– Меня зовут Никольская Василиса. – Она начинает говорить, а Александр украдкой бросает взгляд на руководителя, склонившего голову вбок.
– Мне двадцать один год, приехала из Геленджика. Жила не в городе, а за городом. – Бестужеву, кажется, такой поворот событий не нравится. Плотно сжатые губы и прищур внимательно наблюдающих за ней глаз не сулят ничего хорошего.
– Учусь на четвёртом курсе в Санкт-Петербургском экономическом университете на факультете сервиса, туризма и гостеприимства. Проходила практики в основном в крупных сетевых отелях бизнес-класса.
Девчонка решила резюме процитировать?
– Строить карьеру в дальнейшем планирую в этой же сфере. Вопросов не…
Саша резко подхватывается со стула, держа в руках телефон, который уже издает звук звонка.
– Извините, что перебил, Василиса. Виктор Александрович, можно вас? Думаю, вам лучше присоединиться к звонку.
– Да что вы? – приподняв брови, с ироничной улыбкой произносит Виктор. – Хотя вы правы. Кажется, тут мне не рады.
– Пять минут, ребят. – Саша выходит вслед за Бестужевым, мысленно собираясь с силами для объяснения очередной своей идеи Виктору, уже ждущему в коридоре.
– Виктор Александрович, извините, но я обязан спросить.
Бестужев, подпирающий плечом стену, насмешливо выгибает бровь.
– Что именно? Как поставить блокиратор спам-звонков? – протягивает руку раскрытой ладонью вверх. – Давай. Сейчас настрою.
Александр переминается с ноги на ногу. Он против смешивания частного с рабочим, против сования носа в личные дела друг друга. Но иногда обстоятельства идут в разрез с принципами.
– Саш, спрашивай.
– Есть ли что-то, о чем мне нужно знать касательно Василисы Никольской?
– Кроме того, что она отказывается сформулировать хоть сколько-нибудь адекватный вопрос, – короткий смешок, – и зачем-то цитирует слово в слово свое резюме? Не знаю. Ты мне скажи.
– Виктор Александрович, в этом и проблема. На интервью она вела себя иначе. Явно вами восхищалась.
– Серьезно?
Виктор, видимо, не понимает, что переспросил слишком быстро. Даже от стены отлепился и выпрямился.
– Да. Не была такой закрытой. А вы, извините, но, кажется, обратили на нее внимание еще в кафе. Позже переспрашивали именно о ней. И теперь, сегодня… не совсем понимаю, что изменилось. Поэтому и задаю вопрос сугубо личного характера: мне нужно знать что-то, чтобы скорректировать дальнейшую работу?
Желваки на скулах руководителя проступили чётче от, вероятно, сильнее стиснутых зубов.
Александр молча ждет, растягивая время их прибывания вне конференц-зала. Но не проходит и минуты, Виктор быстро берет себя в руки.
– Мы с Василисой имели несчастье познакомиться за пределами галереи. Вышло не очень хорошо.
– Понятно, – ни черта не понятно, – тогда мы… Мне нужно провести с ней беседу… Не знаю, о сокращении мест в программе?
– Что?! – рявкает громче положенного, но, благо, в коридоре пусто. Прочищает горло и спокойно переспрашивает еще раз: – Саш, какое еще сокращение?
– Ну, знаете… Скажем, госфинансирование сократили. Нам оплачивают места не для десяти, а девяти.
– Нет, не нужно. – Мужчина тяжело выдыхает, сжимает переносицу пальцами. – Саш, закроем тему. Работай со своими волонтерами, или стажерами, или кем ты их там считаешь, как хочешь. Мне все равно. С девушкой поговорю после лекции, и больше к этому вопросу не возвращаемся, окей? И заканчивай со своими экспериментами.
Александр делает два шага вперед, украдкой заглядывает в зал. Уголки губ ползут вверх, и Саша жестом приглашает Бестужева подойти поближе.
– Уверены, что заканчивать стоит?
Но Виктор Александрович уже не слушает. Бросает разгневанный взгляд на Александра и первым возвращается в зал.
– Василиса, да? Ну ты красотка! – «мини-Бестужев» окидывает меня недовольным взглядом со своего места. – Он сейчас уйдёт из-за тебя.
И тут начинается: я стою, не раскрывая рта, в центре закручивающегося урагана из голосов.
– Никуда он не уйдет. Сказал же, что со всеми поговорит.
– А ты не слышал его последнюю фразу?
– Слушай, давай мы тебе поможем с вопросом? Вот у меня их куча, – та самая «третья» девочка. Тоже блондинка.
– И какой же? Спросить, не женат ли он? – ее передразнивает брюнетка. – Кольца на пальце нет.
Девчонки обмениваются жестами демонстрации среднего пальца, а ребята никак не успокоятся.
– Лучше про Германию спросить. Как ему там?
– Спроси, где он нашел деньги на галерею.
– А че тут думать? Папаша отстегнул, – фыркает очередной паренек без имени.
– А кто его отец?
– О, вы не в курсе? Так его батя был крутым архитектором со связями. Вроде бюро архитектурное у них было. Точно помог сыночку.
Отец.
Они думают, что Виктор Александрович получил наследство от отца? Кай говорил, что папа гордился Виктором. Вряд ли он гордился бы сыном, если бы сам преподнес ему галерею на блюдечке.
Несмотря на наши несложившиеся отношения, не хочу затрагивать больную тему: вдруг стройка действительно напомнит ему об отчиме.
Я знаю, каково это – вспоминать о родном человеке, которого больше нет.
– Ребят, простите, но не хочу спрашивать про семью и все, что с ней связано.
– Ага, мы уже поняли, что ты вообще ничего спрашивать не хочешь.
Знали бы они…
У меня тысяча вопросов к этому человеку! Конечно, мне хочется, очень хочется поговорить с ним! С тем, кто выстроил дела вот так. Ведь Виктор, фактически, просто владельцем галереи. Он не привязан к этому зданию и городу – то есть, к бизнесу, в моем представлении, меньше всего способному подчиняться правилам удаленного управления.
Он бо́льшую часть времени занимается любимым делом, а не скучной операционкой. Он свободен! При этом галерея процветает и приносит доход. Может, я могла бы повторить подобное с шато?
– На самом деле, у меня много вопросов. Просто как-то… – что тут скажешь?
Просто после провального личного знакомства не уверена, что он вообще удостоит меня – глупую легкомысленную девицу брата – не то, что ответами, а хоть сколько-нибудь непредвзятым отношением.
Видеть, слышать, чувствовать к себе подобное отношение от того, кем тайно восхищаешься, неприятно. Больно. Я просто не понимаю… Как себя вести? Нужно или не нужно объясняться?
– Спроси, как и на чем он зарабатывает. И сколько.
Да как вы достали. Сами спрашивайте.
– Детский вопрос, – снисходительно улыбаюсь «мини-Бестужеву», – даже я могу ответить на него. Но знание источников заработка не сильно поможет заработать, поверь.
– Ну-ка, вперед. Мы с радостью послушаем о твоих познаниях об источниках заработка, конфетка. – Парень задирает подбородок, демонстрирует неприличный жест языком, упирающимся во внутреннюю сторону щеки, а дружки рядом ржут.
Руки чешутся нарисовать и вручить им карту с туристическим направлением «на хер».
– Еще раз услышу или увижу подобное в отношении девушки, наше сотрудничество закончится, не успев начаться. – Смех перебивает звучащий за спиной хрипловатый низкий голос.
Виктор Бестужев стоит у входа. Сложил руки на груди и смотрит как тогда, на кухне. Будто на прилипшее к подошве его ботинка грязное месиво.
Только в этот раз смотрит он так не на меня.
– Молодые люди, я доходчиво объяснил?
Ребята кивают, но он быстро обрывает их извинения, и на удивление мягко, с намечающейся улыбкой, произносит то, что в конец приводит меня в ступор.
– Но кое-что мне тоже интересно. Поделитесь, Василиса, как вы бы ответили на их вопрос?
Ох, блин. Публичные выступления – не моя сильная сторона.
Из парализующей мозг паники выводит Александр. Он тоже возвращается в зал, но не остается у входа, а садится на свое место. Отлично. Он-то мне и поможет. Разворачиваюсь к сцене, бросив последний взгляд на Бестужева.
Не романтизируй. Ни за кого он не заступался. Просто поставил на место разошедшихся идиотов.
– Ну…
Соберись. Не позорься еще больше. Смотри на Александра и никого не слушай. Ты же все знаешь.
– Во-первых, как вы сами отметили, вы сдаете помещения в аренду. На примере этого зала… здесь где-то 200 квадратных метров, то есть комфортные 90 – 150 посадочных мест. Я не знаю тарифной сетки Санкт-Петербурга, только лофты в Москве, но если они схожи…
– Да. Разница несущественна. – Александр кивает, и я продолжаю увереннее, набрав в грудь побольше воздуха.
– За полный день аренды этого зала вы можете получить от двухсот тысяч. За зал и мебель с базовым набором оборудования типа экрана, микрофона и колонок. Думаю, вы накидываете процент за бренд, за то, что мероприятие проводится в Destruction. Все помещения здесь трансформируются. Думаю, вы не сдаете их под мелкие мастер-классы и недорогие камерные лекции. Скорее, под бизнес-встречи, под крупные обучающие мероприятия. Для подобных событий обычно арендуют не только основное помещение, но и пространство, где будет организован кейтеринг. У вас точно есть свои партнеры-рестораны, а если заказчики хотят заказать свой кейтеринг, вы накидываете процент за это. Если нужно дополнительное профессиональное оборудование, вы еще накидываете. Думаю, где-то четыреста тысяч можно получить. Минимум.
Офигеть. Это только с одного мероприятия.
Вхожу в раж по ходу рассуждения. Не обращаю внимания на переглядки и шепотки.
– Я знаю, что иногда территория галереи и сама галерея полностью закрываются. Закрытые мероприятия для крупных заказчиков и госкорпораций начинаются от суммы с шестью нулями. И это только аренда.
Не удержавшись, бросаю быстрый взгляд на владельца всего этого, и невольно испытываю восхищение. Делать миллионы, находясь далеко отсюда… Браво, Виктор Александрович!
Он продолжает стоять у стены со сложенными на груди руками. Перехватывает мой взгляд из-под ресниц, вопросительно выгибает бровь. Я тут же отворачиваюсь, чувствуя себя застуканной на чем-то неприличном.
Не смотри туда, Вася.
Александр молча закидывает ногу на ногу. Они с Бестужевым точно умеют общаться переглядками, ведь стоит управляющему посмотреть в сторону выхода, как Виктор задает вопрос.
– Еще что-то можете назвать?
Переборов ощущение, что я на скрытом допросе, где есть хороший и плохой коп, и бог знает, кто из них кто, разворачиваюсь в сторону выхода. Чтобы вдруг не сглупить и не начать заикаться, свожу руки за спиной, сжимая пальцы. Смотрю в пол.
– Вы еще упомянули, что организовывали игры в Казани. Там очень много технического оборудования. На видео, что я посмотрела на вашем сайте… Не знаю, но, наверное, суммы от половины миллиона. Все зависит от того, кто оплачивает командировки вашей команде и логистику. И опять же, это только одни ежегодные игры. Вы консультируете олимпиады, концерты.
Перевожу дыхание, не веря, что стою и разбираю по косточкам его источники прибыли.
– Это что касается крупных проектов.
– Еще что-то, Василиса? – Вопрос с акцентом на моем имени звучит как вызов, на который хочется ответить.
– На выставках вы тоже зарабатываете. Причем сразу из нескольких источников. Думаю, те, кто тут выставляется – неважно, о ком мы говорим: художники в классическом понимании или современные, создатели всех этих… инсталяций, оборудования, проекций, 3D-картин… это… Это все не просто из желания показать обычным людям красоту искусства. Есть те, кто это покупает. А вы, то есть галерея – посредник между создателем и клиентом. Вы находите таланты, вы сводите тех, кто без вас не нашел бы друг друга. И, думаю, вы получаете какой-то процент от этой деятельности.
Пожалуйста, можно хоть денёк побыть здесь помощником руководителя? Сунуть нос во все процессы?
– Возможно, вы возите выставки по городам. Нет, точно возите. Не совсем понимаю, как извлечь из этого прибыль с учетом расходов, но… это, наверное, наживное дело. Возможно, есть госпрограммы софинансирования таких вещей. Что-то вроде популяризации искусства и компенсации расходов на такую деятельность. Думаю, вы в целом часто получаете гранты. Например, за подготовку волонтеров в сфере искусства. Не думаю, что вы возитесь с нами просто так.
Вот в гостиничном бизнесе такие программы есть. Наверняка, и у них тоже.
– Ну, и самое очевидное. Конечно, вы получаете деньги с продаж билетов. Тут еще проще, дайте только цифры.
Нервное перевозбуждение только от того, что я вообще беседую на тему бизнеса здесь, с этими людьми, охватывает с головы до пяток.
– Наверняка каждый второй покупает в баре кофе, гуляя по выставкам. Или после присаживается за столик. Да даже те, кто приезжает погулять по территории, обычно заходят в бар. Они не оплачивают вход на выставку, но, наверняка, покупают в летнюю жару стакан лимонада, а в холодное время года кофе. Вам не хватает сезонного меню – сработал бы эффект ограниченного временем предложения. Что-то вроде новогоднего глинтвейна, осеннего сырного латте и все в таком духе.
С советами притормози. Кому ты их давать собралась?
– Еще, Василиса. – Требовательно. С непонятным мне нажимом.
Кажется, его раздражает тот факт, что я упрямо смотрю в пол, но он хоть понимает, какое воздействие оказывает на людей? Как тяжело с ним разговаривать, как сильно он подавляет окружающих? Как сильно и ненормально на меня влияет его тягучее «Василиса».
– Есть еще… копейки, но тоже способ получения прибыли. Санкт-Петербург ведь туристический город, культурная столица, Мекка для туристов, путешествующих по России. С вашей спецификой было бы здорово не просто сделать стенд с красивыми открытками, хотя у вас даже его нет, а сделать что-то свое. Открытки именно с вашей галереей. Может, под каждую выставку их подгонять. При массовом тираже печать дешевая, обычно накрутка в популярных местах типа «Библиотечных изданий» составляет сто процентов. В сезон или под праздники может дойти до ста пятидесяти. А еще у вас парковка платная, если стоять дольше трех часов.
Все же нахожу в себе силы оторваться от созерцания туфель и каменного пола. Посмотреть прямо на того, кто все это создал и лишиться дара речи на невозможно долгие секунды.
Наверное, именно об этом пишут в книгах. Именно так бывает, когда ты тонешь в глазах другого человека, камнем на дно идешь. Словно я разучилась плавать. Впервые в жизни забыла, как всплывать, как держаться на воде, как укрощать стихию чувств.
Заканчивай, Василиса, – тихо шепчет рассудок, не понимающий, почему органы чувств так странно реагируют на малознакомого неприятного человека.
– Только вот… В общем, все это не говорит ни о чем, пока мы не знаем статей ваших расходов, – заканчиваю сбивчиво и совсем неэффектно.
Чувствую себя наивной дурочкой, не способной смотреть на него так, как обычно смотрю на других.
Я часто смотрю на людей свысока. Равнодушно или подчёркнуто вежливо. Так, чтобы никому и в голову не взбрело пробить броню и достать до меня настоящей, если сама не позволю.
Виктор Александрович сносит все защитные укрепления и глазом не моргнув. Я просто… Боже, ну что мне с этим делать?
Нужно объяснить, что имела в виду. Последние слова.
– Возможно, Виктор Александрович, ваша чистая прибыль после уплаты налогов, выплаты зарплат и расчетов с упомянутыми Александром аутсорс-подрядчиками равняется прибыли, которую получают сувенирные лавки на Невском. На юге, откуда я родом, иногда простенькие гостевые дома имеют прибыль больше, чем прекрасные, но дорогостоящие в содержании отели.
После этих слов жду какой угодно реакции. Смеха. Презрения. Насмешек или злости. Я же предположила финансовую несостоятельность его детища.
И совсем не жду восхищенного взгляда и искренней удовлетворенной улыбки, медленно расцветающей на губах. И хлопков в ладоши.
Он хлопает.
Кто-то присоединяется.
Голова кругом, щеки пылают, рубашка прилипла к взмокшей спине, тело обмякло, будто разом выжали все силы.
– Знаете, после такого, я просто обязан ответить на любой вопрос. Но заставлять, если правда нет желания…
Кажется, Василиса, ты только что разнесла все его предрассудки и предубеждения на твой счет.
– Нет-нет! Желание есть!
—–♡♡♡♡♡♡–
В тот момент он и не подозревал, что совсем скоро, всего через пару часов, запретит приближаться к этой девушке. Чертов знак СТОП появится в голове напротив ее фамилии, а на шею будет накинут поводок.
В тот момент под ребрами было легко и свободно. Ничего не давило, не мешало дышать, но запертые на засов в самую далекую камеру души чувства встрепенулись.
Иссохшие, изголодавшиеся, бывшие когда-то чем-то прекрасным и светлым, сейчас они походили на костлявых, мерзких созданий, получивших спустя столько лет пиалу живой воды.
Они еще не набросились на нее, нет.
Раздирая слипшиеся веки, вдыхая трепещущими ноздрями запах свежих весенних цветов, жадно поглядывали в ее сторону, готовые броситься по первой же команде хозяина. А хозяин не замечал пробуждения. Пока еще.
С раскрытых от жажды клыкастых пастей текли слюни, утробно роптали голодные впалые животы, но они, притаившись, ждали. Выжидали момента, когда наберутся сил. Когда посадить их на цепь будет уже невозможно.
О проекте
О подписке