Глава 6

После ужина я устроила совещание.

Ерона с внуком приглашать не стала, чтобы не вызывать подозрений. А вот Бабуру с Истой пытала чуть ли не до полуночи, пока они в деталях не рассказали всё, что я хотела знать.

О климатических условиях. Об урожае. О том, сколько готовится еды на пятерых, и что у нас останется в зиму.

Ответы подтвердили мои наихудшие опасения. Зимы здесь обычно холодные и снежные, а из еды многое приходится докупать. Кроме десятка уток, плавающих на пруду, двух десятков куриц, рыхлящих землю за огородом, и одной лошадки – в Любово уже давно не было никакой живности.

Мясо добывали Ерон с внуком в лесу или же Бабура закупала во время нечастых поездок на рынок. Там же брали и зерно на хлеб и для лошадки. А муку мололи уже здесь. Благо Звана боги силушкой не обделили, как сказала Иста.

– А почему на рынке покупаете? – поинтересовалась я. – Разве у соседей не дешевле вышло бы?

– Дешевле-то оно бы вышло, да только потом стыда не оберёшься! – выдала Бабура.

– Барышня так велела! – отрезала Иста.

А я не знала, то ли порадоваться, что обе дамы наконец солидарны хоть в чём-то, то ли задуматься о здешней морали. Мне-то как раз казалось логичным экономить деньги, которых и так нет.

– А почему стыдно покупать продукцию у соседей? – всё же мне нужно было убедиться.

– Если поместье само себя не обеспечивает, значит, хозяин дурной, а это стыд.

Ладно, стыд так стыд. Я пока удовлетворилась этим объяснением. Дальше видно будет.

Ещё мы обсудили, что нам нужно, чтобы самим засеять поля озимыми. Если следующим летом соберём свой урожай, будет намного легче. Да и лишнее можно продать, если останется.

Подсчёты не утешали. Получалось, что придётся нанять с десяток мужиков и ещё хотя бы одного коня. Стрелке в одиночку не справиться.

– И сколько это будет стоить?

Иста и Бабура принялись высчитывать. Причём на пальцах.

– Это ж на неделю работы, значит, монет пятьдесят выйдет, – озвучила итог Бабура.

– Больше, – вставила Иста. – Ещё ж коню надо.

– А ты что, с конём не договоришься? – удивилась повариха. – Ты ж Оське спину своими травами лечила. Должен так прийти.

Я уже совершенно запуталась.

– Оська – это конь?

Женщины удивлённо посмотрели на меня, а потом рассмеялись.

– Оська – это хозяин, забулдыга из вольных. Ему по осени спину прихватило. Так Иста мазей своих и притираний столько на него извела, что он не только коня, сам должен впрячься и пахать.

– А мне потом опять спину ему лечить, – возмутилась Иста.

– И вылечишь…

– Хватит! – спор грозил затянуться, а я устала. К тому же вопросов было ещё много.

Главный – что здесь стоят деньги?

– Сколько это пятьдесят монет?

Бабура охотно начала объяснять. Монетами они называют самые ходовые медные деньги. Десять медных монет – одна серебряная. Десять серебряных – одна золотая.

Рабочую лошадь можно купить за четыре серебрушки. Хорошую дойную корову – за пять.

– Бабура, а наши заливные луга не скосили? – пришла мне в голову светлая мысль.

– Дак кому косить-то? – повариха досадливо махнула рукой. – Ерон с внуком помаленьку носят траву, сколько Стрелке надо. Остальное уже в осень скашиваем, чтоб бурьяном не зарастало. А жалко, такая трава пропадает.

– На подстилку стелим, – пожаловалась Иста.

А я продолжила рассуждать вслух.

– Если этому Флоси так нравится наша чудесная трава, надо снова заключить с ним договор аренды. Сколько он платил?

– Нам не докладывали, – пожала плечами Бабура.

– Двадцать золотых, – тут же выдала Иста.

– А ты откуда знаешь? – ахнула повариха.

Старушка смутилась, но всё же ответила:

– Слышала, как барин говорил.

– Так ты ещё и подслушиваешь, старая перечница! – напустилась на неё Бабура.

Я даже не стала кричать. Просто поднялась из-за стола. Женщины сразу притихли.

– Вот что, утро вечера мудренее, – вспомнила я любимую поговорку моей бабушки. – Идёмте спать! Лучше встанем пораньше и на свежую голову всё обсудим.

Уснула я мгновенно, едва голова коснулась подушки. И снились мне зелёные луга, по которым мчался весёлый конь. А его хозяин, держась за поясницу, плёлся следом и беспрестанно ругался.

Проснувшись, я долго не решалась открыть глаза. Малодушно надеялась, что вчерашние приключения мне приснились. Не хочу ни другого мира, ни другого тела, даже молодого и красивого. Мне и в своём, тридцатичетырёхлетнем неплохо жилось.

Вдруг это был сон? Сейчас зазвонит будильник. Я пойду варить кофе…

– Барышня! – вырвал меня из фантазий голос поварихи за дверью. – Вы пораньше встать хотели!

– Встаю! – простонала я, открывая глаза.

Ну разумеется, всё осталось по-прежнему. И этот пыльный балдахин, до которого у меня обязательно дойдут руки. И мягкая кровать, где, надо признаться, хорошо спится. И вся эта новая жизнь, в которую меня окунули против воли.

Я надела халат и отправилась умываться. Из зеркала на меня смотрело юное свежее личико. Не нужно никаких ухищрений, специальных кремов и тоников. Достаточно поплескать холодной водой.

Еженика была хороша. Природа или боги щедро её наградили. И я подумала, что не так уж плохо попала. Впереди у меня целая жизнь. И только от меня зависит, какой она будет.

А деньги я обязательно найду!

Сейчас позавтракаю, оденусь и отправлюсь к соседу знакомиться.

– Ну, Дунгаль Флоси из Поречья, готовься! Скоро буду!

Я подмигнула своему отражению, и оно подмигнуло в ответ.

Всё у меня получится!

Перед завтраком я снова перебрала свой скромный гардероб. Остановилась на платье светло-персикового цвета и туфельках ему в тон. Разложила на кровати, чтобы не помялось. И отправилась на кухню сообщить о своих планах.

Моё желание идти пешком оспорила Бабура.

– Что вы как побирушка какая к нему пойдёте? – возмутилась повариха.

– Это ж почти три версты по солнцу, взопреете вся, – согласилась с ней испуганная Иста, которую я планировала взять с собой в качестве путеуказательницы и компаньонки.

– Негоже пешком в Поречье идти! Ехать надо! – в этом спорщицы были солидарны, и я снова не стала перечить.

– Хорошо.

– Тогда скажу Ерону, чтоб Стрелку в дрожки запрягал, – обрадованная, что не придётся идти, Иста бодро выскочила из дома.

Однако сам лесовичок оказался не согласен с таким поворотом.

– Барышня, нельзя на Стрелке кататься, пока неподкованная она. А ну как захромает? Одна кобылка-то у нас осталась. Как тогда сено возить, урожай убирать?

На благообразном лице Ерона было написано такое отчаяние и боязнь меня не убедить, что я прониклась.

Значит, пешком идти нельзя, на неподкованной лошадке ехать тоже нельзя. Замкнутый круг какой-то.

И что делать?

– Ерон, а в Поречье есть кузница? – пришла мне в голову мысль.

– Есть, как не быть, – старичок удивлённо смотрел на меня.

Ну да, Еженика наверняка знает такие детали. Я не хотела показывать смущение своим промахом, поэтому нахмурила брови и сделала строгое лицо.

– И чего тогда ты упрямишься, старый пень? Приедем к соседу, и там подкуём Стрелку! – выругалась на него.

Лицо Ерона тут же прояснело, будто такое обращение было для него более привычным.

– Сейчас, барышня, всё устроим! – кланяясь, пообещал он. – Полчаса, и будет готов экипаж ваш. Можно ехать!

Ещё раз поклонившись, старичок ушёл.

А я поймала неодобрительный взгляд поварихи.

– Хочешь сказать, Еженика всегда была со всеми вежлива? – делано удивилась я.

Бабура что-то пробубнила себе под нос и вернулась в кухню. Я закатила глаза, но промолчала. Понимала, что поварихе непросто смириться с заменой её госпожи.

Меня бы ещё кто понял!

А то сразу впрягли решать проблемы, которые годами не решались.

Тоже тихо возмущаясь, я направилась в свою комнату – переодеваться. За мной шаркающей тенью следовала Иста, которая без вопросов взяла на себя обязанности горничной.

Казалось, старушку никак не смутило, что ею теперь распоряжается самозванка. Она будто даже радовалась этому.

Помогла застегнуть пуговки на платье и закрепить чулки. Вот с этим предметом гардероба я была категорически не согласна. Они натирали бёдра, заставляли кожу чесаться. И вообще были абсолютно лишними в такую жару.

Утешала только мысль, что при первой возможности поменяю это пыточное приспособление на длинные носки или гольфы. Всё равно подол до щиколоток. Кто там разглядит?

Оценив свой наряд в зеркале, я чуть подумала и добавила белую шаль. А потом ещё и белый кружевной зонтик – от солнца.

Барышня я или кто?

Получилось очень миленько и свежо. Самое то договариваться со старым, ворчливым соседом.

Подумав, куда положу полученные монеты, я задумалась о сумочке. Однако тут меня выбор не порадовал. Их было три, все поношенные, одинаковой формы – в виде небольшого холщового мешочка с горловиной, затягивающейся шнурком, который обвивался вокруг запястья. Никаких украшений или хотя бы вышивки.

И с этим я тоже не могла смириться. Как истинная женщина, сумочки я любила и меняла под настроение. Дома у меня осталась неплохая коллекция, часть которой я даже самостоятельно украсила.

Как только разберусь с основными проблемами, сделаю себе красивую сумочку. Это ещё помогает снять стресс и отвлечься.

Решено!

Когда я вышла из дома, меня уже ждали Ерон со Стрелкой, запряжённой в небольшую коляску на рессорах и с высокими колёсами. Спереди сидел сам возница, а позади него было место максимум для двух седоков. И никакого намёка на крышу.

– А если дождь пойдёт? – засомневалась я.

– Не пойдёт, – успокоила провожающая меня нянька. – Вон небо какое чистое, ни пятнышка.

Я подняла голову. Небо действительно было кристально голубым. И солнце светило так ярко, что слепило глаза. Я раскрыла зонтик, и меня сразу же накрыла изящная, ажурная тень. Не то что бы стало прохладнее, но солнце уже так не опаляло.

Надо же, какое полезное изобретение. А я всегда смотрела на такие зонтики, как на попытку добавить вычурности в свой образ. Чтобы казаться оригинальной и выделяться из толпы.

Оказывается, нужная штука, если не хочешь обгореть по дороге к соседу. А мне надо показаться перед ним в лучшем виде, ведь это моё первое знакомство с обитателями другого мира за пределами усадьбы.

Дрожки вблизи выглядели совсем не презентабельно. Поцарапанные, с облупившейся краской и расслоившимся кое-где деревом.

– Ерон, – строго произнесла я, заставляя возницу обернуться, – когда вернёмся, возьмёшь внука и приведёте мой экипаж в порядок. Чтобы не стыдно было в гости поехать.

Круглое лицо старичка вытянулось от удивления. А я вспомнила, что Ежа в гости не ездила и у себя не принимала. Да и вообще в последние годы ей было плевать на всё, кроме поисков пути в другой мир.

Никакой лестницы или ступеньки у экипажа не было. А вот высота была ощутимая. Примерно как на лошадь взобраться.

Пока я размышляла, подошла нянька и поставила передо мной небольшую скамеечку. Так вот зачем она её тащила! А я думала, что хочет где-то посидеть в тенёчке, и подушечку прихватила для мягкости.

Улыбнувшись своей недогадливости, я наступила на скамеечку и перешагнула внутрь дрожек. На меня смотрело деревянное сиденье, отполированное поколениями семьи Хайди.

Теперь уже понятным стало и предназначение подушечки, которую я приняла из рук Исты и положила на деревянную поверхность, прежде чем сесть.

Благодаря колёсам, экипаж был высоким. И я теперь смотрела на Исту и окрестности по-барски свысока.

Предвкушая увлекательную поездку, я выпрямила спину и произнесла то, что прежде много раз читала у классиков:

– Трогай!

Возница громко чмокнул губами, и дрожки покатили по заросшей травой подъездной дороге.

Первые пару минут, когда лошадь только брала разбег, я наслаждалась поездкой и обдувающим лицо ветерком.

Затем зонтик рвануло из рук. Я вцепилась в него, изогнувшись назад, и едва сама не слетела с дрожек.

Пришлось одной рукой схватиться за бортик, а второй – отвоёвывать у ветра зонтик. Едва сложив его, бросила в ноги и вцепилась в борта уже обеими руками.

Ухабистая дорожка отличалась от асфальтированной трассы так же сильно, как современный автомобиль от этого так называемого экипажа.

Потому что это было поистине пыточное приспособление. Меня трясло так, что клацали зубы. Когда на очередном ухабе подбрасывало вверх, нужно было прилагать массу усилий, чтобы не слететь на дорогу. Подушечка постоянно съезжала из-под мягкого места, и я приземлялась на голые доски.

Я поняла, почему дрожки так называют. Всё кругом дрожало и тряслось. Ещё скрипело, иногда издавая такое душераздирающее дребезжание, что казалось – сейчас развалится.

Уж лучше бы я пошла пешком. После такого путешествия, которое уже потеряло всю привлекательность, я вряд ли прибуду к соседу в лучшем виде.

Хоть бы живой.

Едва отметила, что мы покинули усадьбу, обогнули парк и выехали на прямую дорогу, ведущую к мосту. К моему удивлению, он оказался деревянным, с лёгкой горбинкой по центру реки, уложенными поперёк брёвнами и настланными на них досками.

– Нет, – успела выдохнуть я, прежде чем копыта лошади застучали по доскам, издающим в ответ надрывный треск, как будто мост вот-вот обрушится.

Волосы у меня на голове встали дыбом и наверняка поседели. Зубы дробно заклацали, как кастаньеты испанской танцовщицы. А пальцы намертво вцепились в бортики экипажа – не отцепишь.

Кажется, я задержала дыхание и не дышала всё время, что мы ехали по мосту. Выдохнув, лишь когда вновь заехали на твёрдую землю.

На ум пришло стихотворение Лермонтова о том, как он любил просёлочным путём «скакать в телеге». Я тогда так и не поняла, как это в телеге можно скакать, она ведь медленно едет.

Сейчас я понимала Михаила Юрьевича на сто, нет, даже на все сто десять процентов. И сочувствовала тем, кому приходилось путешествовать до изобретения асфальта и автомобильных шин.

Чувствуя, что завтрак сейчас попросится на волю, я постучала по спине возницы.

Лошадь замедлила ход и пошла шагом.

– Чего? – обернулся Ерон.

– Долго нам ещё ехать? – простонала я, совершенно забыв, что должна это знать.

– Да вон за тем поворотом уже Поречье, – к счастью, Ерон не обратил внимания на мой промах.

Я всмотрелась в тенистую дорогу. До поворота было не меньше километра.

– Езжай шагом, – велела я, с трудом сдерживая дурноту.

– Дык тогда ехать долго, – пожаловался возница, но спорить не стал. Пожал плечами и пустил лошадку плестись по дороге.

Так действительно было долго. Но до поворота я успела прийти в себя и даже немного полюбоваться на подступивший к дороге лес.

Интересно, тут растут грибы?

В детстве я любила ходить на «тихую охоту» с бабушкой. Она знала названия всех деревьев и цветов. Учила меня отличать съедобные грибы от поганок.

Об этом периоде моей жизни у меня остались самые тёплые воспоминания, в которые раньше я часто окуналась, после того как осталась совсем одна.

Сейчас мысли о детстве, тёплых бабушкиных руках помогли мне взбодриться и сосредоточиться. Я вообще-то не на развлекательную прогулку отправилась. У меня есть цель. И я должна её достичь.

Как могла, пригладила волосы, надеясь, что, собранные на затылке Истой, они не слишком растрепались. Надо было послушать старую няньку и надеть шляпку.

Вскоре дорога сделала изгиб и ушла левее. Ерон повернул направо. И мы оказались в начале длинной и широкой еловой аллеи. Деревья были высажены ровными рядами и на одинаковом расстоянии друг от друга, так что сразу отторгалась мысль об естественном росте.

К тому же справа и слева перпендикулярно центральной аллее отходили боковые. С одной стороны мелькнуло зеркало пруда с небольшим горбатым мостиком. С другой – показалась беседка.

А впереди – широкие ворота, створки которых были гостеприимно распахнуты. Внутри виднелись фигуры людей.

У меня заколотилось сердце, а вспотевшие ладони заскользили по бортикам. Вытирать их о светлый подол я не решилась, поэтому вытерла об обтянутую рубахой спину Ерона.

– Уже приехали, барышня, – пояснил возница, воспринявший моё прикосновение как вопрос.

Чтобы занять руки, я подняла с пола зонтик и снова открыла его над головой. Изо всех сил постаралась придать себе естественный вид и убрать с лица испуганное выражение.

Я – Еженика Ленбрау. И сюда приехала с деловым предложением. Мне абсолютно нечего бояться.

Меня заметили чуть раньше, чем дрожки прошли в ворота.

Люди на усадьбе смотрели на меня. А я на них. Это оказались дети, которые до моего появления мели широкий двор длинными прутьями, связанными в пучок.

Девочке, самой старшей из них, на вид было лет восемь. А двоим мальчишкам – пять-шесть. В одежде с чужого плеча, с подвёрнутыми штанинами и рукавами, подпоясанным бечёвкой платьем, они встретили нас взрослыми, усталыми взглядами, лишёнными любопытства, и тут же вернулись к своему занятию.

У меня в груди похолодело от плохого предчувствия. Кажется, мне здесь не понравится.

Однако поворачивать назад было поздно. Да и лошадь, запряжённая в дрожки, просто не сумела бы этого сделать. Она шла по дорожке вдоль подъездного круга и, послушная воле Ерона, остановилась перед крыльцом большого красивого дома.

В проёме распахнутых дверей стоял сам хозяин.