– Если убиваешь людей, сиди тихо и не высовывайся!

Подростки отчаянно демонстрировали свою смелость, задирая взрослого человека, отсидевшего срок. Поравнявшись с ними, Кэндзо остановился и с улыбкой сказал:

– Вы что, хотите со мной подраться?

Они замолчали.

Кэндзо обратился к одному из них:

– Ты ведь сын Токунаги из лавки вывесок? Передай отцу, чтобы он позвонил мне. Скажи, что Годакэн вернулся.

Главарь компании Хироси Токунага озадаченно кивнул. Все молчали. Возможно потому, что Кэндзо говорил на удивление спокойно. А может быть, они опасались, что и об их семьях ему известно что-то такое, чего они и сами не знают. Однако когда Тамако с дедушкой прошли мимо, Токунага, должно быть, разозлился на себя за проявленную слабость, и, чтобы не ударить в грязь лицом перед товарищами, вскочил и начал громко ругаться, вслед за ним затявкали и остальные.

– О чем это ты собираешься говорить с отцом? Тоже мне, начальник!

– Не выпендривайся, убийца!

– Отсидел-то всего один срок!

– Нечего тут из себя изображать!

Тамако изо всех сил тянула за руку пытавшегося обернуться дедушку. Наконец они повернули к дому.

– Не надо. Пожалуйста, – со слезами в голосе сказала Тамако. – Если ты им что-нибудь сделаешь, то издеваться будут надо мной, в школе.

– Значит, над тобой все-таки издеваются?

– Главное ничего им не делай, ладно?

– Хорошо, не буду.

– Гранпа, откуда ты знаешь Токунагу-куна^[13]?

– Когда ждешь своей очереди в парикмахерской, люди часто рассказывают о школьниках, проходящих мимо по дороге, – кто чей сын и все такое.

Тамако обратила внимание, что дедушка постригся под бокс, и что эта стрижка очень ему идет.

“Дедушка следит за собой”, – отметила она про себя.

Вечером, выходя из дома, Кэндзо, против обыкновения, надел пиджак и прихватил с собой фотоаппарат. Старый, купленный заведомо более десяти лет назад пиджак был отлично сшит и хорошо сохранился, так что Кэндзо, повязавший простой, но элегантный галстук, не был похож на служащего или пенсионера: скорее его можно было принять за предприимчивого бизнесмена или свободного художника.

– Куда это он отправился фотографировать на ночь глядя? – спросил у Тамако отец, знавший от жены, что Тамако ладит с дедушкой. – Уже девять часов.

– Откуда я знаю. Может, на собрание общества любителей ночной съемки?

* * *

Прошло четыре дня. Тамако возвращалась из школы. На дороге перед ее домом стояли двое парней. События происходили еще до того, как лопнула экономика “мыльного пузыря”^[14], да и само выражение “мыльный пузырь” в ту пору еще никто не употреблял. Некий предприниматель собирался, скупив несколько домов в окрестностях, включая дом семьи Годай, построить на их месте многоквартирную многоэтажку, и по его поручению члены хорошо известной в местном торговом квартале небольшой банды занимались добровольно-принудительной скупкой земельных участков, всячески угрожая владельцам домов. Эти двое были как раз из числа скупщиков. Тамако их лица были уже знакомы.

– Здравствуй, девочка, – один из парней преградил Тамако дорогу.

– Идешь из школы? Мы звонили в дверь, но твоя мама не вышла. Но мы-то знаем, что она дома.

– Наверное, она не хочет выходить, – Тамако гневно посмотрела на смуглого парня. – Отойди с дороги.

– Вот как? Значит, она не хочет с нами повидаться, – сказал второй парень в темных очках, обхватив Тамако сзади обеими руками, – теперь-то, думаю, наверняка захочет.

Мать, встревоженная криком Тамако, выскочила из дома и завопила:

– Что вы делаете с моей дочерью?! Отпустите ее!

– Ну вот. Мы же говорили, что она дома, – засмеялся парень в темных очках, отпуская Тамако.

– Хозяйка, просто послушай, что мы скажем.

– Гранпа дома? – спросила Тамако, вбегая в дом.

– Дедушки нет. И хорошо, что нет. Если бы он был дома, уж и не знаю, как бы все обернулось.

Смуглый парень, озадаченный словами Тиэко, пробормотал из-за входной двери, которую она поспешила закрыть перед самым его носом:

– Что это еще за дедушка такой?

Похоже, они ничего не знали о Кэндзо, поскольку были слишком молоды и недавно приехали в город.

– Ни в коем случае не рассказывай об этом дедушке, – со страхом сказала Тиэко дочери.

– Почему?

– Бабушка же говорила. Если он начнет с ними разбираться, беды не оберешься.

Тамако подумала, что теперь-то дедушка, возможно, разобрался бы, не прибегая к насилию, но промолчала.

В тот вечер родители снова затеяли громкую ссору у себя в спальне, от их криков едва успевшая заснуть Тамако проснулась.

– А что я мог сделать? Меня же не было дома.

– Но когда они снова позвонят, ты уж договорись с ними. Они ведь запросто могут изнасиловать Тамако.

– Что ты несешь!

– Так ведь неизвестно, что они в следующий раз выкинут.

– Мы ничего не можем сделать. К тому же дом принадлежит отцу. Придется с ним посоветоваться.

– Я же тебе сказала, нельзя с ним советоваться! Что, если начнется поножовщина? Потом на судебных расходах разоримся.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Придумай что-нибудь. Неужели на тебя хотя бы в этом нельзя положиться?!

Перепалка длилась часов до двух ночи.

На следующее утро дедушка остановил в дверях собравшуюся в школу Тамако,

– Тамако, послушай-ка, мне показалось или вчера вечером Кэйити и Тиэко ссорились?

– Ага. Значит, и внизу было слышно? Ругались допоздна.

– И часто они так?

– Да уж, нередко.

Перепалки происходили не только в те дни, когда появлялись бандиты. Мать высказывала отцу всевозможные претензии, используя скупщиков как повод, и потом оба они по два-три дня бывали не в духе. Дедушка, разумеется, тоже это заметил, но, не понимая причины их разногласий, казалось, находился в растерянности.

* * *

В понедельник, когда закончился последний перед большой переменой урок, Тамако, отметив про себя, что сегодня над ней никто не издевается, взглянула в сторону Томоми. Томоми ответила ей мрачным взглядом. Тамако устало подумала, что, видимо, мучительница как раз собирается приняться за нее, как вдруг та сделала ей знак глазами – призыв выйти в коридор. В коридоре никого кроме них не было.

– Ты простишь мне, что я над тобой издевалась? – сказала Томоми, растягивая слова и устремив на Тамако умоляющий взгляд. – Хотя, если вспомнить, что я делала, тебе, наверно, будет трудно меня простить.

От неожиданности Тамако какое-то время молчала, не зная, что сказать.

– Раз ты извиняешься, я все забуду, – как только Тамако произнесла эти слова, тревога исчезла с лица Томоми, но потом она, словно испугавшись чего-то, быстро сказала:

– Пожалуйста, никому не показывай ту фотографию. Прошу тебя.

– Какую фотографию?

– Ты не знаешь? – Томоми удивленно всмотрелась в лицо Тамако. – Спроси у своего дедушки, – и ничего больше не сказав, она вернулась в класс.

Что натворил дедушка? Что за фотография? Должно быть, он что-то сфотографировал своим новым фотоаппаратом, но что? Что такого он мог заснять, чтобы так напугать Томоми? Всю вторую половину дня Тамако пребывала в раздумьях и на занятиях была очень невнимательна. Как только уроки закончились, она со всех ног побежала домой. Дедушка был дома.

– Гранпа, что ты сделал Томоми?

Кэндзо, сидевший, по своему обыкновению, на краешке деревянного настила веранды, глядя на сад, ответил, не оборачиваясь:

– А-а, Томоми – это внучка Кидзаки, державшего малярную мастерскую? Ничего особенного я ей не делал.

– Но… – Тамако рассказала о разговоре с Томоми, – что за фотографию ты ей показал?

– Вот эту, – Кэндзо поднялся, зашел в комнату в шесть татами с буддийским алтарем – бывшую комнату жены, где теперь жил сам, и вернулся с цветной фотографией в руках, – хотя это и не для детских глаз.

На фотографии была мать Томоми, Сидзука, – Тамако несколько раз видела ее и запомнила лицо. Женщину сфотографировали за стойкой бара, где она работала. По обе стороны от нее, крепко к ней прижавшись, сидели двое типов, по виду приезжие из деревни, а за спиной пристроился третий, похоже, продавец одного из магазинов в районе. Он поил уже изрядно захмелевшую Сидзуку саке из стакана; мужик справа засунул руку в глубокий вырез ее розового платья и тискал ее грудь; а тот, что слева, задрал подол и, запустив руку в крошечные трусики, трогал ее между ног. Сидзука с улыбкой смотрела в потолок затуманенным от выпитого взглядом.

– Ой, – вскрикнула Тамако. – Это же мама Томоми!

– Д а.

– И ты показал эту фотографию Томоми?

– Да, на днях, на улице.

– Зачем же ты это сфотографировал?!

– Как раз для того, чтобы ей показать.

– Я этого не понимаю.

– Дзёдзима из рыбной лавки показал мне эту Томоми, когда она проходила мимо со своей компанией. Он сказал: “Самая высокая – это внучка Кидзаки, у которого была малярная мастерская”. А еще он рассказал мне о том, что она над тобой издевается. Эй, опять что-то случилось с твоим лицом. На тебя страшно смотреть! Сделай милость, не корчи такую кошмарную рожу.

Хозяин рыбной лавки был отцом одноклассницы Тамако, Тидори Дзёдзимы, которую шайка Томоми тоже преследовала издевательскими фразочками вроде: “Рыбой воняет” или “Не входи в класс, а то от твоей вони не продохнуть”. Но ребенок, которого травят, редко рассказывает об этом родителям; вот и Тидори рассказала не о себе, а о том, как издеваются над Тамако.

– После смерти Кидзаки, хозяина малярной мастерской, – продолжал Кэндзо, – его дочь Сидзука, известная в нашем районе красотка, развелась с мужем, мастерская разорилась, и теперь Сидзука работает в баре с дурной репутацией. Об этом мне рассказал молодой повар Хидэо из ресторана “Санкити-дзуси”. Он мне так и сказал: “Этот бар “Голгофа” у станции – то еще заведение”. Вот я и отправился туда с фотоаппаратом. Хидэо не обманул. Там, похоже, каждый вечер творится примерно то же, что и на этой фотографии.

– И никто не заметил, что ты фотографируешь?

– Я купил дорогой фотоаппарат, которому не нужна вспышка. Снимать скрытой камерой не сложно.

– Гранпа, а что ты сказал Томоми, когда показывал эту фотографию?

– Ничего не сказал. Она, бедная, как увидела, сразу расплакалась. Я молчу, а она сама говорит: “Больше никогда не буду издеваться над Тамако”. Слабая девчонка – мне и угрожать ей не пришлось.

Тамако впервые подумала о дедушке, что он страшный человек. Но ведь он сделал это, беспокоясь о ней, так что возразить было нечего. Кэндзо пристально смотрел на задумавшуюся Тамако, наконец, вздохнул и сказал:

– Послушай, Тамако. Можешь пообещать мне одну вещь?

– Какую?

– Давай договоримся, что между нами не будет никаких секретов.

Тамако подумала, что дедушка, наверно, беспокоится, как бы из-за секретов не возникло непонимания, и кто-то из них не влез бы некстати в дела другого, и кивнула.

– Хорошо, – сказав это, она поспешила добавить: – То есть я правильно поняла, что нам достаточно просто прямо отвечать друг другу на заданные вопросы?

Она подумала, что иначе дедушке придется рассказывать и о своем прошлом.

– Да, – сказал Кэндзо и внимательно посмотрел на внучку. – А ты не глупа.

Шайка Томоми оставила Тамако в покое, но издевательства над Матико, Тидори и другими продолжались. Правда, сама Томоми с каждым днем все больше мрачнела и уже не участвовала в травле напрямую, предоставив заниматься этим трем своим подручным – Кацуми Ханадзоно, Маи Кабасима и Канна Кётани. И если в такие моменты Томоми чувствовала на себе взгляд Тамако, то сразу же втягивала голову в плечи и отворачивалась, словно кошка, которую застукали, когда она пыталась стащить с кухни еду.

Кацуми, Маи и Канна, похоже, были недовольны Томоми. Однажды, выбрав момент, когда Тамако случайно оказалась после уроков в классе одна, они втроем окружили ее и принялись за свои обычные оскорбления.

– Эй, как поживает дедуля-зэк?

– Он тебя учит людей убивать?

Тамако никогда не умела противостоять Томоми, которая знала ее еще с детства и была свидетельницей кое-каких постыдных случаев, приключившихся с Тамако в начальной школе. Но этих-то троих – хоть они и оторвы – она не так уж и боится… Почему они позволяют себе так обращаться с ней?

Тамако вышла из себя.

– Слушайте, вы, потише! Совсем охренели?! – крикнула она и у нее сделалось то самое “страшное лицо”, о котором говорил дедушка. – Я и сама легко найду сотню способов с вами расправиться. Вам что, жить надоело, идиотки?!

Выражения, запомнившиеся из фильмов про гангстеров и якудза, сами собой слетали с языка, и Тамако в исступлении кричала все громче и громче.

– Перестань, перестань… Мне страшно, – бледная от природы Канна еще больше побледнела и задрожала.

– Прости. Мы больше не будем! Обещаю, мы больше не будем! – в слезах кричала Кацуми.

Маи просто впала в ступор, от ее ног поднимался пар – она обмочилась.

– Видите, что Томоми ведет себя смирно? – сказала Тамако, немного успокоившись и слегка ужасаясь самой себе – и в ней, стало быть, течет дедушкина кровь. – И вы тоже ведите себя скромнее. Хватит издеваться над Матико и Тидори.

* * *

Наступила зима. Второй триместр уже подходил к концу, когда в один из учебных дней школу захлестнула волна беспорядков. Все началось с шума во время урока в третьем классе. Учитель пытался урезонить хулиганов, в числе которых был и Хироси Токунага, но опрометчиво упомянул характеристики^[15]. В ответ разъяренные ученики начали бить окна, а потом накинулись на учителя. Вслед за ними стали буйствовать мальчишки и в других классах, и вот уже и в классе Тамако Бундзи Сакасита, а потом и другие ученики принялись бить оконные стекла.

Эту картину увидел Кэндзо, случайно проходивший мимо школы. Он забеспокоился и решил встретить Тамако после занятий.

– Ну и дела творятся у вас в школе, – сказал Кэндзо внучке, шагая рядом с ней домой.

– И ведь только недавно все стекла вставили, – пожаловалась Тамако. – Завтра опять придется мерзнуть на сквозняке.

– И часто у вас такое бывает?

– Да постоянно.

– Ужас.

Когда они дошли до комбини, оттуда с еженедельным журналом комиксов в руках вышел Юдзиро Татикава – один из школьных хулиганов, тоже третьеклассник, как и Токунага. Заметив Кэндзо и Тамако, он ухмыльнулся.

– Кажется, этот ученик тоже из хулиганов, – сказал Кэндзо.

– Ага. Его зовут Татикава, и он самый отпетый после Токунаги.

– О, дедуля-зэк. Не зазнавайся, – процедил Татикава в тот момент, когда дед и внучка поравнялись с ним.

Кэндзо неожиданно метнулся в сторону, схватил Татикаву, резко перевернул и прижал к стене комбини так, что Татикава оказался в положении вверх ногами. Затем Кэндзо навалился на него всей тяжестью своего тела, а правым локтем уперся парню куда-то за левое ухо.

– А-а-а, – Татикава завопил от боли.

– Что ж, это очень смело – грубить в лицо бывшему зэку, но тогда нужно быть готовым, что тебя могут и прикончить, – Кэндзо еще сильнее надавил локтем.

– Отпу-у-сти-и, – прохрипел Татикава.

– Передай вашим школьным хулиганам, чтобы они больше не буянили, понял?

Татикава в ответ лишь застонал.

– Если надавить посильней, кровь перестанет поступать в мозг, и ты превратишься в полного дебила. Как тебе такой вариант? – Кэндзо надавил еще раз.

– А-а-а, – Татикава вытаращил глаза. – Что-о-б ты сдо-о-х. А-а-а, в глазах темнеет. В глаза-ах темне-е-ет.

– А я что говорил? Отлично, – сказал Кэндзо. – Вот так ты и умрешь, – и он надавил опять.

Татикава закатил глаза. На мгновение он потерял сознание. Тамако вскрикнула, решив, что дедушка его убил. Несколько прохожих остановились и молча наблюдали за происходящим. Кэндзо поднялся. Татикава пришел в себя и с трудом встал на ноги.

– Будешь знать, как хулиганить, мелкота. Понял?

– Понял, – послушно кивнул Татикава, побывавший на грани жизни и смерти.

– Если уж ввязываешься в драку, так будь готов к тому, что придется постоять за свою жизнь.

– Я больше не буду, – Татикава был напуган донельзя.

– И друзьям своим передай.

– Хорошо.

– Они обязательно будут тебе мстить, – сказала Тамако дедушке, когда они уже подходили к дому. – Всей своей компанией.

– Я на это и рассчитываю, – ответил Кэндзо с улыбкой.

– Гранпа, разве ты справишься с ними? Они же тебя убьют.

Дедушка лишь усмехнулся в ответ, и Тамако решила, что он, должно быть, не вполне уверен, что одолеет их всех. Девочка почувствовала благодарность – надо же, дедушка готов пожертвовать собой, чтобы покончить с хулиганством в школе своей внучки.

* * *

Приближался Новый год. Каждый раз накануне Нового года отец, спохватившись, начинал планировать семейное путешествие, но все места в модных гостиницах с горячими источниками оказывались уже забронированы более предприимчивыми отдыхающими, так что, в конце концов, всей семье, включая бабушку, приходилось проводить первые три дня Нового года в каком-нибудь скучном курортном отеле. Иногда они даже оставались дома. В этом году мест в гостиницах опять не было, и жена, как обычно, упрекала Кэйити:

– Ведь ты же знал. Нужно было заранее бронировать. Ну и размазня же ты!

Звонки от бандитов участились, и это дополнительно подогревало недовольство Тиэко.

– Тиэко-сан что-то не в духе, ты случайно не знаешь, в чем дело? – спросил Тамако дед. Они договорились, что у них не будет секретов друг от друга, и Тамако ничего не оставалось, как рассказать Кэндзо о скупщиках. Однако оказалось, что дедушка отлично знал об этой проблеме.

– Думаю, что причина недовольства Тиэко-сан в другом, – неожиданно сказал он.

Однажды, вернувшись домой из школы, Тамако обнаружила в своей комнате Кэндзо, который присев на кровать Тамако, слушал танцевальную музыку, доносившуюся из соседней комнаты. Это играло радио на прикроватном столике родителей. Видимо, его включил Кэндзо.

– Ты что, гранпа? Тебе никто не говорил, что в чужую комнату не заходят без разрешения?

– Тамако, у тебя здесь очень хорошо слышны звуки из соседней комнаты.

– Ага. Как только они начинают ссориться, все отлично слышно.

– Да, так не заснешь, – вздохнул Кэндзо и поднялся. О чем-то раздумывая, он было направился к выходу из комнаты, но вдруг обернулся. – Слушай, Тамако, вам обязательно отправляться в это новогоднее путешествие втроем?

– Да нет, – сказала Тамако. – Я вообще-то не очень люблю гостиницы с горячими источниками и курортные отели.

– Честно говоря, я тоже.

На следующий звонок бандитов ответил Кэндзо, случайно оказавшийся дома. Тиэко, до которой донеслись грубые слова свекра, ужаснулась, и Тамако слышала, как она потом сказала Кэйити: