По пути домой мы с Сашкой молчали. Каждый из нас настолько ушел в себя, что за полтора часа не произнес ни слова. Но это не была гнетущая, неловкая тишина, которую хочется разрядить. Я практически ее не замечала, и, если брат решил бы ко мне обратиться, я бы его не услышала – монолог в голове звучал куда громче, чем любые звуки внешнего мира.
Осеннее солнце иногда выглядывало из-за кучевых облаков, а потом снова скрывалось в ослепительно-белой вате, напоминавшей о больнице. Я не могла смотреть наверх и молила о проливном дожде, но прогноз не обещал сегодня ничего подобного. Только в кино погода соответствовала настроению героя. В жизни солнце смеялось надо мной, прячась за желтеющими листьями деревьев.
Всю дорогу не получалось отделаться от мысли, что на месте Оксаны могла быть я. Сама давно мечтала прокатиться на мотоцикле навстречу ветру. Даже иногда представляла перед сном, как прижимаюсь к широкой спине Егора, в ушах шумит, а ночные огни сливаются в яркие цветные полосы.
Я очень хотела почувствовать скорость. Но моей мечте оказалось не суждено воплотиться в реальность, потому что так и не хватило смелости попросить покатать меня на мотоцикле.
Еще вчера я ревновала Егора и завидовала Оксане. Она могла крепко обнимать его за талию, сидя на пассажирском месте. Могла кричать от восторга, чувствуя, как пьянящий коктейль из серотонина и адреналина струится по венам. Но именно ее жизнь остановилась у меня на глазах.
Сашка наверняка тоже думал о погибшей. Я в этом не сомневалась, хотя не умела читать мысли. Брат шел как будто по инерции, опустив голову. Его лицо выглядело изможденным. Брови сдвинуты к переносице, а руки сжаты в кулаки. Когда на дороге попадались мелкие камешки, он пинал их в бессильной злобе.
Мы с братом еще не подходили к черте между миром живых и миром мертвых настолько близко. По крайней мере, в сознательном возрасте. Когда мне было пять лет, а Сашке – семь, после долгой болезни умер наш дедушка. Но я мало помнила те времена и не разговаривала о них с братом.
А сейчас смерть вновь напомнила о себе. Она сделала это без всякого предупреждения, словно ураган, появившийся из ниоткуда и сметающий все на своем пути. И те, кого затянуло в эпицентр бури, оказались вынуждены собирать обломки прошлой жизни.
Наша квартира была в ужасном беспорядке. Переступив порог и сняв кроссовки, я попыталась оценить масштаб катастрофы. Кто-то пролил на ковер какой-то напиток и щедро рассыпал конфетти вокруг разбросанных стульев. Почти что сорванные шторы подметали пол. Бутылки и пачки из-под чипсов громоздились на столе, а под ним блестели осколки стекла. Воздух в кухне-гостиной был настолько тяжелым, что я даже удивилась, как утром мы здесь не задохнулись.
Стараясь ни на что не наступить, я осторожно подошла к окну и открыла его. Порыв ветра, ворвавшийся в квартиру, тут же наполнил легкие. Я сделала глубокий вдох и обернулась на брата, который стоял посреди комнаты.
– Когда приедут родители? – спросила я.
– В три, – мрачно ответил Сашка, поднимая один из стульев.
– То есть у нас… два часа?
Нам требовалось вернуть квартире нормальный вид, а времени осталось катастрофически мало. Мама будет в шоке, если увидит, во что превратился дом. Будучи дизайнером интерьеров, она собственноручно выбирала каждую вещь, стараясь найти идеальное сочетание цветов, фактур и материалов, и жестко контролировала рабочих, чтобы все выглядело как на 3D-рендерах в ее ноутбуке.
Я взяла мусорный пакет и решительно начала складывать в него бутылки и бумажки. Сашка молча последовал моему примеру.
Вдвоем уборка давалась в разы быстрее, чем я ожидала. А еще она позволяла отвлечься от тяжелых мыслей.
К счастью, большинство разрушений оказались легко поправимы. Мы надеялись, что сможем объяснить родителям, куда исчезли пять бокалов, почему шатается ножка одного из стульев и зачем нам внезапно понадобилось стирать ковер.
Спустя полтора часа комната выглядела практически так же, как и до вечеринки. По крайней мере, на первый взгляд. Когда брат пошел выносить мусор, я как раз закончила вытаскивать посуду из посудомойки и решила еще раз придирчиво оглядеть квартиру. Оставались мелочи: поправить покосившуюся картину и вернуть на тумбочку любимую мамину лампу с плафоном из витражного стекла. Вчера я специально спрятала ее от гостей в своей комнате, а сейчас снова взяла в руки. Только совсем забыла про порожек.
Тяжелая лампа выскользнула из моих рук. А в следующую секунду я полетела на пол вслед за ней. Плафон разлетелся по комнате разноцветными осколками.
– Черт, черт, черт! – не сдержалась я.
Поморщившись, я привстала с пола и потерла ладонью пострадавшее колено. На нем красовалось большое красное пятно. Теперь будет синяк. Но мелкие кусочки стекла, к счастью, в меня не попали.
– Аня!
Я услышала за спиной голос Сашки и обернулась. Не снимая кроссовок, брат тут же бросился ко мне.
– Как ты? Не поранилась? – Он присел на корточки рядом.
– Нет, только коленку ушибла.
Брат протянул мне руку, помогая подняться.
– Мелкая, и почему ты такая неуклюжая?
– Не знаю…
– Тебе надо жить в комнате с мягкими стенами.
– Оппа!
Не в силах сдержать возмущение, я слегка стукнула его по руке. Но ответа не последовало, потому что нашу перепалку прервал скрип входной двери.
– Дети, мы дома! – донесся из коридора голос мамы.
Я и Сашка как вкопанные застыли на месте преступления.
Разувшись, папа первым вошел в комнату и с высоты своего огромного роста оглядел остатки маминой лампы.
– Саша! Аня! – пробасил он. – Вас ни на минуту нельзя оставлять без присмотра!
Перед папой мы всегда робели, хотя он ругал нас только за дело. Но его идеальная выправка и строгий взгляд внушали глубокий трепет. Особенно когда он надевал деловой костюм, собираясь в суд на очередную битву за добро и справедливость, – он многие годы вел частную адвокатскую практику.
Но и сегодня, в обычном джемпере и джинсах, папа все равно выглядел угрожающе. Он уперся руками в бока и сурово посмотрел на нас с Сашкой сквозь стекла прямоугольных очков, из-за чего по спине побежали мурашки. Казалось, температура в комнате упала сразу на десять градусов.
Вслед за ним ворвалась мама и сразу же схватила меня за плечи. Она даже не стала снимать спортивную ветровку, в которой ездила на дачу. Ее подбородок дрожал, а чистые голубые глаза блестели, будто она едва сдерживала слезы.
– Солнышко, ты цела? Нигде не болит?
Мама начала судорожно ощупывать мои руки.
– Мы все объясним, – Сашка заговорил первым.
– Это я виновата, – произнесла я, глядя на осколки на полу. – Споткнулась и случайно ее задела.
– Я не о лампе. Ты точно не пострадала в аварии?
Услышав мамины слова, мы с Сашкой в страхе переглянулись.
Они знают.
Наверняка Елена Владимировна звонила папе и рассказала о моей роли в произошедшем. Наши родители общались друг с другом, поэтому вряд ли получилось бы долго хранить тайну. Но мы не ожидали, что правда станет известна так скоро.
– Нет, мам. Все нормально, – попыталась я ее успокоить.
– Точно? – Она с силой сжала мои запястья.
– Да. На мне ни царапины.
– Слава богу!
У мамы вырвался вздох облегчения, а захват стал слабее.
– А за лампу ты не злишься? – спросила я.
– Нет, конечно! Главное, что ты в порядке!
С этими словами мама заключила меня в объятия. Ее тепло заставило забыть и о лампе, и о больнице, и о красном мотоцикле. Ужасы прошедшей ночи, невероятная усталость и нервное напряжение на минуту исчезли. Осталась только нежность.
Когда мама, наконец, отстранилась, я думала только о том, что мне не хочется возвращаться в реальный мир.
– Так, дети. У меня к вам серьезный разговор. – Папа окинул нас тяжелым взглядом. Сашка снова поник, не успев порадоваться, как ловко мы избежали наказания.
– Витя, разве ты не видишь, в каком они состоянии? На Ане лица нет! – вмешалась мама. – Может, подождешь до завтра?
Она загородила меня своим телом, как львица, защищающая львенка от главы прайда.
– Ира, завтра может быть уже поздно!
– Ничего не поздно! И ты остынешь, и она придет в себя.
– Пап, я расскажу, как все было. – Брат тронул отца за плечо.
– Да уж, пожалуйста! – понизил голос тот, и его губы сжались в прямую линию. – У меня к тебе очень много вопросов. А ты, Аня, пока убери стекло.
Они оба вышли в коридор, и я расслышала, как папа процедил:
– С вами я когда-нибудь окончательно поседею.
Я хотела достать из кладовки веник и совок, чтобы выполнить папино поручение, но мама остановила меня, взяв за руку. Ее взгляд все еще выражал страх и беспокойство, а тонкие брови выгнулись домиком.
– Давай потом уберемся, – сказала она.
– А если кто-то случайно наступит? – Я застыла на полпути к кладовке.
– Тут только мы. Присядем?
– Хорошо.
Мы вместе сели на диван. Мама взяла мою ладонь в свою и слегка сжала. А я опустила голову, не в силах смотреть в ее расстроенное лицо. Оно слишком напоминало мое собственное. Бабушка любила доставать старые альбомы с фотографиями и говорить, что я выросла маминой копией. Правда, сейчас она подстриглась под каре и покрасила волосы в блонд.
– Как ты вообще оказалась ночью на улице? – спросила мама.
– Вышла проветриться, – сказала я.
– И Саша тебя отпустил?
– Он не слышал, как я ушла.
– Ты же понимаешь, что не стоит гулять в такое время одной.
– Да, понимаю. Просто…
– Я знаю, что ты у меня умная девочка, – ласково произнесла мама. – Наверное, у тебя была какая-то причина. Саша опять над тобой подшутил? Он у меня получит!
– Нет, дело не в нем. Но я… я не могу тебе сказать.
– Ладно. Не стану выпытывать твои секреты. Только обещай мне, что будешь осторожнее.
– Хорошо, мам. – Я наконец решилась поднять на нее взгляд и кивнула.
– И Егор… Мы слышали от Лены, что с ним случилось. Бедный мальчик…
– Давай не будем об этом сейчас… Лучше посмотрим телевизор.
Взяв пульт, я нажала на кнопку включения. Экран на стене зажегся голубым, и на нем появились кадры темной улицы вместе с бегущей строкой местных новостей. Может, в них расскажут что-то новое о вчерашней аварии?
Мама коснулась моей ладони в попытке забрать пульт, но я только крепче сжала его.
– Не будем переключать, – сказала я.
Только диктор говорил о другом – видимо, начало сюжета мы пропустили:
– …После этого происшествия разыгралась погоня, достойная голливудского блокбастера.
В передаче машина ГИБДД под звуки сирены преследовала авто. Оно было то ли черного, то ли синего, то ли зеленого цвета – в темноте разглядеть было сложно. Тем не менее оно показалось мне смутно знакомым, хотя качество съемки с видеорегистратора оставляло желать лучшего.
– Водитель иномарки больше часа петлял по улицам, отказываясь останавливаться. При этом один из патрульных автомобилей вылетел в кювет, а другой врезался в отбойник. Гонщик тем временем бросил машину во дворах и скрылся.
Я дрожащими пальцами схватила телефон и зашла в галерею, чтобы еще раз посмотреть на вчерашние фото.
– Что такое? – спросила мама с беспокойством в голосе.
– Ничего, все в порядке. – Я слегка улыбнулась ей, но улыбка получилась натянутой и неестественной.
– Полиция разыскивает неизвестного шумахера. Возбуждено уголовное дело, – тем временем продолжал ведущий новостей.
Пока сюжет не закончился, я продолжала сравнивать машину на экране со своими фото. Могла ли именно она столкнуться с мотоциклом Егора?
О проекте
О подписке