Проза

Даша Молчанова

Родилась в 1990 году в Новосибирске, где и живет сейчас.

Окончила Сибирский государственный университет путей сообщения, факультет мировой экономики и права. Работает редактором социальных сетей в круизной компании. Участвовала в мастерских АСПИР, форуме молодых писателей «Липки», конкурсе молодых писателей «Принцип слова» на Всемирном фестивале молодежи. Прежде не печаталась.

Снег для Дениса

– Денис, ты? – послышалось из-за двери. Голос Веры Борисовны дрожал.

– Я мам, я! – соврал, конечно, а иначе прогонит. А прогонит если – что тогда? Сеня подумать боялся, что станется со старушкой, не раскопай он ее хибарку сегодня.

* * *

Мести начало внезапно, раньше назначенного прогнозом, и сразу так, что мама не горюй: будто весь имеющийся у вселенной снег сосредоточился над поселком и медленно ссыпался ему за шкирку. Местные, привычные к снегопадам, по утрам сдвигали подъездными дверьми плотные сугробы, бочком протискивались в образовавшиеся щели-проходы и пробирались кто куда. Кто в шахту, кто в магазин, кто в школу. А вот Сеня, приезжий, боялся. Как так: не чистить? Заметет же совсем.

– Ай, – отмахивались соседи, – сейчас все ссыплется, тогда трактор и закажем. Чего зря лопатами махать?

Ну ладно пятиэтажки, думал Сеня, под снег не уйдут. Но он жил на границе с частным сектором, а там первый дом – Веры Борисовны.

Вера Борисовна – седая до белизны, глаза черные, с поволокой, – казалась женщиной приветливой. Первый раз Сеня с ней заговорил, когда возвращался с горы (собеседовался с главным инструктором). Таксист тогда высадил неудачно: дальше, мол, сам. И это за шестьсот рублей! Сеня чертыхнулся, вылез, а тут бабуля ползет, обвешанная пакетами из марийки^[2]. Помог, конечно: родители так учили. По-другому Сеня не умел.

Дошли до дома, там Вера Борисовна представилась, поблагодарила «соколика», на чай зазывала, но Сеня отказался: недолюбливал воспоминания о прошлом, которые, скорее всего, шли к чаю в комплекте. Не пошел.

А потом так повелось, что дорога его все время с нею сталкивала. То из марийки вместе пойдут, то он идет мимо, а она у забора стоит, будто специально его ждет. Потом оказалось, что не его, а сына своего, Дениса. И так настойчиво она стала про Дениса этого рассказывать, что Сеня даже заподозрил неладное.

Как-то вечером он возвращался с горы, а тут соседка под подъездом курит. Решил поспрашивать:

– А вы Веру Борисовну знаете? Во-он из того домика голубенького?

– Топакову? Кто ж ее не знает? Учительница по русскому, весь поселок выучила, сейчас уже на пенсии. Сыновья мои столько диктантов у нее написали.

– А у нее самой сын есть? Денис? Или случилось с ним чего?

– Почему спрашиваешь? – насторожилась соседка.

– Да она так рассказывает про него, так ждет.

Я даже засомневался: может, нет его давно, а она, ну вы знаете, как это бывает… Забыла от горя.

– А, не-ет, все с ним в порядке. Поссорились они только. Она же учительница не только в школе, но и по жизни. Диктовала ему, диктовала. Лет сорок. Он и психанул на пятом десятке. Просто перестал приходить и на звонки отвечать.

– Ого, вот прям так…

– Вот прям так, да. А все там из-за бабы очередной. Он на ней жениться хотел, а Вер Борисна давай возгудать. Да так, что бабенка та сдриснула с концами. – Соседа хохотнула, затянулась, выпустила дым и продолжила: – Ну там тоже поди разбери, кто прав, кто виноват. С одной стороны, мужика жалко: девки бегут от него, маменькиным сынком дразнят. С другой стороны, ну скажи ты матери, объясни по-человечески, чего ж так пропадать. Ай! Бог им судья! Пусть как хотят, так и живут. Мне че, мне своих на ноги подымать.

Соседка и дальше бы рада была поболтать, да только у Сени уже ноги подмерзли в пластиковых ботинках. И лыжи скинуть хотелось. И пива ноль тридцать три выпить. И спать. Поспешил распрощаться.

А на следующий день снег этот. И еще день. И еще. Сене в кайф: на горе пухляк, правда, учеников было мало, зато сам покатал. А дома снег не радовал: ползешь сквозь сугробы, мало приятного. А еще из окна видно домик Веры Борисовны, да так видно, что почти уже совсем нет: на две трети под снег ушел.

Сходил к ней с лопатой. Только начал снег у калитки откидывать, она на крыльце показалась, отмахивается: придет Денис, расчистит, иди, Сеня, отдыхай. Сеня попытался на своем настоять, так она и вовсе раскричалась. Уходи, надоел, говорит, сына жду. Это впервые было, чтоб она на Сеню голос подняла. У него даже неприятные мурашки по спине пошли. Развернулся, ушел.

А снег не перестает, и все тут. Проснулся Сеня рано утром, за окном еще совсем темно. Посмотрел на часы. До первого ученика времени полно. Посмотрел в окно. Домика уже, считай, совсем не видно. Психанул: взял лопату, пошел. Прокопал тропинку от калитки и начал откидывать снег с крыльца.

В дверь стукнуло. Вера Борисовна вздрогнула, проснулась, прислушалась. Думала, показалось. Но стук повторился. Привстала с кровати, накинула халат, подошла к двери, ну точно: копает.

– Денис, ты?

– Я мам, я!

Сердце сначала защемило от радости, но тут же к горлу подкатил комок обиды. Явился не запылился! И голос такой странный, вроде и знакомый, но уже совсем чужой: так давно не слышала, что и забыла, как он звучит.

– Исчез, не приходишь, на звонки не отвечаешь… – выговаривала она нарочито громко, пока возилась с замком. – Думала, так меня тут и завалит, весной раскопают!

Вера Борисовна толкнула дверь. Это еще что за номер? Снег раскидывал соседский пройдоха, который за ней в последнее время так подозрительно увязался, – сына не было.

– А где Денис?

– Вер Борисна, не придет он. Обидели вы его.

С женщиной любимой рассорили. Вот он и злится, а сказать не может, не умеет: вы не научили. Вера Борисовна ойкнула, одной рукой за сердце схватилась, другой – за дверной косяк. Глаза, черные с поволокой, совсем провалились.

– Вы бы позвонили ему, поговорили. Есть тут у вас телефон? Хотите, с моего позвоним? – глядя на побледневшую старушку, засуетился Сеня, бросил лопату, полез в карман за сотовым. – Диктуйте номер!

– Иди, Сеня, иди, – только и сказала.

* * *

В ту ночь Сеня совсем не спал. Думал: правильно ли поступил. Полез куда не просят, дурак. Еще непонятно, может, хуже сделал. Откопал бы молча, и все. Нет, надо было свои пять копеек вставить.

Стыдно ему было. Не знал, как в глаза Вере Борисовне смотреть. Вот ноги сами и выбирали другой путь домой, чтобы мимо нее не ходить лишний раз. Только из окна вечером глянет: горит ли свет в ее домике. Горит.

А недели через две снова завьюжило. С вечера как начало, к утру – сорок сантиметров. Сеня только глаза разлепил, по веб-камере глянул: подъемники работают. Так первая же мысль – скорее на гору, пока все не раскатали. А следом вторая, уже не такая приятная: что там у Веры Борисовны?

Подошел к окну, глянул: а там мужичок, раскрасневшийся, шапку и куртку скинул и резво так машет лопатой, а старушка рядом – руками: указывает, куда снег кидать. Сеня улыбнулся: ну точно, Денис, снег под диктовку чистит – и пошел собираться на гору.

Наталья Салтанова

Живет в Екатеринбурге. Рассказы вошли в сборники «Пашня 1», «Дама с собачкой XXI век», «Кухни 10–20», «Твист на банке из-под шпрот», печатались в различных журналах. В кинокомпании «Снега» по ее сценарию создан анимационный фильм «Когда завелась невесомость». Участник Писательских мастерских АСПИР (2023, 2024). Автор сценариев, пьес и детских книг. Преподает в Уральском федеральном государственном университете.

Единорог

Стена из ледовых кубов, которая огораживала новогодний городок с горками и каруселями, походила на нижнюю челюсть великана-драчуна с отколотыми и выбитыми зубами. Сверху по периметру ледяной стены от столба к столбу свисали сверкающие гирлянды, скрученные в спирали – огромные клыки верхней челюсти чудовища.

В зимний морозный вечер смотреть на пасть великана, которая заглатывала новогодних людей, лучше из окна квартиры, сидя в тепле, прижимая колени к батарее.

Задула поземка так резко, что звуки песни «Новый год к нам мчится, скоро все случится» отнесло в сторону, возникло затишье. Лариса Петровна притоптывала, радуясь своим валенкам, рядом, почти синхронно с ней, переставлял ноги шотландский пони гнедой масти. Пони был разодет в маскарадный костюм единорога. Витой рог из экокожи с голограммами украшал налобник, по бокам попоны колыхались золотые крылья, гриву и хвост украшали радужные кудряшки, на сбруе сверкали пайетки и стразы. Он был самым красивым единорогом из всех, кто катал детвору вокруг городской елки.

Уже было десять часов вечера и пора было собираться в конюшню, хотя была еще надежда, что не всех детей отправили спать и кого-то родители решили домучить до боя курантов.

Лариса Петровна привычно и быстро сосчитала в уме, что маскарадный костюм пони себя оправдал. Высокий кокошник с гирляндой из разноцветных мигающих лампочек, надетый на теплую ушанку, выручил, издалека привлекал внимание. Лариса Петровна еще подумала, что хорошо бы не платить аренду, а выкупить стойло для пони полностью, как вдруг к ней подбежал мужчина лет пятидесяти и выкрикнул:

– Девушка, мне срочно нужен единорог!

– А мне четыреста тысяч! – раздраженно ответила она. – Мало ли что кому нужно.

– Да вы не поняли, мне надо его сейчас, на Новый год. Напрокат. Ой, это вы, Лариса Петровна?

Вот только этого ей сейчас и не хватало, и почему людям дома не сидится?

– Это я, Геннадий Геннадьевич. Смету опять пришли переделывать? Мою кровь пить?

– Не надо мне вашей крови… Что вы здесь делаете?

– Стою с единорогом!

К ним подошли в обнимку парень и девушка, шапки Санта-Клауса они натянули по самые брови.

– Снегурка, покататься сколько стоит? – заплетающимся языком спросил парень.

– Катаем только детей! – отчеканила Лариса Петровна.

– Тетенька, да моя Зая легкая, как зайка, – настаивал молодой человек.

– Рабочая смена моя закончилась, а другие пони еще катают. – Лариса Петровна старалась быть спокойной и убедительной.

– А я хочу на этом… – заканючила девушка, помпон на ее шапке был розового цвета.

– Ребятки, – вмешался Геннадий Геннадьевич, махнув рукой в сторону елки. – В той стороне лошадка катает. И взрослых тоже… Розовый единорог. Настоящий!

Когда парочка, мягко покачиваясь, стала удаляться, Лариса Петровна спросила:

– Зачем вам Вася?

– Вася? – удивился Геннадий Геннадьевич.

– Единорог, – кивнула она на пони. – Вася.

– Очень приятно. – Геннадий Геннадьевич учтиво поклонился пони. – Уважаемый единорог, могу я вас познакомить с моей дочерью? Она, правда, уже взрослая, тут недалеко бариста работает.

– Ну, все понятно. – Лариса Петровна обняла пони за шею.

– Да что вам понятно? – Геннадий Геннадьевич внезапно расстроился.

– С дочерью хотите помириться. Она в детстве о живом единороге мечтала.

– А если и так? – Геннадий Геннадьевич задрал подбородок. – Вы вот тоже в новогоднюю ночь, без детей и внуков, одна здесь мерзнете.

– Совсем не одна, в отличие от вас, а с единорогом! – Лариса Петровна неожиданно засмеялась и сняла со своей ушанки кокошник. – Ладно, ведите нас к дочери.

Не сговариваясь, они взяли Васю за поводья с двух сторон и не торопясь пошли вдоль нижней ледяной челюсти великана в сторону кофейни. Кончики золотых крыльев единорога покачивались над их головами.

– А вы, Геннадий Геннадьевич, часто ходили в ночное, – утвердительно сказала Лариса Петровна.

– В деревне вырос, – согласился тот и, немного помедлив, заявил: – А вы Васю для внучек купили.

– Тоже верно. Только внучки теперь далеко, – вздохнула Лариса Петровна.

– Что вы еще знаете про меня? – с любопытством спросил Геннадий Геннадьевич.

– Крылья не войдут!

– Крылья?

– Вы хотели Васю в кофейню завести, – улыбнулась Лариса Петровна.

Геннадий Геннадьевич не стал отнекиваться.

– Так, мой кокошник вам на голову. – Лариса Петровна водрузила на вязаную шапку Геннадия Геннадьевича светящийся головной убор. – Теперь ходите под окнами кофейни туда-сюда. А я пойду кофе попью.

В высоком кокошнике с мигающими разноцветными лампочками рядом с единорогом… Геннадий Геннадьевич сам понимал, что производил впечатление местного сумасшедшего.

Из кофейни, обмотанная шарфом и в пуховике, выскочила девушка с яблоком в руке. Не глядя на странного мужчину, она кинулась к Васе:

– Можно, можно, можно я покормлю единорога? Пожалуйста, пожалуйста, это же моя мечта. Вот бы мой папа увидел!

– Я вижу, – сказал Геннадий Геннадьевич и закашлял. Кокошник на его голове качался и мигал огнями.

Вася, громко чавкая, смаковал яблоко. Геннадий Геннадьевич кашлял долго, до слез. Дочь стояла рядом и не уходила, потом сказала:

– Пойдем, приготовлю тебе кофе с пряностями.

Лариса Петровна наблюдала за ними из окна: она вовремя вышла, вернула себе головной убор и мягко забрала поводья из рук Геннадия Геннадьевича.