Для Кэндзо был доставлен выходной костюм. Когда только он успел его пошить? После легкого ужина в номере они переоделись, чтобы отправиться на новогоднюю вечеринку в клуб, располагавшийся на подземном этаже отеля. Надев костюм и украшения, Тамако сама удивилась тому, как взросло она выглядит. Только вот ненакрашенное лицо не сочеталось с нарядом. У Тамако было с собой кое-что из косметики матери – так, на всякий случай, – и, расположившись перед трехстворчатым зеркалом в спальне, она быстро нанесла легкий макияж.

– Теперь ты выглядишь, как настоящая леди, – сказал дедушка, немного смущенный привлекательностью Тамако.

– Гранпа тоже настоящий франт.

В клубе под названием “My Reverie” царила изысканная простота, все говорило о том, что здесь проводят время солидные люди. Публика была одета с иголочки. В основном, это были пожилые супруги – должно быть, частые посетители, а также джентльмены средних лет, скорее всего, поклонники выступавшего в клубе пианиста. Молодых пар, по всей видимости, случайно остановившихся в этом отеле, было всего две. Тамако в очередной раз удивилась широте круга знакомств Кэндзо. По словам дедушки, красивого пианиста с усами звали Янагида-сан, и он был его старым другом, да и среди завсегдатаев оказалось человек пять дедушкиных знакомых.

– Нет-нет, это не юная проститутка. Это моя внучка, – Кэндзо громко представил им Тамако, они рассмеялись и даже освободили для них место прямо рядом с пианино. Тамако обхаживали, поили ее шампанским, предлагали изысканные закуски, которых она никогда раньше не пробовала, а также ароматно пахнущий напиток – коктейль для женщин, однако все ее собеседники были средних или преклонных лет, и это ей не слишком нравилось. Тамако подумала, что дедушка хотел похвастаться ею перед друзьями. Еще она подумала, что ее ровесники в такие места не ходят, и решила как следует насладиться атмосферой заведения, куда она вряд ли скоро попадет снова.

По заявкам гостей Янагида-сан исполнял старые джазовые композиции вроде “Sleepy Time Gal”^[22] или “All The Things You Are”^[23]. Тамако тоже предложили сделать заявку, и она назвала песню “All Of Me” ^[24], которую помнила, поскольку та была заглавной композицией к одноименному фильму, и гости зааплодировали, одобряя ее вкус.

– Годакэн-сан, может, споешь что-нибудь, – сказал Янагид а-сан, и дедушка с готовностью поднялся, и вот тут Тамако изумилась по-настоящему. Сидевший рядом пожилой мужчина поведал Тамако, что когда-то давно дедушка пел в этом клубе, и она окончательно перестала понимать, кто же он на самом деле.

Из-за возраста дедушке иногда не хватало дыхания, однако старая песня “You’ll Never Know”^[25], которую он спел неожиданно приятным голосом, заставила заслушаться даже Тамако, уж никак не принадлежавшую к поколению любителей джаза. Но возможно, дело было просто в том, что она захмелела. Некоторые из пожилых гостей прослезились, тут и там слышалось: “Совсем как в старые времена”.

Приближалось время наступления Нового года, хозяин клуба принимал заказы на тосикоси соба^[26] в такой спешке, что вызвал общий смех, а Янагида-сан раздавал листы с напечатанными словами песни ‘Auld Lang Syne”. Наконец, начался отсчет секунд, и, как только он закончился, торжественно откупорили шампанское. Все начали петь “Auld Lang Syne”, и у Тамако отлегло от сердца. Она знала эту песню как “Хотару-но хикари”^[27].

Тамако и Кэндзо вернулись в номер около часа ночи. Дедушка после этого снова отправился выпивать, а Тамако крепко уснула.

На следующий день, первый день нового года, Кэндзо мирно спал в номере, а Тамако гуляла по саду и играла с симпатичными мальчиками-близнецами – учениками последнего класса начальной школы, с которыми познакомилась в игровой комнате.

Они вернулись домой после полудня второго числа, а родители приехали из Кусацу на следующий день. Тамако удивилась: Тиэко было не узнать. Она была в прекрасном настроении и выглядела необыкновенно похорошевшей. Недоумевающая Тамако обратилась с вопросом к дедушке, и он, смеясь, ответил:

– Ты поймешь, когда подрастешь. Тиэко-сан скоро наверняка опять будет не в духе. Тогда я снова отправлю их путешествовать вдвоем.

Тут уже и Тамако догадалась: “Ах вот оно что. Сексуальная неудовлетворенность”. Похоже, проживание подрастающей дочери в соседней комнате за тонкой перегородкой изрядно осложняло супружескую жизнь родителей.

* * *

С наступлением третьего триместра от хулиганства в школе почти не осталось и следа. Среди учеников, конечно, все так же попадались бунтари и буяны, но это были одиночки, не имеющие отношения к существовавшим до этого компаниям школьных хулиганов.

Хироси решил пойти учиться в ремесленную старшую школу. Похоже, он собирался продолжить дело отца. Его дружба с Тамако становилась все более крепкой, и Матико, видимо, не желая им мешать, перестала возвращаться из школы вместе с ними. Над ней больше не издевались, и у нее появились новые друзья.

Хироси знал одного из членов банды, скупавшей земельные участки. Его звали Мацунага. Это был тот самый невысокий смуглый парень. Когда Мацунага учился в средней школе, он подрабатывал в “Рекламной конторе Токунага” и с тех пор приятельствовал с Хироси. Он и теперь иногда заходил в контору и разговаривал с Хироси, ну а Хироси время от времени передавал Тамако то, что узнавал о делах банды от своего приятеля.

Так Тамако узнала, что преступная группа называется Кикути-гуми^[28]. Предводитель группы Годзо Кикути раньше сотрудничал с якудза, работая в токийском агентстве недвижимости, а с тех пор как это агентство поручило ему скупку земельных участков в этом городе, он устроил свой штаб в помещении у станции, позади зала патинко, и назвал свою группу Кикути-гуми. Всего в банде восемь человек, почти всех он привез с собой из Токио, лишь двое-трое – из местных.