Глава 4

Сегодня мой первый рабочий день. Все воскресенье прошло в какой-то необъяснимой для меня прострации. Я не съездила в студию танца и бесполезно провалялась у телевизора, запихивая в себя все, что смогла найти в холодильнике. Особенно меня впечатлили заварные пирожные с фисташковым кремом. Отныне официально – они мои любимые.

С Джеймсом я не встретилась. Его поведение не поддавалось абсолютно никакой логике, и поскольку вновь слушать его ложь у меня желания не возникло, я поставила телефон на беззвучный режим и тихо злорадствовала, когда он в очередной раз пытался дозвониться.

Касательно Алекса все было гораздо сложнее. Вчера вечером мне пришло сообщение, где он без каких-либо приветствий поставил меня в известность, что будет ждать внизу в восемь пятнадцать. Меня совсем не прельщало провести с ним даже минуту в маленьком пространстве автомобиля, а учитывая, что из-за утренних пробок эта минута грозила вылиться в целый час, я нервничала еще больше.

Грязные, несправедливые слова, сказанные братом в мой адрес после дня рождения Энди, не были забыты. Мне пришлось очень хорошо поработать над собой, чтобы за вчерашним совместным завтраком, где он не удостоил меня даже взглядом, не воткнуть вилку в его отвратительно красивое лицо. Мне кусок в горло не лез, пока я смотрела, как Миллер-младший с ледяным спокойствием пил черный кофе и просматривал в планшете масштабные новости мира финансовых воротил. Самые интересные из них он обсуждал с Ричардом, наотрез отказываясь признавать мое присутствие за столом, заставленным всевозможными изысканными блюдами. Еды было столько, будто на завтрак планировался съезд всех самых важных шишек Нью-Йорка.

В целом он откровенно бесил меня. От одного его заносчивого тона я моментально заводилась, чувствуя себя психованной истеричкой. Но, если принять во внимание его возможности и влияние на мою жизнь, злить и выводить его из себя было бы очень недальновидно с моей стороны. Поэтому натянув на лицо самую очаровательную улыбку из моего личного обезоруживающего арсенала, я спустилась вниз.

Миллер стоял в холле, подперев плечом декоративную колонну возле входной двери, и что-то быстро печатал в телефоне. Окинув его изучающим взглядом, я невольно сглотнула подступившую слюну. Алекс в костюме – воплощение всех сексуальных женских фантазий в одном очень дорогом флаконе. Внутренняя стерва похабно облизала губы и, развалившись в кресле, принялась транслировать свой персональный фильм, подкидывая мне самые ошеломительные кадры.

Все обиды бесследно растворились в воздухе, когда я в самом первом ряду, увидела жаркую, запланированную маленьким режиссером эротическую сцену. До умопомрачения сексуальный мужчина в черном костюме прижал девушку к колонне и, задрав ей до талии юбку, хлестко шлепнул по ягодице, оставляя выжженный отпечаток на белой коже. Ласково погладив место удара, он расстегнул ширинку и, отодвинув трусики в сторону, одним резким движением вошел в податливое, изнывающее от желания тело. Он грубо намотал ее длинный хвост себе на руку, и она, сильнее прогнувшись в пояснице, издавала громкие стоны в такт особенно сильным толчкам.

От увиденной картины я нехило разволновалась. Все тело охватил предательский жар, поползли мурашки, а вспотевшие ладони хотелось незаметно вытереть о мою строгую, до колена, черную юбку. На лбу выступила испарина, и я неловко помахала рукой, вызывая легкий ветерок, приятно охлаждающий мою разгоряченную кожу. Какого черта кретинизм вырвался вперед, и я превратилась в безмозглую идиотку, напичканную афродизиаками?

Алекс совсем не спасал ситуацию. Оторвавшись от телефона, он пристально осмотрел меня и, заметив мое странное состояние и пылающие щеки, недоуменно выгнул бровь.

– Волнуюсь перед первым рабочим днем, – пояснила я. Не говорить же, что благодаря ему я только что мысленно испытала ошеломительный оргазм. Интересно посмотреть, как бы изменилось это надменное лицо, узнай он правду.

Ироничная усмешка скривила его идеально вылепленные губы.

– Иди за мной, – отдал приказ бесспорный фаворит моих порносцен и, оттолкнувшись от колонны, на которую я не решалась даже смотреть, пошел в сторону выхода.

Под знойными лучами июльского солнца я сделала глубокий вдох, чтобы угомонить разыгравшееся воображение. Кажется, мне придется купить успокоительные, потому что рядом с Алексом я с трудом держала себя в руках, и все мои благие намерения летели к черту, когда в моей голове вспыхивали очередные влажные фантазии с его участием. Я понимала, что это всего лишь физиология. Мой сводный брат, бесспорно, красив, и только полная дура не захочет с ним переспать. Но Алекс скорее воткнет свой любимый нож себе в лоб, чем пустит меня в свою постель.

Сделав пару шагове, я резко остановилась и широко распахнутыми глазами уставилась на один из самых крутых гиперкаров планеты. Bugatti Chiron, припаркованный возле крыльца, сверкал начищенной до блеска глянцевой поверхностью. Черный обтекаемый корпус выглядел агрессивно и будто бросал вызов моргающими в знак приветствия светодиодными фонарями.

– Скажи мне, что мы поедем на нем, – простонала я, пребывая в полном восторге от гениального спортивного творения.

Честно говоря, я совсем не разбиралась в машинах. Но раньше у меня был Ford Mustang, который я выпросила у Ричарда на свое семнадцатилетие. Он не смог мне отказать и вскоре сильно пожалел об этом, потому что дерево, в которое я влетела, находясь под воздействием чудодейственных препаратов, было вполне реальным. Не знаю, каким чудом я осталась жива, но отделалась я легким сотрясением, небольшим выговором и новой, правда, менее резвой тачкой. Отчим быстро замял этот инцидент.

Помню, Алекс был очень недоволен отсутствием негативных последствий для меня и сильно разругался с отцом. В тот день они целый час провели за закрытыми дверями кабинета, после чего брат вышел мрачнее тучи, собрал свои вещи и переехал в новую квартиру. На моей памяти это была самая крупная их ссора. Он тогда надолго пропал с моих радаров и несколько месяцев не появлялся дома.

Шикарное спортивное купе внутри напоминало настоящее произведение искусства. Салон из кожи максимально высокого качества в черно-синей цветовой гамме, удобные кресла и отсутствие лишних элементов. В этой престижной машине фантастически соединились минимализм и роскошь. Я пристегнулась и ощутимо вздрогнула от громкого рева мощного двигателя. По территории поместья Алекс не спешил разгоняться. Но стоило нам только выехать на трассу, как у меня буквально потемнело в глазах от того, с какой скоростью этот монстр принялся пожирать дорожное полотно. Кажется, прошла секунда, а на спидометре уже гордо светила сотка.

– Какая максимальная скорость? – поинтересовалась я.

Алекс нехотя бросил взгляд в мою сторону.

– Двести тридцать восемь миль в час, но если вставить второй ключ, то можно добить до двухсот шестидесяти.

– Продемонстрируешь? – спросила я, уже находясь в волнительном предвкушении от предстоящего всплеска адреналина.

– На максималках я развлекаюсь на гоночном треке, – осадил он меня. По его небрежной интонации стало понятно, что приглашения туда мне не получить. – По трассе выше ста девяноста не пробовал.

– Дашь прокатиться? – Вопрос был риторическим, и я заранее знала, какой последует ответ.

– Нет.

Ясно. Разговор окончен.

Прислонив голову к прохладному стеклу, я прикрыла глаза и наслаждалась теплом лучей, пробивающихся сквозь быстро мелькающие деревья. От особенно резких вспышек я по-детски морщила нос и ругала себя, что забыла взять с собой очки. Звук мотора успокаивал, а в воздухе витал стойкий запах владельца. Терпкий мускусный аромат пропитал каждую молекулу свободного пространства и забился в нос, вызывая беспричинное желание придвинуться ближе к его источнику.

Я стала невольно бросать короткие взгляды в его сторону. Я думала, Алекс будет лихачить и демонстрировать всю крутизну своей дорогой игрушки. Но брат лишь расслабленно сидел в кресле, легко удерживая руль одной рукой, и в отличие от меня, не испытывал никакого дискомфорта от затянувшегося молчания. Не барабанил пальцами по рулю, не прикусывал щеку или губу, не суетился и не сомневался. Он излучал стопроцентную уверенность, и я была убеждена, что внутри у него тоже полный штиль.

В салоне не играла даже музыка, и когда тишина меня порядком задолбала, я осмелилась задать вопрос, который уже два дня беспрерывно крутился в моей голове:

– Итан звонил тебе?

Алекс, не отрываясь от дороги, сухо улыбнулся.

– Волнуешься?

– Не хочу бессмысленных драк.

– Я рад, что ты понимаешь глупость своего поступка. Впредь старайся меньше пить. И нет, он не звонил.

– Ты умеешь нормально разговаривать? – сразу ощерилась я. – Твое высокомерие порядком надоедает.

– Нормально – это как?

– Это без твоих нравоучений, упреков и приказов. Снисходительный тон тоже бесит.

– Я обязательно учту все твои пожелания. – Снова этот невозмутимый, раздражающий до оскомины на зубах голос.

– И тебе стоило бы извиниться за свои слова, – не отступала я.

– Извини, – легко бросил брат, будто случайно наступил мне на ногу. Прозвучало издевательски и совсем не искренне.

– Ты не умеешь извиняться, – сквозь плотно сжатые зубы язвительно процедила я.

– Нет опыта. Я редко бываю неправ.

От злости я крепко вцепилась в ремень безопасности и уже открыла рот, чтобы вылить на него поток обвинений, как вдруг он внезапно повернулся ко мне и буквально за секунду нейтрализовал весь мой негативный настрой своей широкой улыбкой. От неожиданности я чуть не поперхнулась воздухом и беспомощно смотрела на него, пока Алекс с нескрываемым триумфом в глазах наслаждался моей растерянностью.

Мое сердце дало сбой. Красная мышца замедлилась, а затем принялась качать кровь в удвоенном, нет, в утроенном ритме. Каждый волосок на теле наэлектризовался от напряжения, а в груди возникло давящее неприятное чувство, словно… словно это что-то значило для меня. Что-то такое, в чем я никогда не смогу признаться.

Тряхнув головой, я скинула розовое марево, еще раз напомнив себе, почему между нами ничего не может быть. Разозлившись сама на себя, демонстративно отвернулась к окну, решив до конца пути больше не заводить никаких разговоров, заканчивающихся каждый раз моим полным провалом.

На горизонте засверкали небоскребы Манхэттена. Царапая верхушками небо, стеклянные вертикали величественных строений уходили в невидимую высоту и поражали своей архитектурной концепцией. Для многих компаний – это вопрос престижа: продемонстрировать собственное превосходство и показать, насколько высоки человеческие амбиции.

Неудивительно, что один из небоскребов полностью принадлежал корпорации. Ричард всегда стремился к безграничной власти, и вид целого города у его ног был лишь каплей в море среди тех вещей, что безостановочно тешили его немалых размеров эго. Поговаривали, что он из какого-то богатого древнего рода, но, прожив с ним столько лет, я ничего не знала о его родителях. Мне было известно лишь то, что они умерли. Ричард не любил откровенничать, и мои настойчивые попытки выведать семейные тайны очень быстро прекратились.

Оставив машину на подземной парковке, мы зашли в лифт, где Алекс нажал девяносто восьмой этаж. В тесной быстроходной кабине меня одолели первые сомнения. Справлюсь ли я с работой? Вольюсь ли в коллектив? А мое прошлое? И другие терзающие душу вопросы, на которые у меня не было ответов. Мне сейчас очень не помешала бы поддержка брата, но на сегодня лимит его доброты был исчерпан, и он, словно каменное изваяние, стоял в шаге от меня, совершенно не замечая моих внутренних метаний.

«Значит, справлюсь сама», – решила я и, когда створки лифта бесшумно разъехались в стороны, вышла вслед за ним в просторный холл, гордо задрав подбородок.

– Доброе утро, мистер Миллер. – Из-за стола поднялась презентабельного вида брюнетка.

– Доброе. У себя? – даже не замедляя шага, спросил Алекс.

– Уже час как, – последовал вдогонку мгновенный ответ.

На матовой стеклянной двери висела табличка с надписью: «Директор отдела маркетинга Майкл Эванс», и брат, толкнув ее, пропустил меня вперед.

Светлый просторный кабинет пестрел абстрактными картинами. По моему мнению, на них была нарисована полнейшая чепуха, но на каждой в большей или меньшей степени присутствовал оранжевый цвет. А на каком-то из уроков нам говорили, что оранжевый – стимулирует творческий потенциал, и я мысленно похвалила себя за отличную память.

Выложенные в идеальный ряд оранжевые карандаши на огромном прямоугольном столе наводили на определенные мысли касательно их владельца, а потрясающий вид на Центральный парк из панорамного окна быстро потерял мой интерес на фоне развалившегося в кресле Майкла Эванса.

Коротко стриженый брюнет сидел к нам вполоборота и, закинув ногу на ногу, внимательно слушал то, что говорил ему по телефону собеседник. На нем была белая рубашка в черную клетку и черные зауженные книзу брюки, а в его левом ухе при малейшем движении покачивались две маленьких сережки. Нахмуренное выражение лица свидетельствовало о том, что разговор был малоприятным, и мужчина нервно постукивал кончиками пальцев по столу, будто спешил поскорее закончить раздражающий его диалог.

– Ты это серьезно? – обманчиво спокойно спросил он. – Думаешь, я поверю в эту чушь? Если я говорю, что макет должен быть готов сегодня, это значит, что я ждал его вчера, – в голосе зазвучала сталь. – Ты отнимаешь мое время, Колман, и пока ты, как кисейная барышня, мямлишь мне в трубку, я теряю деньги, которые, к слову, очень люблю.

В ответ ему принялись что-то очень громко доказывать, но Эванс, очевидно, не отличался терпением и, перебив собеседника на полуслове, в ультимативной форме заявил:

– Если через час его не будет в моей почте, считай, ты потерял мое расположение. Думаю, последствия тебе известны. – И, отключив вызов, недовольно бросил гаджет на стол.

– И что же такого произошло на Олимпе, что ты решил спуститься и одарить простых смертных своим вниманием? Признаюсь, взволнован, – развернувшись к нам полностью, совсем не взволнованно обратился он к Миллеру.

– Привет, Майкл, – улыбнулся Алекс, присаживаясь в кресло, и взглядом приказал мне сесть напротив. – Проблемы?