Руслан.
Я говорю ей гадости, будто с цепи сорвался, держу крепко у стены. Пальцы впиваются в её подбородок, а кожа мягкая и бархатистая. Она и ночью была такой? Вот такой же нежной?
Сверху на нас льётся тусклый свет лампочки, а Кира держится гордо, не дрожит и будто бы не боится. И это… бесит. И почему-то настораживает.
Словно из пазла выпала какая-то деталь, но что-то мешает мне её увидеть.
Кира пытается бороться, норовит вырваться, только во мне больше ста девяноста сантиметров и веса под сотню – от меня так просто не сбежишь. Особенно, когда злость кипит и бурлит внутри.
Такая сильная, что глаза застилает.
– Ты больная или просто прикидываешься? – говорю, борясь с искушением чуть сильнее сдавить пальцами её подбородок. – Я не потерплю, чтобы Егор женился на проститутке. Пусть и дорогой. И это моё последнее слово.
Кира судорожно вздыхает, смотрит на меня, а я ещё раз бью кулаком в стену рядом с её головой. Мне нужно девать куда-то ярость, а иначе разорвёт на атомы.
Когда открыл дверь… чёрт, у меня чуть инсульт не случился! Стоял, как недоразвитый, пялился на неё, а Кира… вся такая невинная, чёрт. В этом своём платьице, ноги голые, юбка колокольчиком, воротник глухой – монашка. Ни украшений, ни яркого макияжа, волосы на плечах раскинуты – прелесть.
И я бы восхитился чудесному вкусу брата – Кира действительно редкая красавица, если бы…
Если бы, блядь, предыдущей ночью не трахал её, намотав волосы на кулак.
Увидев её снова в родительском доме, еле подавил желание сделать то же самое, да только вместо секса просто выкинуть на улицу. Сразу же, без разговоров. Но кое-как всё-таки сдержался. Включил голову и постарался удержать себя в руках.
Весь ужин этот проклятый я только и делал, что вглядывался в её лицо. Она делала вид, что всё замечательно, рассказывала о своей учёбе, а я таким идиотом себя чувствовал, вынужденный бездействовать, что выть хотелось.
От отчаяния.
Она? Не она? Виолетта была одета куда развратнее, макияж был более броским, и во время секса мы не сказали друг другу ни слова, я даже голоса её не слышал, но… мы же в мексиканском сериале живём, чтобы откуда ни возьмись двойники выпрыгивали.
Мать его, это точно она – Кира. И чем дольше смотрел, тем больше в этом убеждался. И кусок в горло не лез, и пить ничего не хотелось, хоть и пил, и ел, и хвалил даже. Но всё как-то на автомате, всё машинально, а в голове вертелись мысли одна кровожаднее другой. К тому же, всё ещё немного мутило после вчерашней свистопляски.
Только ради Егора стерпел, не вывалил всё на стол. Только ради брата. И в итоге не придумал ничего лучше чем отослать его в магазин, предварительно маякнув охране. Пусть разберётся с якобы расшалившейся сигнализацией, пока я разберусь с его ненаглядной.
Сейчас, когда Кира буквально придавлена к стене, зафиксирована крепко, а глаза в ничтожных сантиметрах от моих, кажется, что возьмёт и разрыдается. Слёзы хлынут из глаз, и она прикроется от моих обвинений бабской истерикой. Это было бы логично, да?
И влага действительно скапливается в уголках больших глаз, но Кира удивляет меня: толкает в грудь так сильно, как только может.
Смешная, сопротивляется ещё.
– У тебя с головой проблемы, – шипит и бьёт меня по лицу, наотмашь, вкладывая в удар всю злость. – Отойди от меня! Я тебя знать не знаю, больной идиот!
Чёрт, а ладошка-то тяжёлая!
Я хватаю её руки, сжимаю пальцами тонкие запястья – сразу оба, прижимаю к своей груди, а Кира бьётся раненой птицей. Честно, нужно отойти, пусть катится – я же сам от неё этого хотел, но что-то не даёт мне покоя. Что-то неправильное есть во всей этой ситуации.
– Ты всех своих клиентов так быстро забываешь? – шепчу ей на ухо, а она изворачивается и цепляет зубами мою шею. Кусает, сучка, хоть и не слишком сильно.
И вдруг внутри что-то лопается. Я отпускаю её руки и делаю шаг назад.
– Извиняться я не буду, – бросаю и выхожу из каморки.
Блядь, какой-то армагеддон со мной случился. Когда я на баб так бросался? Когда делал такие страшные вещи? Бред какой-то.
Но эта её невинность, эта болтовня о любимой физике, такое наивное сопротивление… это не укладывается ни в какие рамки? Она будто бы действительно не понимала, о чём я говорил. Не верила. Разве не должна она была пытаться договориться? Разве не должна была плакать?
Блядь, полная задница.
– Придурок! – несётся мне в спину, а я ускоряю шаг.
На столике в гостиной лежит пачка сигарет. Не знал, что Егор курит. Впрочем, я же обещал, что перестану его опекать, правильно? Артёму обещал и себе – это важно. Вот, пусть хоть обкурится. И женится на ком хочет, даже на проститутке. Может быть, ему нравится её способ заработка. А вся эта ширма с физматом и подработкой в кафе – для меня. Чтоб занудный старший брат не бузил так сильно. Кто же знал, что так вот выйдет.
Что-то не даёт мне покоя. Голова звенит – вчерашние алкогольные возлияния не прошли даром. Теперь в башке конец света, во рту мерзкий привкус, а мысли слегка хаотичны.
Давно я не был в таком раздрае.
Беру сигарету из пачки. Они дорогие, качественные, а дым вкусный, с лёгким вишнёвым оттенком и тонким ароматом. Пускаю его в потолок, закрываю глаза, а перед мысленным взором широкая сеть, где каждая точка – ключевая. Я привык анализировать информацию, привык раскладывать её по полочкам, и этот срыв сегодня – вовсе не мой стиль. Но, мать его, не сдержался, как чёртова истеричка себя повёл.
– Нам надо поговорить, – раздаётся за спиной твёрдый голос, а я, сам не понимая почему, растягиваю губы в улыбке.
Что ж.
Поговорим.
Кира.
Когда Руслан выходит, я больно щипаю себя за руку, чтобы убедиться: не сплю. Это действительно не сон, и только что меня обозвали дорогой проституткой и запретили выходить замуж за Егора. Вот так вот просто. Странные дела творятся в этом доме, странные мысли у кого-то в голове. Чудовищные.
Место щипка побаливает, действительность вокруг ни на йоту не меняется, и я закусываю губу, размышляя над своими дальнейшими действиями. Можно просидеть здесь до возвращения Егора. Или позвонить ему и пожаловаться на его придурочного брата. В полицию сообщить или, вызвав такси, уехать в общежитие, но…
Но всё-таки мне хочется разобраться в словах Руслана. Понять, откуда он взял эти свои обвинения. Что-то же должно было его на это сподвигнуть? Не мог же он просто придумать эту ересь, чтобы помешать нашей женитьбе. Такого же не бывает, есть же и другие методы.
Поэтому, хорошенько поразмыслив, собираюсь пойти и вытрясти из старшего Валевского правду. Не убьёт же он меня?
О том, что он может окончательно слететь с катушек и вообще меня покалечить, стараюсь не думать. Как говорил мой любимый преподаватель: «Можно даже оголённых проводов коснуться, если знаешь правила безопасности». Потому призываю на помощь вселенскую удачу, делаю глубокий вдох и выходу из каморки.
Только почему-то кажется, что Руслан опаснее неисправной проводки – того и гляди, полыхнёт. Но об этом стараюсь не думать, чтобы последние крупицы уверенности не растерять.
Он стоит спиной, заложив одну руку в карман, а во второй держит сигарету. Курит, и дым с ароматом вишни наполняет комнату. Невольно втягиваю полной грудью воздух, наполняя им лёгкие, расслабляюсь. Ни разу в жизни не курила, но почему-то нравится запах табака, сигарет и вот этого вот всего.
Но я не могу просто стоять на пороге, как бедная родственница, и бездействовать. Шла-то сюда не за этим, значит, и назад поздно поворачивать. И вдруг чувствую в себе силы противостоять. Глупо? Возможно. Зато честно по отношению к самой себе.
– Нам надо поговорить, – выдаю на одном дыхании, очень надеясь, что мой голос звучит твёрдо. Пусть знает, придурок, что меня так просто не запугать.
Руслан реагирует не сразу: его плечи всё так же напряжены, тёмные волосы на затылке слегка растрёпаны, будто он рукой их ерошил, размышляя. Тлеющий огонёк на кончике сигареты притягивает мой взгляд, как маленькая звёздочка в абсолютно тёмном небе.
Чтобы хоть как-то разрядить для самой себя обстановку, прохожу к креслу и присаживаюсь, подогнув под себя ноги. И когда кажется, что Руслан так и будет стоять, полностью игнорируя моё присутствие, он всё-таки говорит:
– Интересное предложение.
– Обычное, – огрызаюсь, хотя шла сюда не ругаться. Но Руслан так сильно разозлил меня, так обескуражил, что почти не отдаю себе отчёта в своих действиях. – Вы назвали меня проституткой.
– Дорогой проституткой, – в голосе усмешка и Руслан всё-таки оборачивается в мою сторону.
Почему-то становится неловко, что я вот так вот выставила голые ноги на его обозрение. Сижу, коленками сверкаю, надо же… Натягиваю на них подол, и платье уже не кажется настолько удачным и скромным. Брюки всяко были бы лучшим выбором. И фуфайка, наглухо застёгнутая.
А Руслан будто бы специально следит, не мигая, за моими движениями. Мне даже больно немного становится – словно он не взглядом касается моей кожи, а бикфордовым шнуром.
– Я ничем таким не занимаюсь! Вы меня с кем-то перепутали.
– Перепутал? – Он тушит сигарету в красивой хрустальной пепельнице, стоящей на низком стеклянном столике, и делает шаг в мою сторону.
Только один шаг, но у него такие длинные ноги, что расстояние сокращается стремительно. Я сама высокая – всегда была выше ровесников и почти к двадцати годам обогнала всех подружек и некоторых парней. И даже комплексовала из-за этого одно время, но рядом с Русланом кажусь себе такой крошечной. Очень необычное ощущение.
А ещё на меня давит его энергетика – какая-то неуютная она у него, тревожная. Он будто бы проверяет границы моего терпения, нащупывает слабые стороны, спрутом забираясь под кожу, хотя ничего особенного и не делает.
– Я не знаю, где вы со мной встречались… может быть, у меня шизофрения и я просто этого не помню, может быть, лунатизмом страдаю, но…
– Ты сама веришь в то, что говоришь? – обрывает мой поток сознания и улыбается одним уголком губ, но в этом нет ни грамма теплоты.
– То есть я должна поверить в то, что проституцией подрабатываю? Вы в своём уме?!
Снова теряю терпение и вскакиваю на ноги. Не могу сидеть и ничего не делать, когда конца и края этому безумию нет.
– Не занимаешься?
– Нет! – кричу, а щёки горят от бурлящей внутри злости.
Я знаю, что права. Знаю. Потому пусть катится со своими идиотскими заявлениями куда подальше.
– Пойдите найдите ту, которой вы деньги за любовь платили. Не я это! Ясно? Не я!
О проекте
О подписке