– Ты сегодня как с цепи сорвался! – ржет патлатый приятель-барабанщик, наблюдая за ловко спрыгивающим со сцены Каем.
Бестужев показывает фак товарищу и, не оборачиваясь, уносится в обшарпанную каморку, где на засаленном диванчике валяются его байкерская куртка и шлем.
С утра, как только разговор с братцем закончился пролитым кофе и чувством вины за резкие слова, которые он сдуру наговорил Вите, все пошло наперекосяк. Кай попал в пробку, которую не объехал даже на мотике, и опоздал на репетицию кавер-группы в клуб.
А на репетиции Кай безбожно лажал. Казалось, что телефон то и дело вибрировал от сообщений, но как только парень доставал его из заднего кармана штанов, чувствовал себя последним идиотом. Экран был пуст.
И пусть с Васькой они назначили час и место свидания, пусть девчонка, кажется, уже не дулась и не обижалась, бодро отвечала на сообщения, в душе Кая поселился мерзкий червь сомнений, разъедающий оболочку его непомерного эго и самовлюбленности изнутри.
И ведь дело было не в Никольской. Дело было в смс-ке от брата, что прилетела два часа назад.
Когда Виктор прислал фотку женской белой рубашки, все еще висящей на полотенцесушителе в их ванной комнате с подписью: «Она мне глаза мозолит. Отдам твоей подружке в галерее, но, будь добр, дальше занимайся подобным сам», Кай решил, что черт с ней, с договоренностью о встрече у Иссакия.
Он заскочит в галерею и заберет девчонку.
Достала. Пора развеять ее очарование эти местом и закончить фарс.
– Нет-нет! Желание есть!
Парень слева неумело маскирует неприятный смех под кашель, но быстро сводит неуместные смешки на нет.
– В смысле вопрос есть. – Неловко исправляюсь.
– Я понял, Василиса. – В исполнении мягкого мужского голоса, лишенного присущего ему обычно сарказма, мое имя все же звучит красиво. – Будет здорово, если вы перестанете волноваться. Я серьезно. Нет причин бояться.
Пропадают голоса, перешептывания и мазки чужих взглядов – окружающий меня мир вытесняют кривая улыбка и голос с хрипотцой. Огромное пространство зала сжимается, и мы остаемся один на один.
Ладно, вперед, Никольская. Последний рывок.
– Впервые в галерее я побывала в день открытия. Знаете, я приехала из маленького городка, где фраза «интерактивная выставка Ван Гога» ничего не значит. Просто увидела буклет и пришла сюда в надежде скоротать время, пока отец был на встречах с партнерами.
С каждым словом чувствую себя… Свободнее? Неловкость и зажатость отпускают, уступая место разгорающемуся огоньку любопытства.
Пусть в голове настойчиво нудит голос разума, требующий поговорить о выстраивании бизнеса, я подвожу к другому. К бесполезному вопросу, который не давал покоя пару лет.
– Сегодня я здесь, чтобы учиться выстраивать бизнес-процессы в части командообразования, логистики и документооборота, но хочу спросить не об этом. Если честно, еще будучи подростком я влюбилась в галерею. В здание, парк, побережье, атмосферу. И в картины.
Чувствую себя Икаром, летящим на смертельно-опасный солнечный свет.
– Я помню зал, посвященный вашему творчеству. Там были наброски, чертежи, зарисовки городских улиц и людей, за которыми вы наблюдали. Мне понравилось находиться здесь. Понравилось настолько, что я влюбилась в девушку с…
– Не стоит продолжать. Я догадываюсь, к чему вы ведете. – Непонятно откуда взявшиеся нотки надменности в ответ на мои неприкрытые искренние восторги режут слух.
Виктор выглядит совсем не как человек, которому только что отвесили тонну комплиментов. От кривоватой, но искренней улыбки не осталось и следа.
Что такого я сказала?
– Не боитесь разочароваться, Василиса?
Засовывает руки в карманы брюк. Сжимает губы в тонкую линию, а через несколько секунд, запинаясь так, что становится слишком заметно, как тщательно подбирает слова, продолжает:
– Вы видите идеал там, где его нет. Может, я просто перегорел. Или не считаю, что в тех работах было что-то стоящее. Вы не думали, что не нужна особая причина, чтобы перестать заниматься посредственными вещами и сделать наконец-то что-то стоящее?
Как он может так говорить?
Посредственные вещи.
Серьезно?
– Но это же не… – я жму плечами, пытаясь сформулировать мысли. – Ваши работы какие угодно, но их точно нельзя назвать посредственными. Я читала о вас. О том, что серия с девушкой ушла с молотка за несколько миллионов. Картины проданы итальянскому коллекционеру.
На долгую бесконечную минуту конференц-зал погружается в звенящую тишину и даже шепотки ребят стихают.
Бестужев молчит. Хмурится, смотрит испытующе, будто в ожидании ответа на какой-то незаданный им вслух вопрос.
Да как же он не понимает! Как не понимает, что крайне важно знать правду! Что для всех находящихся тут студентов он стал примером, вдохновением и воплощением того, к чему хочется стремиться. И дело не только в бизнесе! Вообще не в нем!
Делаю крохотный шаг вперед, глядя прямо на Виктора.
– Виктор Александрович, я была здесь в день открытия!
Еще один шаг вперед чуть больше, и останавливаюсь.
– Я видела проекты, чертежи, рисунки. В них отражалась история от идеи до воплощения Destruction в жизнь. Целая стена полностью посвящалась галерее. Но другие, то, что там было – это просто… Это было невероятно красиво! Так почему Destruction – единственное, что вы создали в реальности? У вас были наброски реконструкции половины города! Почему вы перестали работать с настоящей реальностью и ушли в выдуманную? Почему перестали рисовать?!
Дышать легче стало, когда эти слова наконец-то оказались произнесены вслух.
Мужчина опускает голову и смотрит в пол. Снова усмехается своим мыслям, а желание залезть в мозг к этому странному человеку и откапать все ответы едва не приводит к очередной порции вопросов. Виктор опережает меня на долю секунды.
– Рад, что все-таки спросили прямо.
Шумно выдыхает и одной рукой взлохмачивает волосы. В эту минуту он напоминает Кая, когда тот теряется. Только вот готова поклясться, что Виктор не растерян. Скорее сосредоточен и слегка обескуражен.
– Я могу создать целый мир Атлантиды и ее жителей, Василиса. Могу посреди пустой комнаты создать иллюзию морского дна! Черт, да я могу перенести вас всех в любую точку планеты, в космос, в любой мир, который только можно вообразить!
Я слушаю, затаив дыхание, вспоминая видео с японских выставок инсталляций, что пересматривала на днях. Он же, напротив, переводит дыхание после столь неожиданно эмоциональной речи. Бросает мимолетный взгляд на стеклянную стену.
– Разве это не… Не знаю… Не более захватывающе, чем те несчастные рисунки, о которых вы говорите? Разве это не новый виток в искусстве?
Более захватывающе?
Могу создать мир Атлантиды.
Это звучит нереально.
Вот, значит, и ответ на вопрос?
– Неужели этого мало? Что такого вы увидели в тех работах?
– Хотите сказать… Вы видите идеал в технологиях?
Мы похожи в чем-то, да, Виктор Александрович?
– Идеал? – С беззлобной усмешкой он вскидывает брови, словно прочитав последнюю мою мысль. – Простите, Василиса, и всей лекции не хватит, чтобы дать исчерпывающий ответ ваш вопрос. Мы и так уже отняли много времени у остальных, а это непозволительная роскошь.
В серых глазах – впервые с момента знакомства – искреннее сожаление. Может за несложившуюся первую встречу, может за скользкий вечер на кухне или за то время, которого у нас попросту нет на этот разговор.
Но мне тоже жаль. И вроде ничего не сделала, о чем стоит сожалеть, но все же – жаль. Не за затянувшийся диалог, а просто так.
Горькое на вкус ощущение, смаковать которое не успеваю.
Помещение оглушает мелодия звонка, вибрирует мой телефон, брошенный на стуле. И все резко меняется. Будто время разворачивается вспять.
Виктор вскидывает подбородок, выпрямляется и уверенно, твердо, сухо продолжает, перебивая звук телефона:
– По итогу общения с вашей коллегой у меня есть обращение ко всем. Если сочту, что вопрос касается тех немногих личных тем, о которых я не готов рассуждать на широкую публику, вопрос аннулируется. Таких тем немного и, поверьте, надо очень постараться, чтобы спросить что-то подобное.
– Надеюсь, опыт Василисы никто не повторит.
И я вновь вижу того самого Виктора Бестужева у барной стойки на темной кухне. Видимо, настоящего Бестужева, а не того, кем он прикидывался последние полчаса, непонятно чего от меня добиваясь.
– А в остальном, добро пожаловать в Destruction.
—–♡♡♡♡♡♡–
Каблуки отстукивают по мрамору пола. Гулкий звук отражается от высоких стен коридора. Прямо, прямо и налево. Выход в огромный холл с кафетерием. Еще несколько секунд – автоматические распашные двери хочется пнуть! Чтоб не так плавно открывались.
Пара шагов – вот он! Осенний, прохладный, свежий. Пропитанный ароматом хвои и побережья. Прикрываю глаза и глубоко дышу. Наконец-то эта пытка закончилась. Думала, взорвусь, пока слушала, как он любезничал с волонтерами.
– Василиса?
О, нет! Нет-нет-нет! Хватит с меня на сегодня!
Гравий дорожки подозрительно хрустит громче с каждой секундой.
Идите вы, Виктор Александрович, куда подальше!
Но проще уйти самой – с братьями бегство работает лучше, чем попытки спровадить.
Бодро стартую в сторону выхода с территории. Сердце стучит быстрее, когда понимаю, – этот индюк идет следом.
– Да постой ты!
Да иди ты к черту! Учись понимать язык жестов и намеков!
И даже осознавая, что идея провалится, срываюсь на бег. На такой быстрый, на какой только способна на каблуках. Я даже на физре так не бегала.
– Ты что, серьезно?!
Едва не задыхаюсь от возмущения, когда меня ловят за шиворот пальто! Как глупого ребенка, как котенка какого-то!
– Вы!..
Бестужев отпускает бежевую ткань, останавливается рядом, наблюдая, как я поправляю пальто и пытаюсь отдышаться.
– Дай угадаю. Напыщенный индюк?
Бросаю на него сердитый взгляд, не особо надеясь, что до него дойдет нежелание общаться в данный момент.
– Господи, ты что, астматик?
– Нет. – Все вообще-то не так плохо, он преувеличил. Просто немного сбилось дыхание. – Всего лишь прогуливала физ-ру всю жизнь.
– Ты и прогуливала?
Представьте себе!
– Виктор Александрович, вы что хотели?
– Поговорить. Нормально поговорить, Василиса.
– Ничего себе! И чем это я заслужила подобное снисхождение? Не боитесь, что я снова суну нос в вашу жизнь, залезу в еще одну запретную тему, или, не дай Бог, снова спрошу то, что спрашивать нельзя?!
Да, разговаривать так с руководителем не лучшая затея, но как же меня достали эти перепады его долбаного настроения!
– Да что ж ты такая агрессивная натура, а?
Агрессивная. Я.
Жду десять секунд. Пятнадцать.
Ведь он шутит? Снова ирония, кажущаяся забавной ему одному?
Бестужев молчит и словно правда ждет ответа.
Да ну нафиг.
– Я?! Я агрессивная? Из нас двоих вы действительно считаете агрессивной меня?
Ладно, сейчас и правда вышло слишком эмоционально. Просто… Я и агрессивная! И кто так считает?!
– Ладно-ладно. – Он вскидывает руки в примирительном жесте. – Хорошо. Прости за то, что сорвался при знакомстве. И за ошибочное мнение о тебе и Кае. Я поторопился с выводами. Так лучше? Теперь мы можем поговорить?
О проекте
О подписке