученный им ранее ужас. – Я прошу тебя об этом. Предложение Лестора – уникальная возможность. После проекта «Баттерфляй» мне будут открыты все двери. Мы будем жить совсем по-другому.

– Мы же всё распланировали! Бобби подписал мне две недели отпуска! Мы купили билеты! Завтра я хотела оплатить ресторан! А ты говоришь «перенести»?!

– Мы потеряем некоторую сумму, это так. Но приобретём больше, – невозмутимо стоял на своём Райс. И эта невозмутимость поджигала во мне столп злостных искр. – Просто поверь мне.

– Тебе плевать на деньги! – я повысила голос, и Эйден напрягся. Он не любил, когда я кричала. – Но на меня тебе тоже плевать?! Можно сделать предложение и свалить на три месяца в Италию! Приехать и, забив на свадьбу, снова свалить! Только теперь в Австралию и непонятно на какой срок! А я?! Где в твоих планах я?!

– Ты всегда в моих планах, – сдержанно парировал он. – Я устраиваю наше будущее.

– Нет, Эйден. Ты устраиваешь своё будущее, и я уже не уверена, что всё ещё имею к нему прежнее отношение.

– Тебе нужно успокоиться…

– Нет. Мне нужно, чтобы мой мужчина меня услышал!

– Я тебя слышу. Не кричи.

А это уже была новая интонация, означающая приближающийся конец разговора. Ещё максимум минута, и Райс просто уйдёт. Он терпеть не мог конфликты.

– Ты ведёшь себя эгоистично! – безжалостно напирала я.

– Что ты предлагаешь?! – неожиданно взорвался Эйден, и я чуть не прикусила язык от удивления. Он никогда не повышал на меня голос. – Чтобы я отказался от шанса, который выпадает раз в жизни?! Я шёл к этому несколько лет! Я вернусь, и мы сыграем свадьбу, какую ты захочешь. Я прошу тебя меня понять!

– Почему я всегда должна понимать тебя? Когда ты уезжал в Италию, ты тоже просил меня понять. Я хотела прилететь, но ты отказал…

– У меня было много работы. Я спал по три часа, я же говорил…

– Откуда я знаю, что это правда?

Эйден изменился в лице.

– Что ты имеешь ввиду?

Я пожалела, что сболтнула лишнее, но отступить не позволила глупая гордость.

– То и имею! Может, нашёл себе другую и весело проводил время, пока я тут страдала без тебя!

Райс не двигался. Его поза стала напряжённой, губы вытянулись в одну тонкую линию. Верхняя совсем исчезла. Он злился. Сильно злился.

– Ты сама не веришь в то, что говоришь.

– Почему не верю? – я не могла остановиться. Меня просто разрывало от несправедливости. От его выдержки. Хотелось ужалить побольнее. – Думаешь, я не вижу, как на тебя смотрит твоя сокурсница? Как её там?.. Эшли!

– Боже, – Эйден устало вздохнул и провёл рукой по волосам. – Мы общаемся только по вопросам учёбы.

Собственная злость отказывалась внимать доводам разума.

– А сколько этих «Эшли» было в Италии?

– Ты несёшь полный бред. Никого нет.

– И как я могу это проверить?

– А нужно проверить? Моё слово для тебя ничего не значит?

Я стушевалась. Его слово значило для меня всё. Он значил всё.

– Тебе нужно повзрослеть, Эмили. Я не могу постоянно находиться рядом. Существуют определённые обстоятельства, при которых я вынужден покидать страну. Но это не значит, что ты для меня не важна, или что я тебе изменяю. У меня работа такая, предполагает разъезды.

– Я не хочу переносить свадьбу, – вызывающе сложив руки на груди, принципиально упёрлась я.  – Если ты уедешь, то…

– Что?

– То мы расстанемся!

Шантаж – гадкое дело. К тому же, фальшивый шантаж. Я не собиралась с ним расставаться. Я хотела, чтобы он… чёрт… чтобы он пытался остановить меня. Но он не торопился участвовать в этом наитупейшем мероприятии.

– Ты такой ребёнок, Мили, – произнёс Эйден, и эта фраза обожгла изнутри противной обидой.

– Ребёнок?! Тогда почему бы тебе не найти кого повзрослее?! – Я заполошно пролетела мимо него в спальню и начала остервенело сдирать одежду с плечиков.

Он вошёл следом за мной.

– Куда ты собралась?

– В детский сад! Туда же ходят дети, если я не ошибаюсь.

Эйден схватил меня за руку. Не больно. Но достаточно для того, чтобы ощутить дискомфорт.

– Прекрати. Ты ведёшь себя глупо.

– Глупый ребёнок, что поделать! – Я вывернулась из его хватки и, скинув халат, принялась яростно натягивать джинсы.

– Ты переворачиваешь все мои слова.

– Разве? – просунув голову в вырез чёрного топа, я бросила в его сторону насмешливо-злобный взгляд.

– Не нужно никуда идти. Ты успокоишься, и мы всё обсудим.

– Мы всё уже обсудили! – трагично кинула я и достала из шкафа туфли на убийственных каблуках. – Я – капризный ребёнок. Ты – успешный, умный, знающий чего хочешь от жизни, безумно верный, разъезжающий по миру и зарабатывающий бабки мужчина. Тебе нужна понимающая девушка и не знаю, – я выдохлась и, завязав пояс тренча, подняла взгляд. – Может, это просто не я?

Интонация была вопросительная и какая-то жалобная. Жалкая. Я так и просила глазами: «Не отпускай меня. Останови! Опровергни каждое идиотское слово!».

Но, видимо, предел был и у него. Потому что, не сказав мне ни единого слова, он развернулся и вышел из комнаты.

Ещё целую минуту я как идиотка топталась на месте и буравила взглядом дверь, ожидая, что вот-вот Эйден вернётся, обнимет меня и попросит остаться. Но время шло, а комнатный проём оставался пустым.

Всё, что касалось Райса, вызывало внутри целую бурю эмоций, и именно в данной ситуации я не смогла дать заднюю. Раздражённо схватила первую попавшуюся сумку и прошла через гостиную в сторону входной двери, отмечая спокойно восседающего на диване Эйдена. Он читал что-то в телефоне, а затем принялся набирать ответ. Меня кольнуло его безразличие.

Мне пришлось ещё десять минут проторчать в холле первого этажа, ожидая такси, потому что демонстративно закрытая с хлопком дверь отрезала все пути к возвращению. По крайней мере, на ближайшие пару часов.

Я поехала в бар, в котором сегодня коллега по работе отмечала свой день рождения. Изначально я не думала на него идти, так как у Эйдена в кои-то веки выдались выходные, и я хотела провести вечер с ним. Но нелепая ссора расстреляла весь план, и теперь вместо романтического ужина я ехала в пропахшем дешёвыми сигаретами такси, сверля взглядом молчащий телефон.

Злость схлынула, на её месте поселилась новая эмоция – сожаление. Я понимала, что перегнула палку. Я не должна была обвинять его в изменах и шантажировать расставанием. Но меня задело, что, прежде чем согласиться на эту поездку, он даже мысли не допустил обсудить это со мной. Он принял решение один и считал, что поступает абсолютно верно.

В баре девочки встретили меня с большим удивлением. Все, кроме Стеф. Ей, конечно, я излила душу ещё по дороге. Вероятно, моё лицо выглядело максимально несчастно раз именинница, не успев толком принять поздравления, с искренней озабоченностью принялась выспрашивать подробности моего появления. Я бездарно отшутилась и, подняв бокал с шампанским, проговорила длинный тост, придуманный буквально на ходу. Дальше пошли поздравления от других гостей. Я слушала их вполуха и уже спустя двадцать минут сильно раскаялась в своём необдуманном порыве.

Все пили, веселились. А мне было совсем невесело. Хотелось домой, к нему. Разрешить конфликт, заняться примирительным сексом, а затем заказать пиццу и посмотреть душераздирающий фильм. Из-за несчастливой концовки пореветь у него на груди и снова заняться сексом. Не выпускать его из кровати до самой поездки в эту грёбаную Австралию. Я знала, что уступлю ему. Уже уступила.

Мысленно провернув извинительную речь перед именинницей за свой преждевременный уход, я взяла телефон в руки, чтобы вызвать такси, и чуть не завопила от радости, увидев на дисплее пришедшее минуту назад сообщение.

Эйден: «Хочешь домой?»

Я: «Очень».

Эйден: «Напиши адрес. Я заберу тебя».

Я скинула ему геолокацию, припудрила нос в уборной и уже через двадцать пять минут сидела в машине и смотрела на мужской профиль, подсвеченный мелькающими ночными огнями Чикаго. Влажная чёлка спадала ему на лоб, и я сделала глубокий вдох, ощущая знакомый аромат шампуня. Хотелось зарыться в его макушку носом и не отлипать до самого рассвета.

Он остановил автомобиль у светофора с горящим красным, и я, не удержавшись, ласково накрыла ладонью его пальцы, обхватывающие руль.

– Эйден…

Поворот головы и мгновенное переплетение взглядов. В тёмном салоне было сложно разглядеть оттенок. Но я знала, что кроется под веером пушистых ресниц. Ненормальный зелёный. Сумасшедший цвет.

Тогда я не знала, что смотрю в эти глаза в последний раз… 

– Я не должна была…

Он сжал мою руку в ответ.

– Всё хорошо, Мили. Поговорим дома.

Вспыхнул сигнал, разрешающий движение…

Машина тронулась с места…

Несколько секунд безмолвной тишины…

Тишины, в которой можно было сказать так много всего…

А затем… Ослепляющий свет фар… визг тормозов… мощнейший удар слева… и безудержное падение в кромешную, поглощающую без остатка черноту…

Настоящее время.

– Теперь вы понимаете, доктор? – мой голос дрожал, по лицу текли слёзы.

Я утирала их ладонями и испепеляла враждебным взглядом мистера Кауфмана, словно он самолично запихнул нас в ту проклятую машину, а потом под дулом пистолета заставил пересказать все подробности самого худшего момента жизни.

Хотя нет. Он не стал худшим. Худшими стали все остальные.

– Понимаете?!